Штернберки

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Штернберки


Описание герба: Герб Штернберков

Девиз:

лат. Nescit occasum !
чеш. Nezná západu !
(«Никогда не гасни!»)

Титул:

Рейхсграф (с 1661 года), граф (с 1662 года)

Родоначальник:

Дивиш из Дивишова

Ветви рода:

Голицкая ветвь
(XIII век1712 год),
Моравская ветвь
(XIII век1544 год),
Конопиштьская ветвь
XIII века)

Период существования рода:

XII век — наше время

Место происхождения:

Дивишов


Подданство:
Имения:

Штернберк, Чески-Штернберк, Голице, Конопиште, Емниште, Бржезина, Частоловице, Засмуки, Зелена-Гора

Дворцы и особняки:

Штернберкский дворец на Мала-Стране, Штернберкский дворец в Градчанах, Тройский замок

Штернберки на Викискладе

Штернберки или Паны из Штернберка (чеш. Šternberkové, Páni ze Šternberka, нем. Sternberg) — один из влиятельнейших чешских дворянских родов, основанный в начале XII века и достигший наивысшего могущества к XV столетия, вставший во главе оппозиции королю Йиржи из Подебрад. В XIII веке род разделился на три ветви — Моравскую (вымерла к 1544 году), Голицкую (вымерла к 1712 году) и Конопиштьскую (дожили до наших дней).

После 1990 года в собственность Штернберков были возвращены, помимо прочего, замки Чески-Штернберк, Емниште, Бржезина, Частоловице и Засмуки.





Родовой герб

Штернберки носили в своём гербе изображение золотой восьмиконечной звезды на синем поле. Этот герб является гласным поскольку фамилия Штернберк происходит от немецкого слова Stern — звезда. В настоящее время штернберкская геральдическая звезда изображена на гербах Чески-Штернберка, Бенешова, Углиржске-Яновице, Дивишова и других населённых пунктов. От герба Штернберков происходит польский дворянский герб Штернберг.

Ранняя история рода

Основателем рода считается Дивиш (ум. после 1130), дружинник князя Собеслава I. Его сын Здеслав (ум. 1176) занимал должность бургграфа Коуржима и Жатеца. Его внук Дивиш из Дивишова (ум. ок. 1240) в 1224 году был назначен на должность высочайшего маршалка Чешского королевства и, вероятно, основал селение Дивишов. Его сын Здеслав из Дивишова (ум. 1263), отличившийся в битвах против половцев в 1253 году, занимал должность королевского чашника и основал в середине XIII века замок Штернберк в Моравии и замок Штернберк в Чехии. После этого Здеслав стал называться Здеславом из Штернберка.

Здеслав из Штернберка оставил после себя четверых сыновей, трое из которых стали родоначальниками трёх ветвей рода Штернберков: моравской, голицкой и конопиштьской.

Моравская ветвь рода

Основателем моравской ветви Штернберков был Альбрехт из Штернберка (1267—1298), старший сын Здеслава из Штернберка, получивший во владение моравский замок Штернберк. Сам Альбрехт, занимавший должность бургграфа Оломоуца, и его потомки находились на службе у маркграфа Моравии. Его сыновья Дивиш (или Альбрехт) и Здеслав Старший (ум. 1323) также занимали высокие посты при дворе маркграфа.

У Здеслава Старшего было пять сыновей, которые занимали видные административные и судебные должности в Моравском маркграфстве. Одному из них, Штепану из Штернберка (Штепан «Чех») (ум. 1357), его дядя по матери словацко-венгерский магнат и некоронованный король Словакии Матуш Чак Тренчинский, завещал все свои владения. Однако после смерти Матуша Чака в 1321 году против Штепана выступил король Венгрии Карл Роберт, который в том же году осадил его главные словацкие замки, включая резиденцию рода Чака Тренчьянский Град. Таким образом, Штепан не смог получить наследственные владения рода Чака в Словакии. В 1345 году Штепан вместе с братом Альбрехтом недолго исполняли обязанности моравского земского гетмана, то есть наместника маркграфа в Моравии. Кроме замка Штернберк, во владение потомков Штепана из Штернберка со временем перешли Злин, замок Дедице, Рачицкие панства и другие земли. Один из его сыновей, Альбрехт Алеш, выбравший духовную карьеру, был епископом Литомишльским и Шверинским, а также архиепископом Магдебурга (13681371). Потомки Штепана вымерли к 1397 году и замок Штернберк с частью иных владений перешёл по наследству роду панов из Краварже.

Другой сын Здеслава Старшего, Ярослав из Штернберка (ум. 1359), получил замок Гоштейн и панство Забржег. Благодаря своей резиденции, он носил имя Ярослав из Штернберка и Гоштейна. Двое его сыновей в 1373 году поделили его имения: Зденек получил Забржег, а Смил взял Гоштейн. Оба брата умерли не оставив потомства, владения Зденека перешли в казну маркграфства, а владения Смила — по завещанию Штернберкам из Лукова.

Следующий сын Здеслава Старшего, Альбрехт из Штернберка на Усове и Бзенци (ум. 1347/53), унаследовал имение Стари-Светлов, а в дальнейшем присоединил к нему Усов в районе Шумперка. Его потомки мужского пола вымерли к 1392 году. Из их владений панство Стари-Светлов унаследовала Элишка из из Штернберка, внучка Альбрехта, а Злин и Чейковице прибрал к рукам маркграф Йошт Моравский.

Пятый сын Здеслава Старшего, Матоуш из Штернберка (ум. 1371) занимал должности моравского коморника и моравского земского судьи. Он владел панством Луков и Голешов и стал основателем луковско-голешовской ветви Штернберков (пресеклась в 1544 году). Один из его потомков, Ян Старший из Штернберка и Голешова (ум. 1536), был моравским земским гетманом.

Известные представители рода

Ярослав из Штернберка
(1220—1287)
Легендарный победитель татаро-монгольских войск в Моравии в 1241 году.
Ярослав из Штернберка и Весели
(уб. 1420)
В 1415 году подписал письмо чешских панов с протестом против ареста Яна Гуса.
Во время гуситских войн держал сторону короля Сигизмунда. Убит в битве у Вышеграда.
Алеш Голицкий из Штернберка Сторонник короля Сигизмунда. Участник Чаславского сейма (1421) и битвы у Липан (1434)
Кунгута из Штернберка
(1425—1449)
Первая жена Йиржи из Подебрад, мать семерых его детей.
Зденек Конопиштьский из Штернберка
(1420—1476)
Высочайший земский бургграф (1448—1467), глава оппозиции королю Йиржи из Подебрад
(т. н. Зеленогорского единства).
Ладислав из Штернберка
(ум. 1521)
Высочайший коморник Чешского королевства
Ян Старший из Штернберка и Голешова
(ум. 1536)
Моравский земский гетман (1525).
Ярослав Игнац Штернберк
(1643—1709)
2-й епископ Литомержице с 1676 года, придавший Литомержице барочный облик.
Франтишек Йосеф Штернберк
(1763—1830)
Граф Штернберк и Мандерштейн, чешский меценат и просветитель.
Кашпар Мария Штернберк
(1761—1838)
Чешский ботаник, геолог и политик.

Источники

  • [genealogy.euweb.cz/sternbg/sternbg1.html Генеалогия Штернберков]
  • [holesov.jinak.cz/history.php?history=sternberk1&menu=1 Páni ze Šternberka a na Lukově 1370—1479]

Напишите отзыв о статье "Штернберки"

Отрывок, характеризующий Штернберки

– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.