Штокмар, Валентина Владимировна
| Валентина Владимировна Штокмар | |
 | |
| историк, медиевист | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
с. Подушкино Московской губернии |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: |
22 сентября 1984 (70 лет) |
| Место смерти: | |
Валенти́на Влади́мировна Што́кмар (1914—1984) — советский историк, доктор исторических наук, профессор кафедры истории средних веков исторического факультета Ленинградского университета, одна из крупнейших специалистов по истории Англии XV—XVII веков.
Биография
Родилась 14 (1) июля 1914 года в с. Подушкино Звенигородского уезда Московской губернии в семье дворянина Владимира Петровича Штокмара (1882—1914). С осени 1914 г. жила в Петербурге со своей матерью. После окончания школы в 1930 г. поступила на Высшие Государственные курсы иностранных языков и окончила их в 1935 г. сразу по двум отделениям (немецкому и английскому)[1], сдав государственные экзамены в Ленинградском педагогическом институте им. А. И. Герцена по факультету иностранных языков. Ещё до окончания Курсов начала работать в библиотеке Ленинградской государственной консерватории (с 1933 по 1936 г.), а с 1934 также преподавателем иностранных языков в отделе подготовки кадров Академии Наук СССР (1934—1939). В 1939 г. была принята в аспирантуру по кафедре истории средних веков Ленинградского университета, где её учителями стали выдающиеся советские медиевисты И. М. Гревс и Е. А. Кудрявцев, под влиянием которого сформировался интерес к проблемам истории позднего средневековья[2].
Первую, самую тяжелую зиму блокады, Валентина Владимировна вместе с матерью и сестрой (Галиной Завьяловой) прожила в Ленинграде. В феврале 1942 г. от голода умер отчим П. В. Завьялов. В апреле того же года эвакуировалась вместе с университетом в Саратов, где защитила кандидатскую диссертацию «Произведения Свифта как исторический источник».
С 1942 по 1945 г. преподавала в Иркутском педагогическом институте. В 1945 г. была вызвана в ЛГУ для продолжения научной и преподавательской деятельности на историческом и филологическом факультетах. В 1963 г. в Ленинграде была защищена докторская диссертация «Социальная и экономическая политика английской абсолютной монархии второй половины XVI в.».
С появлением на историческом факультете вечернего отделения В. В. Штокмар был поручен курс истории средних веков. Ею был опубликован цикл работ по экономической политике английского абсолютизма и истории английского пуританского движения, англо-шотландских отношений. В. В. Штокмар — одна из авторов коллективных трудов («История крестьянства в Европе». Т. 3. М., 1986), учебников и учебных пособий для вузов. Впервые опубликованная в 1973 году книга «История Англии в средние века» к настоящему времени выдержала три издания.
Исследовательская школа
В. В. Штокмар создала школу исследователей позднесредневековой Англии, интересы которых сосредоточены на изучении наиболее сложных, спорных, переходных эпох[3].
В общей сложности курс истории средних веков в её исполнении слушали около 40 выпусков исторического факультета ЛГУ[4]. Среди учеников В. В. Штокмар — доктора наук и профессора, ведущие российские англоведы[5].
Основные работы
- Идеология английского абсолютизма в письмах Елизаветы Тюдор // Учёные записки ЛГУ. Серия исторических наук. Вып. 17. Л., 1950. С. 223—248.
- Очерки по истории Англии XVI в. Л., 1957.
- Экономическая политика английского абсолютизма в эпоху его расцвета. Л., 1962.
- [www.sedmitza.ru/text/443015.html История Англии в средние века]. Л., 1973. (2-е изд.: СПб.: Алетейя, 2000.)
- Некоторые условия и дипломатическая подготовка объединения Англии и Шотландии в конце XVI — начале XVII вв. // Англия XIV—XVII вв.: Проблемы генезиса капитализма. Вып. 2. Горький, 1974.
- Особенности пуританского движения конца XVI — первой трети XVII в. и начало конфликта между пуританами и абсолютной монархией // Проблемы социальной структуры и идеологии средневекового общества. Вып. 3. Л., 1980.
Напишите отзыв о статье "Штокмар, Валентина Владимировна"
Примечания
- ↑ Семенова Е. П., Федоров С. Е. Предисловие // Штокмар В. В. История Англии в средние века. СПб., 2005. С. 5.
- ↑ Памяти В. В. Штокмар // Средние века. Вып. 49. 1986. С. 230—231.
- ↑ Исторический факультет Санкт-Петербургского университета: 1934—2004 / Под ред. А. Ю. Дворниченко. СПб., 2004. С. 217.
- ↑ Лебедева Г. Е., Якубский В. А. Cathedra medii aevi. СПб., 2007. С. 116.
- ↑ Маркова С. П. Вспоминая Валентину Владимировну Штокмар (к 100-летию со дня рождения) // Средние века. Вып. 75(3-4).- М.: Наука, 2014.
Отрывок, характеризующий Штокмар, Валентина Владимировна
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
