Штраус, Иоганн (отец)

Иоганн Штраус Johann Strauß
Основная информация
Полное имя	нем. Johann Strauß
Дата рождения	14 марта 1804(1804-03-14)
Место рождения	Вена
Дата смерти	25 сентября 1849(1849-09-25) (45 лет)
Место смерти	Вена
Страна	Австрийская империя
Профессии	скрипач, композитор, дирижёр

Иоганн Батист Штраус (нем. Johann Baptist Strauss, более известен как Иоганн Штраус-отец, нем. Johann Strauss Vater, 14 марта 1804, Вена — 25 сентября 1849, там же) — австрийский композитор, скрипач и дирижёр. Родоначальник музыкальной династии Штраусов. Трое его сыновей — Иоганн, Йозеф и Эдуард — тоже стали известными композиторами. Наследие композитора насчитывает 251 творение (из них 152 вальса). Это наследие было бережно сохранено его сыном Иоганном Штраусом-младшим и издано в 1889 году в Лейпциге.

Жизнь и творчество

Иоганн Батист Штраус родился 14 марта 1804 года, в городке Леопольдштадт — народном предместье Вены, в семье владельца гостиницы Франца Боргиаза Штрауса и Барбары Дольман. Его дед, Иоганн Михаэль Штраусс (1720—1800) из Офена, переселился в Вену не позднее 1762 года; матримониальная запись о его бракосочетании в соборе Святого Стефана была сфальсифицирована в период Третьего рейха, поскольку он был евреем по происхождению, крестившимся в католичество.

У мальчика было трудное детство: когда ему исполнилось семь лет, от лихорадки угасла его мать, а ещё через пять лет разорившийся отец утонул в Дунае (по одной из версий это было самоубийство из-за долгов). Опекун отдал его учиться переплетному делу, хотя он просил отдать его учиться музыке. Он стал самостоятельно брать уроки игры на скрипке. При первой возможности бросил мастерскую и стал играть по трактирам.

По воспоминаниям друга семьи и его первого учителя, А. Полишанского, будучи ещё совсем маленьким, мальчик вылезал из-под стола гостиничного трактира и, взяв в руки скрипку, безошибочно повторял мелодию, только что сыгранную трактирными музыкантами. Иоганну Штраусу-отцу принадлежит рождение образа дирижирующего солиста-скрипача. Штраус играл виртуозно, в бешеном темпе и с огромным темпераментом. Современники отмечали, что во время дирижирования его движения были уж больно соблазнительны. Современники сравнивали его с Паганини.

В 23 года он набрал свой первый оркестр. С 1819 года молодой музыкант играет в Венском танцевальном квартете Мишеля Памера, а в 1824 году становится помощником дирижёра оркестра Йозефа Ланнера. Оркестр в ту пору играл в кабачке «У красного петуха» в венском пригороде Тури. У владельца заведения, Йозефа Штрайма, была дочь Анна — большая любительница музыки и танцев. Иоганн женится на ней, и 25 октября 1825 года на свет появляется первый продолжатель династии — Иоганн Штраус (младший). Всего Анна родила ему пятерых детей.

Четыре года Иоганн и Ланнер дружно работали вместе, но потом после публичного скандала расстались и Иоганн пошел своим путём. Первый вальс, написанный Иоганном Штраусом-отцом, прозвучал как сочинение Йозефа Ланнера (что впоследствии, по легенде, послужило причиной разрыва их отношений). Успех вальса придал композитору веру в свои силы — он собирает свой оркестр, пишет вальсы, польки, галопы… И всё же Штрауса поначалу всё время сравнивали с Ланнером, который от этого только проигрывал. Поющая и танцующая Вена раскололась на два лагеря: штраусианцев и ланнерианцев.

Император Франц I все же предпочитал Ланнера и назначил его «управляющим придворными балами». Однако именно Иоганн Штраус получал больше всего приглашений на местные праздники и на выступления в других странах.

В 1832 году в Вену приехал молодой Рихард Вагнер. После того, как он услышал Штрауса, в его дневнике появилась запись: «Незабываемой останется для меня каждая пьеса, которой он дирижирует со скрипкой в руках. Она повергала удивительного Иоганна Штрауса в совершенно дикий, граничащий с бешенством восторг. Этот демон венского музыкального народного духа содрогался в начале любого вальса, словно Пифия на треножнике. Публика, которая на самом деле была более опьянена его музыкой, чем поглощёнными напитками, поднимала настоящий вой, который возносил воодушевление дирижёра со скрипкой на непостижимую для меня высоту».

К 28 годам Штраус стал настолько знаменит, что даже во время холеры в 1832 году в Вене, во время его выступлений зал был переполнен.

В 1833 году началось триумфальное шествие музыки Штрауса по Европе. Композитор был первым, кто представил миру танцевальную музыку — до Штрауса как искусство её не воспринимали. Лондонские музыкальные критики называли его «Моцартом вальсов», «Бетховеном котильонов», «Паганини галопов», «Россини попурри». В 1833—1838 он гастролировал в Будапеште, Берлине, Лейпциге и Дрездене, ездил в Голландию, Бельгию, Париж. В сезон, приуроченный к коронации королевы Виктории провел 72 концерта в Лондоне. Среди композиций Штрауса особенным успехом пользовались «Плач Лорелеи на Рейне» (Loreley-Rheinklagen), «Висячие мосты» (Kettenbrcken) и другие вальсы, вслед за которыми вскоре появилось самое знаменитое сочинение Штрауса — «Марш Радецкого» (Radezky-Marsch).

Он работал до изнеможения, много гастролировал по Европе. Поэтому практически не занимался и не уделял время детям. Единственное за чем он строго следил и этого же требовал от Анны — это чтобы его дети не сочиняли музыку и не играли на скрипке. На фортепьяно играть было можно.

Ланнер, главный соперник Штрауса, безвременно скончался в 1843 году в возрасте 42 лет, и император Фердинанд I назначил Штрауса на освободившуюся придворную должность.

Незадолго до этого у него появилась любовница Эмилия Трамбуш. Она была хозяйкой мельницы. Эмилия родила ему семерых детей.

Отношения с детьми от Анны

Однажды Иоганн застал сына-Иоганна младшего за игрой на скрипке. Он пришёл в страшную ярость, отобрал скрипку и запер её в комод. Анна купила сыну новую скрипку. Иоганн-младший не только продолжил тайком совершенствоваться в музыке, но и пристрастил к скрипке братьев — Йозефа и Эдуарда.

Отец вскоре отдал Иоганна-младшего в Высшее коммерческое училище, а вечерами заставлял работать счетоводом. Сын всё-таки решился и обратился в магистрат за лицензией на право дирижировать оркестром. Мать, опасаясь, что Иоганн-старший наложит вето на выдачу лицензии, спешно подала на развод по причине многолетних измен мужа.

Штраус был в ярости. Он лишил детей от Анны наследства, отписав всё детям Эмилии. Вскоре он официально женился на Эмилии.

В 1848 году во время революции они оказались по разные стороны баррикад. Штраус-сын играл «Марсельезу» для повстанцев, а отец поддерживал Габсбургов и сочинил в честь их успехов «Марш Радецкого», который впоследствии стал одним из неофициальных гимнов Австрии.

Последние дни

Венцы за то, что Штраус не поддержал революцию, стали игнорировать его концерты. Он растерялся, сник. Однажды в порыве гнева он сломал смычок и на следующий день слёг в горячке. Эмилия, думая, что его болезнь заразная, бросила Штрауса и уехала с детьми из дома. Узнав, что Штраус при смерти, бывшая жена Анна с Иоганном-младшим поехали к нему, но в живых его уже не застали.

Композитор скончался от скарлатины в Вене 25 сентября 1849 года, сорока пяти лет от роду.

Похороны Штрауса-старшего были грандиозные, на них присутствовало около 30 тысяч человек. Сын Иоганн на могиле играл «Реквием» Моцарта.

Хотя отец и лишил Иоганна наследства, он вскоре после смерти отца издал полное собрание сочинений отца за свой счёт.

Каждый год в Европе проходит знаменитый «Штраус-фестивале» посвящённый творчеству Штраусов. Испания, Италия, Австрия, Португалия, Франция, Германия — наслаждаются великолепными вальсами, польками, маршами, галопами, увертюрами и ариями из оперетт известнейшей династии композиторов и дирижёров XIX века — Штраусов.

Труды

Некоторые из написанных им произведений:

• Вальсы (152): Жизнь — это танец (Das Leben ein Tanz), Вальс голубок (Taüberl-Walzer), Вальс Венской души (Wiener-Gemüths-Walzer), Песнь Дуная (Donau-Lieder), Демоны (Mephistos Hollenrufe), Тальони-вальс (Taglioni-Walzer), Вальс Баядерок (Bajaderen-Walzer), Электрические искры (Elektrische Funken), Избавитель от всех забот (SorgenBrecher), Венский вальс (Der Wiener Walzer).
• Польки (14) и Галопы (29): Галоп вздохов (Seufzer-Galopp), Галоп-Качуча (Cachuca-Galopp), Индийский галоп (Indianer-Galopp), Полька-Катенька (Kathinka-Polka).
• Кадрили (34): Кадриль Венского карнавала (Wiener-Carnevals-Quadrille), Юбилейная кадриль (Jubel-Quadrille), Кадриль Муз (Musen-Quadrille).
• Марши (16): Триумфальный Австрийский марш (Triumph-Marsch Österreichischer), Парадный марш (Defilir-Marsch), Марш Радецкого (Radetzky-Marsch).

Ссылки

• Штраус, Иоганн (отец) // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• [www.muzcentrum.ru/persons/fperson70/ Штраус Иоганн (отец)]
• [ru.cantorion.org/composers/134/Иоганн_(отец)__Штраус Иоганн (отец) Штраус]
• [www.aggregateria.com/SH/shtraus.html ШТРАУС]
• [www.ulconcert.ru/templates/html011.html «Сказки венского…»]
• [neonway.ru/demon-venskogo-valsa/ Как зарождалась династия Штраус]

Литература

• Соловьёв Н. Ф.,—. Штраус, Иоганн (отец) // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Майлер Ф., И. Штраус. Москва, 1980 год,
• И. Стрельникова. Как Иоган Штраус сделался Иваном Страусом. 2010
• Мейлих Е., Иоганн Штраус. Из истории венского вальса, 2 изд., Л., 1964.

См. также

[ru.rodovid.org/wk/Запись:54178 Штраус, Иоганн (отец)] на «Родоводе». Дерево предков и потомков

• Иоганн Штраус (младший)
• Йозеф Штраус
• Эдуард Штраус

Отрывок, характеризующий Штраус, Иоганн (отец)

– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.