Штраус, Иоганн (сын)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иоганн Штраус
Johann Strauß
Основная информация
Дата рождения

25 октября 1825(1825-10-25)

Место рождения

Вена

Дата смерти

3 июня 1899(1899-06-03) (73 года)

Место смерти

Вена

Страна

Австро-Венгрия Австро-Венгрия

Профессии

композитор

Жанры

Инструментальная музыка, оперетта

Иоганн Штраус-сын (нем. Johann Strauss Sohn; 25 октября 1825, Вена — 3 июня 1899, там же) — австрийский композитор, дирижёр и скрипач, признанный «король вальса», автор многочисленных танцевальных произведений и нескольких популярных оперетт.





Биография

Родился в семье известного австрийского композитора Иоганна Штрауса-старшего. Его прадед Иоганн Михаэль Штраус (1720—1800) из Буды (часть Будапешта) был евреем, принявшим католичество. Двое из четырёх братьев Штрауса-младшего (Йозеф и Эдуард) тоже стали известными композиторами.

Мальчик учился играть на скрипке тайком от отца, который хотел видеть сына банкиром и устраивал яростные скандалы, когда заставал сына со скрипкой в руках. Однако при помощи матери Иоганн-младший продолжал тайком совершенствоваться в музыке. Отец вскоре отдал Иоганна-младшего в Высшее коммерческое училище, а вечерами заставлял работать счетоводом. В 1844 году Иоганн-младший закончил своё музыкальное образование у известных педагогов, которые дали ему блестящие рекомендации (для получения лицензии на профессию). Когда он всё-таки решился и обратился в магистрат за лицензией на право дирижировать оркестром, мать, опасаясь, что Иоганн-старший воспрепятствует выдаче лицензии, подала на развод по причине многолетних измен мужа. Штраус-старший в ответ лишил детей от Анны наследства, отписав всё своё состояние детям своей любовницы Эмилии Трампуш. Вскоре после регистрации развода он женился на Эмилии официально, у них к этому времени было уже семеро детей.

Вскоре Штраусу удаётся набрать небольшой собственный оркестр, и он с успехом выступает в венском казино Доммайера. Репертуар оркестра в значительной степени состоял из его собственных произведений. Первое время сильно мешала зависть со стороны влиятельного отца, который заносил в чёрный список те заведения, где выступал сын, не допускал его на придворные балы и на другие престижные мероприятия, которые считал своей вотчиной. Но, вопреки всем усилиям отца и благодаря почитателям таланта Иоганна-младшего его назначили капельмейстером военного оркестра второго полка гражданской милиции (отец был руководителем оркестра первого полка).

Ещё больше углубила конфликт отца с сыном революция 1848 года. Штраус-старший поддержал монархию и написал верноподданнический «Марш Радецкого». Штраус-младший в дни революции играл «Марсельезу» и сам написал ряд революционных маршей и вальсов. После подавления революции его привлекли к суду, но в конце концов оправдали.

1849: Штраус-старший умер от скарлатины. Иоганн на могиле отца сыграл «Реквием» Моцарта, посвятил памяти отца вальс «Эолова арфа» и издал за свой счёт полное собрание сочинений отца. Отцовский оркестр решил присоединиться к музыкантам сына, и объединённый оркестр отправляется на гастроли по Австрии, Польше, Германии. Всюду он имел огромный успех.

Чтобы наладить отношения с новым императором Францем-Иосифом I, Штраус посвящает ему два марша. Вскоре ему передают все отцовские полномочия на придворных балах и концертах (1852). Приглашений так много, что он нередко отправляет вместо себя одного из братьев. В отличие от отца, он никому не завидовал и шутил, что «братья талантливее меня, просто я популярнее». 1856: первые гастроли Штрауса в России. Он стал постоянным дирижёром летних концертов при Павловском вокзале с огромным окладом (22 тысячи рублей за сезон). В течение пяти лет выступлений в Павловске Штраус переживает серьёзное увлечение русской девушкой, Ольгой Смирнитской (1837—1920), но родители Ольги Василий Николаевич и Евдокия Акимовна Смирнитские воспрепятствовали их браку. Этому роману были посвящены советский фильм «Прощание с Петербургом» и книга Айгнера «Иоганн Штраус — Ольга Смирнитская. 100 писем о любви»[1][2].

В 1862 году Штраус, после сообщения Ольги о своей свадьбе с офицером Семёновского полка Александром Степановичем Лозинским (1840—1920), женился на оперной певице Йетти Халупецкой, выступавшей под псевдонимом «Трефц» (Henrietta Treffz). Биографы отмечают, что Йетти была внешне похожа на Ольгу Смирнитскую[3]. Йетти была старше Штрауса на 7 лет и к тому же имела семерых внебрачных детей от разных отцов. Тем не менее брак оказался счастливым, Генриетта стала верной и заботливой женой и импресарио мужа.

Конец 1860-х — начало 1870-х годов: расцвет штраусовского гения. В этот период он создаёт свои лучшие вальсы: «На прекрасном голубом Дунае» (1866) и «Сказки Венского леса» (1868), лучшие оперетты.

1870: Штраус отказывается от придворных обязанностей (передаёт их брату Эдуарду) и посвящает себя оперетте. Неожиданно, в возрасте 43 лет умирает брат Йозеф.

В 1870-е годы оркестр Штрауса гастролирует по Великобритании, Франции, США. На Бостонском музыкальном фестивале Штраус ставит мировой рекорд, управляя оркестром более чем из 1000 музыкантов. В 1871 году по совету Оффенбаха Штраус пишет свою первую оперетту "Индиго и сорок разбойников", хорошо принятую публикой. Всего он написал 15 оперетт.

1874: новая оперетта «Летучая мышь» поначалу большой популярности не имеет, но всё же многие годы не сходила со сцены венских театров. Триумфальный успех приходит спустя 20 лет, после появления новой редакции (Густав Малер, Гамбург).

1878: после смерти Йетти Штраус женился на молодой немецкой певице Анжелике Дитрих. Вскоре этот брак распадается. В 1882 году Штраус женится в третий и последний раз, на Адели Дойч (1856—1930), вдове сына банкира Антона Штрауса[4]. Она была еврейкой и не хотела переходить в христианскую веру. В католической церкви их бы не стали венчать, поэтому для оформления развода и нового брака Штраус становится протестантом-евангелистом и принимает германское гражданство, став подданным герцога Саксен-Кобург-Готского. Окончательно брак с Аделью был оформлен в 1887 году. Штраус посвятил жене вальс «Адель». Их совместная жизнь сложилась удачно. Несмотря на три брака, своих детей у Штрауса не было.

1880: Штраус едет в Париж проводить в последний путь Оффенбаха.

1885: новый шедевр: оперетта «Цыганский барон», по сюжету повести «Саффи» Мора Йокаи. Музыка оперетты наполнена отчётливым венгерским колоритом. Это самая «оперная» из оперетт Штрауса.[5]

1895: 70-летие Штрауса отмечает вся Европа.

Последние годы Штраус не концертировал и практически не выходил из дома. Но по случаю 25-летия оперетты «Летучая мышь» его уговорили дирижировать увертюрой. Он слишком разгорячился и по дороге домой сильно простудился. Штраус скончался в Вене в возрасте 73 лет от пневмонии, не успев закончить балет «Золушка». Завершил работу над балетом в следующем году Йозеф Байер. Штраус был похоронен на Центральном кладбище Вены.

Всё своё состояние Иоганн завещал музыкальному обществу. Адели досталась только рента. Она пережила мужа на 31 год, полностью посвятив себя созданию музея Штрауса и публикации его произведений. Она даже разыскала и сохранила любовные письма мужа к Ольге.

После смерти Штрауса были поставлены несколько оперетт, смонтированных из различных его произведений. Первой из них стала «Венская кровь», лейтмотивом которой служит одноимённый вальс Штрауса. Штраус незадолго до кончины дал разрешение на создание этого произведения, но сценического успеха оно не имело.

Творчество

За свою жизнь Иоганн Штраус создал 496 произведений, в том числе 168 вальсов, 117 полек, 73 кадрили, 43 марша, 31 мазурку, 15 оперетт, комическую оперу и балет. Он сделал с танцевальной музыкой то, что позднее Гершвин сделал с джазом: поднял до симфонических вершин. Творениями Штрауса восхищались самые разные композиторы, от Оффенбаха до Вагнера, от Легара до Чайковского.

Оперетты и другие театральные постановки

  • Индиго и сорок разбойников (Indigo und die Vierzig Räuber, 1871)
  • Карнавал в Риме (Der Karneval in Rom, 1873)
  • Летучая мышь (Die Fledermaus, 1874)
  • Калиостро в Вене (Cagliostro in Wien, 1875)
  • Принц Мафусаил (Prinz Methusalem, 1877)
  • Жмурки (Blindekuh, 1878)
  • Кружевной платок королевы (Das Spitzentuch der Königin, 1880)
  • Весёлая война (Der lustige Krieg, 1881)
  • Ночь в Венеции (Eine Nacht in Venedig, 1883)
  • Цыганский барон (Der Zigeunerbaron, 1885)
  • Симплициус (Simplicius. 1887)
  • Рыцарь Пасман (Ritter Pásmán, опера, 1892)
  • Принцесса Нинетта (Fürstin Ninetta, 1893)
  • Яблочный праздник (Jabuka, 1894)
  • Ясменник душистый (Waldmeister) (1895)
  • Богиня Разума (Die Göttin der Vernunft, 1897)
  • «Золушка» (Aschenbrödel, 1899, балет, посмертно) — единственный балет в творчестве композитора. Премьера состоялась 2 мая 1901 года на сцене берлинской Королевской оперы (дирижёр Карл Мук, балетмейстер Эмиль Греб, партию Золушки исполнила Антониетта Дель-Эра.
  • Венская кровь (Wiener Blut, 1899, посмертно)

Знаменитые вальсы

  • Песни любви (Liebeslieder, op. 114, 1852)
  • Прощание с Петербургом (Abschied von St Petersburg, op. 210, 1858)
  • На прекрасном голубом Дунае (An der schönen blauen Donau, op. 314, 1867)
  • Жизнь артиста (Künstlerleben, op. 316, 1867)
  • Сказки Венского леса (G’schichten aus dem Wienerwald, op. 325, 1868)
  • Вино, женщины и песни (Wein, Weib und Gesang, op. 333, 1869)
  • Тысяча и одна ночь (Tausend und eine Nacht, op. 346, 1871)
  • Венская кровь (Wiener Blut, op. 354, 1873)
  • Калиостро (Cagliostro-Walzer, op. 370, 1875)
  • Прекрасный май (O schöner Mai!, op. 375, 1877)
  • Розы с юга (Rosen aus dem Süden, op. 388, 1880)
  • Поцелуй (Kuss-Walzer, op. 400, 1881)
  • Весенние голоса (Frühlingsstimmen, op. 410, 1883)
  • Лагуны (Lagunen-Walzer, op. 411, 1883)
  • Венские женщины (Wiener Frauen, op. 423, 1886)
  • Императорский вальс (Kaiser-Walzer, op. 437, 1888)

Музыка Штрауса в кино

Памятники

Памятники Штраусу установлены в Вене и в Павловске под Санкт-Петербургом, где композитор гастролировал 10 сезонов.

Интересные факты

  • При нацистском режиме была сделана попытка скрыть еврейские корни Иоганна Штрауса с помощью фальсификации документов.[6]

Напишите отзыв о статье "Штраус, Иоганн (сын)"

Примечания

  1. Айгнер Томас. [www.colibri.ru/binfo.asp?ch=1&cod=175489 Иоганн Штраус — Ольга Смирнитская. 100 писем о любви. Документальный роман.] М.: Время, 2005, 240 с. ISBN 5-9691-0070-6.
  2. [www.club366.ru/books/html/82026.shtml club366.ru Томас Айгнер. Иоганн Штраус — Ольга Смирнитская. 100 писем о любви]
  3. Владимирская А. Р. Звёздные часы оперетты, 1-е издание, стр. 44.
  4. [www.aeiou.at/js-frau.htm Johann Strauß und seine drei Ehefrauen.]
  5. Владимирская А. Р. Звёздные часы оперетты, 1-е издание, стр. 57.
  6. [www.russian-globe.com/N74/Klein.Shtraus.htm Забыть старого Вольфа.]

Литература

  • Соловьёв Н. Ф.,—. Штраус, Иоганн (сын) // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Владимирская А. Р. [sunny-genre.narod.ru/books/zcho/contents.html Звёздные часы оперетты]. — Л.: Искусство, 1975. — 136 с.
  • Трауберг Л. Жак Оффенбах и другие. М.: Искусство, 1987, глава 9: Штраус.
  • Ярон Г. М. [sunny-genre.narod.ru/books/olzj/contents.html О любимом жанре]. — M.: Искусство, 1963. — 254+илл. с.
  • Айгнер Томас. «Иоганн Штраус — Ольга Смирнитская. 100 писем о любви.» Документальный роман. М.: Время, 2005, 240 с ISBN 5-9691-0070-6
  • Мрочковская-Балашова С. «Мой ангел, мой чертенок. Петербургский роман Иоганна Штрауса и Ольги Смирнитской» ОАО Издательство «Радуга», 2002.

Ссылки

  • [ru.rodovid.org/wk/Запись:54181 Штраус, Иоганн (сын)] на «Родоводе». Дерево предков и потомков* [www.classic-music.ru/straussjr.html Биография Иоганна Штрауса (сына)]

    Отрывок, характеризующий Штраус, Иоганн (сын)

    – О да, ma tante. Кто же это?
    – Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
    – Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
    – Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
    – И не думал, полноте, ma tante.
    – Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
    Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
    – Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
    Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
    Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
    Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
    – Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
    – Кого, ma tante? – спросил Николай.
    – Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
    – Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
    – Так помни же: это не шутка.
    – Какая шутка!
    – Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
    – Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
    «Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
    – Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
    – Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
    Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
    – Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
    – О да, понимаю, – сказала губернаторша.
    – Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
    Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
    – Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
    – Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
    Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
    – Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
    – Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
    – Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


    Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
    Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
    В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
    Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
    – Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
    Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
    «Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
    Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
    Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
    Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
    Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
    Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
    Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
    Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
    Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.