Штром, Иван Васильевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Васильевич Штром

Академик архитектуры, тайный советник,
профессор И.В. Штром
Основные сведения
Страна

Российская империя Российская империя

Дата рождения

30 января (11 февраля) 1823(1823-02-11)

Дата смерти

30 декабря 1887 (11 января 1888)(1888-01-11) (64 года)

Место смерти

Санкт-Петербург, Российская империя

Работы и достижения
Работал в городах

Санкт-Петербург, Киев, Париж, Афины, Гатчина, Саратов, Тамбов, Самара, Житомир, Острог

Важнейшие постройки

Собор Александра Невского (Париж), Александровская больница (Санкт-Петербург)

Награды

Иван Васильевич Штром (30 января (11 февраля) 1823 — 30 декабря 1887 (11 января 1888)) — российский архитектор, академик архитектуры (1853), тайный советник (1880).

Работал в Санкт-Петербурге, Гатчине, Порхове, Киеве (первоначальный проект Владимирского собора, лютеранская кирха и др. здания), Житомире, Остроге, Тамбове, Самаре, Тульской губернии, Саратове (Радищевский музей) и других городах. Строил православные церкви в Афинах, Германии и в Париже.





Биография

Родился в 1823 году (согласно личным документам в архиве Императорской Академии художеств и академическому справочнику[1]; в некоторых других источниках встречаются иные даты — от 1822 до 1825 года).

С 1838 года был вольноприходящим учеником Академии художеств. За время обучения получил малую и большую серебряные медали. В 1842 году окончил Академию в звании свободного художника-архитектора.

Поступил на службу по Военному ведомству.

18441847 — младший архитектор при работах по постройке Гатчинского Императорского дворца и сооружению в Гатчине соборного храма.

18481851 — работал в Греции при постройке Афинского соборного храма.

Первой значительной его работой стала постройка здания Киевского кадетского корпуса.

С 1853 года — Академик архитектуры. Звание получил за проект Владимирского собора в Киеве. Ввиду недостатка средств проект в дальнейшем подвергся значительным изменениям и сокращениям (в частности, количество куполов уменьшилось с 13 до 7); строительные работы и оформление храма велись под руководством других архитекторов.

18581860 — руководил сооружением Собора Александра Невского — русской посольской церкви в Париже.

С 1862 года — почётный вольный общник Академии Художеств.

С 1863 года — член Попечительного совета общественного призрения.

С 1864 года — архитектор по переустройству казенных зданий под тюрьмы.

С 1867 года — профессор. Удостоен звания за построенное по его проекту и под его руководством здание Александровской больницы в Санкт-Петербурге.

Постройки И. В. Штрома:

Перестроил Сельскохозяйственный музей в Санкт-Петербурге.

С 1860-х годов — член техническо-строительного комитета Министерства внутренних дел.

18731888 — инспектор Исаакиевского собора в Санкт-Петербурге.

Признание и награды

Напишите отзыв о статье "Штром, Иван Васильевич"

Примечания

  1. Юбилейный справочник Императорской Академии художеств. 1764–1914 / Сост. С. Н. Кондаков. — Часть II. — Санкт-Петербург, 1914. — С.416.

Литература

Ссылки

  • [dic.academic.ru/dic.nsf/biograf2/14373 Биография в Биографическом словаре на dic.academic.ru]
  • [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/120715/%D0%A8%D1%82%D1%80%D0%BE%D0%BC Биография в Большой биографической энциклопедии на dic.academic.ru]
  • [www.rulex.ru/01250229.htm Биография на сайте «Русский биографический словарь. Сетевая версия.»]
  • [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=138136 Биография на сайте biografija.ru]
  • [www.orbis.spb.ru/topohron/personal/1012947.htm Биография на сайте orbis.spb.ru]

Отрывок, характеризующий Штром, Иван Васильевич

– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.