Штумпф, Карл

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Карл Штумпф
нем. Friedrich Carl Stumpf

Фридрих Карл Штумпф (нем. Friedrich Carl Stumpf; 21 апреля 1848, Визентайд (Нижняя Франкония, Бавария) — 25 декабря 1936, Берлин) — немецкий психолог, философ-идеалист, музыкальный теоретик, ученик Ф. Брентано и Р. Г. Лотце, основатель (вместе с Ф. Брентано) европейского направления функциональной психологии, один из предвестников феноменологии и гештальтпсихологии.





Биография

Карл Штумпф обладал незаурядными музыкальными способностями: играл на шести инструментах, с 10-ти лет сочинял музыку.

В 18651867 гг. изучал эстетику и юриспруденцию в Вюрцбургском университете, где испытал влияние своего учителя Франца Брентано.

В Геттингенском университете (под влиянием другого своего учителя — Г. Лотце) изучал также физику и философию, а в 1869 г. защитил в этом университете докторскую диссертацию по философии: «Платон и теория блага».

В 1870—1873 гг. — приват-доцент Геттингенского университета.

С 1873 г. — профессор кафедры философии Вюрцбургского университета (по рекомендациям Брентано и Лотце).

В 1879-84 гг. — профессор университета в Праге.

В 1884-89 гг. — профессор университета в Галле.[1]

В 1889-93 гг. — профессор университета в Мюнхене.

В 1894—1923 гг. — профессор Университета Фридриха-Вильгельма в Берлине, где явился одним из основателей и директором Института экспериментальной психологии.

В 1907—1908 гг. занимал должность ректора Берлинского университета.

Почётный доктор Берлинского университета (1910).

Научный вклад

Основное направление научной деятельности Карла Штумпфа — психологические проблемы восприятия звуковых тонов и связанные с этими проблемами вопросы теории музыки.

Штумпф рассматривал музыку как уникальный феномен культуры, и поэтому результатам опытов, проводимых натренированными в интроспективном анализе сознания психологами (школа В. Вундта), в качестве заслуживающих большего доверия он противопоставлял свидетельства экспертов-музыкантов.

Одним из главных понятий психологии звука Штумпфа является «сплавление» звуков: множественность звуков, которые образуют в сознании слушателей единое, цельное созвучие. При таком подходе диссонанс рассматривается в качестве «индивидуации» звуков из этого единства.

Штумпф внёс самый крупный после Гельмгольца вклад в исследования психологической акустики. Но, в отличие от Гельмгольца, Штумпф выступал против «объективных методов» исследования, декларируя таким образом идею невозможности жесткого различения между физическими и психическими явлениями, что предполагало необходимость изучения в области психоакустики целостных психо-физических комплексов.

К. Штумпф заложил основы концепции «двух компонент высоты музыкального звука», согласно которой, с изменением одного физического параметра звука — частоты его колебаний — одновременно изменяются два психологических признака звука — его тембр и высота.

Карл Штумпф первым в истории психологии начал проводить эмпирические исследования в области музыкальных восприятий (Tonpsychologie, «Психология музыкальных восприятий», т. 1—2, 1883—90)

Согласно Штумпфу, тематическая область психологии (впервые названная им «феноменологией») подразделяется на три основные части:

  • «феномены» — содержание чувств или воображения;
  • «психические функции» — восприятие, воление, желание и т. п.;
  • «имманентные отношения» между психическими функциями и феноменами.

В свою очередь, психические функции, по Штумпфу, подразделяются не «интеллектуальные» (восприятие, разумение и суждение) и «эмоциональные» («эмотивные» или «аффективные»), представленные биполярными отношениями: «радость — печаль», «желание — отвержение», «стремление — избегание» и т. д.) Определённый эмоциональный оттенок могут приобрести и некоторые явления, которые были названы «чувственными ощущениями».

Согласно Штумпфу, психология есть пропедевтическая фундаментальная наука (Vorwissenschaft), задача которой — научное описание и эмпирическое исследование т. н. «первичных» и «вторичных» феноменов, а также «психических функций», вне зависимости от их причинных отношений. При этом, феномены не подлежат сведению к более элементарным элементам в силу присущих им структурных свойств. Окончательное построение психологии, по мысли Штумпфа, должно стать основой всех частных наук о природе и человеке.

Штумпф вводит понятие «ощущение чувств» (Gefühlsempfindungen): Gefühlsempfindungen — это такое ощущение, содержанием которого является чувство.

Сформулировал также «интенциональную теорию эмоций», которая не утратила своей актуальности и по сей день.

Явился автором труда «О психологическом происхождении пространственных представлений» (1873).

Достаточно много внимания Штумпф уделил также вопросам истории философии и этики.

Своими исследованиями и разработками Штумпф предвосхитил не только феноменологию Гуссерля[2] , но и основные идеи гештальтпсихологии[3] : учениками Штумпфа были основатели гештальтпсихологии К. Коффка, М. Вертгеймер и В. Кёлер, который в 1921 г. сменил ушедшего в отставку Штумпфа на посту директора созданного им Института экспериментальной психологии при Университете Фридриха-Вильгельма в Берлине, а также А. П. Болтунов.

Научно-общественная деятельность

Штумпф вёл активную научно-общественную деятельность.

Он, кроме всего прочего, являлся сопрезидентом (совместно с Теодором Липпсом) III Международного психологического конгресса (Мюнхен, 1896).

В 1904 году Штумпфом и его учеником Э. М. фон Хорнбостелем был официально открыт Берлинский фонограмархив — собрание этнографических музыкальных записей. Основой для архива послужили многочисленные фонографические записи, сделанные Штумпфом и его учениками в ходе исследований музыкального восприятия и музыки разных народов.

Карл Штумпф оставил о себе доброю память также и в качестве одного из соучредителей «Общества детской психологии» («Gesellschaft für Kinderpsychologie»), целью которого являлось привлечение внимания родителей и воспитателей к особенностям и закономерностям психического развития подрастающего поколения.

Организовал также общество по зоопсихологии, содействовал поездке своего ученика В. Кёлера в Африку для изучения поведения человекообразных обезьян.

На протяжении многих лет Штумпф тесно общался и плодотворно сотрудничал со многими выдающимися психологами своего времени: Э. Герингом, У. Джемсом, Г. Гельмгольцем, Г. Эббингаузом, В. Дильтеем и другими.

Основные научные труды

  • Über den psychologischen Ursprung der Raumvorstellung. Lpz., 1873.
  • Tonpsychologie, 1883, Bd. 1, 1890, Bd. 2 («Психология музыкальных восприятий»).
  • Leib und Seele. Lpz., 1903
  • Erscheinungen und Funktionen, 1907.
  • Zur Einteilung der Wissenschaften, 1907.
  • Philosophische Reden und Vorträge. Lpz., 1910.
  • Die Anfänge der Musik, 1911 (рус. пер. «Происхождение музыки». Л., 1927).
  • Franz Brentano, Münch., 1919.
  • Die Deutsche Philosophie der Gegenwart in Selbstdarstellung, vol. V. Bd 5, Lpz., 1924.
  • Gefühl und Gefühlsempfindung, 1928.
  • Erkenntnislehre, 1939—1940 Bd. 1-2. (в рус. пер. были изданы: «Явления и психические функции» / Новые идеи в философии. Сб. 4, СПб., 1913; «Душа и тело» / там же. Сб. 8, СПб.).

См. также

Напишите отзыв о статье "Штумпф, Карл"

Примечания

  1. В 1886 году к Штумпфу в Галле на должность приват-доцента приехал Гуссерль, который посвятил свои «Логические исследования» Штумпфу.
  2. Э. Гуссерль был учеником Штумпф в Галле. На Гуссерля оказало большое влияние проводимое Штумпфом (не без влияния со стороны Брентано) отделение психологического явления (то есть принадлежащего к сфере феноменологии чувственного содержания образов, сохраняющихся в памяти) от психических функций (актов, состояний, переживаний). Гуссерль был согласен со Штумпфом в том, что прогрессивное развитие в сфере психического не всегда подчинено прогрессивному развитию в сфере физического. Таким образом, Штумпф явились как бы посредствующим звеном между учениями Брентано и Э. Гуссерля.
  3. Всесторонне исследуя феномен синтеза звуков, Штумпф фактически предвосхитил введение в психологическую науку само понятия «гештальт».

Литература

  • Штумпф, Карл // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Кунцман А. И., Психология мышления Ф. Брентано, Г. Уфуэса, Э. Гуссерля и К. Штумпфа, в сборнике: Новые идеи в философии, сб. 16, СПБ. 1914.
  • Festschrift С. Stumpf zum 75. Geburtstag, в сб.: Psychologische Forschung, Bd 4, В., 1923.
  • Köhler W., С. Stumpf zum 21. April 1928, «Kantstudien», 1928, Bd 33, H. ½.
  • Hartmann Ν., Gedächtnisrede auf С. Stumpf, В., 1937.

Отрывок, характеризующий Штумпф, Карл


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.