Русско-украинский штундизм

Русско-украинский штундизм Штунда
Русское духовное собрание с чтением и объяснением Библии
Основная информация
Конфессия	штундизм
Богословское направление	пиетизм
Система управления	конгрегационализм
Председатель	отсутствовал
Дата основания	начало 1860-х годов
Центр	отсутствовал
Территория	Российская империя
Язык богослужения	национальный
Численность

Русско-украинский штундизм (шту́нда; от нем. Stunde — час, для чтения и толкования Библии) — христианское общественно-религиозное движение, получившее распространение в XIX веке сначала в южных губерниях Украины, а затем и в других местностях Российской империи. Помимо посещения церкви, штундисты собирались для совместного чтения и изучения Библии.

Возникновению и развитию русско-украинского штундизма способствовали немецкие штундисты из немецких колоний в Херсонской губернии, однако исследователи не считают русско-украинский и немецкий штундизм единым движением или конфессией. В конце XIX века русско-украинские штундисты, в основном, влились в Союз русских баптистов.

В документах и литературе движение иногда именуется штундобаптизмом. В обличительной «антисектантской» литературе, в публицистике и в официальном делопроизводстве конца XIX — начала XX века термин «штундисты» иногда применялся расширительно — к русским баптистам, евангельским христианам-пашковцам, адвентистам и последователям ряда иных религиозных течений.

Причины возникновения

Баптизм
Фон Христианство Протестантизм Евангельские христиане Штунда
Вероучение Баптистское вероучение Пять основ протестантского богословия
Лица Вилер, Иоганн Павлов, Василий Гурьевич Воронин, Никита Исаевич Мазаев, Дей Иванович Проханов, Иван Степанович Каргель, Иван Вениаминович Карев, Александр Васильевич Винс, Георгий Петрович Сипко, Юрий Кириллович Смирнов, Алексей Васильевич
Организации Союз русских баптистов ВСЕХБ МСЦ ЕХБ РС ЕХБ ВСЦ ЕХБ Всемирный союз баптистов

Исследователи отмечают массовый и стихийный характер возникновения в крестьянской среде штундистских кружков, вызванных повышенным интересом к Библии. Причинами тому были:

• Издание Библии в понятном широким слоям населения русском Синодальном переводе. В 1818 году были переведены на русский язык четыре Евангелия, в 1822 году на русском языке была напечатана Псалтирь, разошедшаяся в течение 2 лет в 100 тысячах экземпляров. После воцарения Николая I деятельность Российского библейского общества, занимавшегося переводом и распространением Библии, была приостановлена. Однако в 1860—1861 годах был издан Новый Завет в русском переводе, а в 1860—1870-х — книги Ветхого Завета.
• Рост грамотности среди крестьян.
• Рост недовольства самодержавием и условиями, на которых было отменено крепостное право
• Недовольство «господствующей» РПЦ.

Важно отметить, что схожие процессы одновременно или несколько позже происходили и в других регионах, и в других социальных слоях Российской империи. Широко известны «духовные пробуждения» в Закавказье, в Киевской губернии и в Петербурге.

Одно движение или несколько?

Вследствие стихийного характера движения штундисты не имели ни единого общепризнанного лидера, ни централизованной организации, ни единого богословия. «Ни догматическое, ни нравственное учение секты не поддается определению с достаточной полнотой и ясностью; в разных отдельных случаях получаются различные характеристики секты», - писал А. К. Бороздин в статье «Штундизм» Энциклопедического словаря Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона.

Так, Н. М. Никольский насчитал в штундизме четыре направления: «библейских христиан» или (по официальной терминологии) «великорусскую штунду», «духовных христиан» или (по официальной терминологии) «южнорусскую штунду», а также возникшую в конце 1870-х годов в Тверской губернии «секту» крестьянина Василия Сютаева и «штундо-баптизм». Другие исследователи приводили свои варианты классификации штундистских течений.

В то же время существовали общие для всех штундистских групп черты, такие как повышенный интерес к Библии и пиетизм, благодаря которым большинство исследователей говорят о русско-украинском штундизме как об одном движении, хотя и весьма разнообразном.

Происхождение

Иерархи православной церкви и значительная часть светской бюрократии считали штундизм серьёзной угрозой духовной целостности российского общества. Это привело к тому, что бурная общественная дискуссия вокруг штундизма, особенно о вопросе его происхождения, имеет ярко выраженный идеологический характер. Существует несколько основных позиций в вопросе о происхождении штундизма.

Позиция православных авторов

В 1880-х — 1910-х годах вышли десятки книг и статей о штундизме, имевших обличительный характер и предназначенных для помощи православным миссионерам в борьбе с «сектой». «Заветная цель подобных работ была предопределена заранее — доказательство ложности сектантства, — отмечал Л. Н. Митрохин. — Поэтому они неизбежно приобретали характер манипулятивных построений, в которых фактический материал привлекался лишь в той степени и в том виде, в котором он укладывался в исходную схему благочестивого обличительства».

Одним из ключевых пунктов обличения штундизма были доказательства отсутствия у него корней в отечественной почве и представление его исключительно как продукта враждебного чужеземного влияния. В качестве доказательства Митрохин приводит слова одного из критиков штундизма протоиерея Т. И. Буткевича, считавшего, что «В русском сектантстве — всё чужое! <…> Говорить о сектанстве, как о „самородном, самобытном и самостоятельном выражении духовной жизни русского народа“ значит — не только не понимать или умалять, но и оскорблять творческий гений великого народа»..

Позиция русских народников и либералов

Одновременно с православной литературой на волне нарастающих в обществе антиклерикальных настроений было издано значительное количество научных, публицистических и художественных трудов о «сектантах» со стороны светских авторов, придерживавшихся либерально-народнических взглядов. Они открыто полемизировали с официальным «сектоведением». Ряд таких авторов настаивал на «исконно русском» происхождение штундизма, как преемника традиционных русских сект, таких как духоборы и молокане. «Штунда не есть какое-нибудь завезенное и пересаженное с запада явление», — утверждал один из таких авторов Г. Емельянов. По его мнению, штунда представляла собой «видоизменение прежней молоканско-духоборской секты, принявшей новое название и утвердившейся на новой почве».

С ними был солидарен имевший репутацию «отца» российского штундизма пастор Карл Бонекемпер, утверждавший, что штундизм немецких колонистов — лишь одна из форм лютеранства, не имеющая прямого отношения к стихийно возникающим на российской почве религиозным новообразованиям.

Позиция советских религиоведов

Наиболее видные советские религиоведы, такие как В. Д. Бонч-Бруевич, А. И. Клибанов, Л. Н. Митрохин, видели в штундизме религиозную трансформацию социального протеста населения против самодержавия и РПЦ. Они указывали на фальшивость самого термина «штундизм». По их мнению, ярлык «штундизм» навешивался проправительственными и проправославными пропагандистами на стихийно возникавшие группы по изучению Библии с целью их дискредитации. «Русское правительство склонно называть всех отступивших от православия общим именем „штундисты“, — писал В. Д. Бонч-Бруевич. — На наших глазах совершается то же, что было в давние времена с альбигойцами. Господствующий класс Альби, Прованса и Лангедока в XIII столетии по почину папы называл „альбигойцами“ всех противящихся католицизму. Господствующий класс России вместе с правительством стремится называть „штундизмом“ народные массы, идущие против православия и связанного с ним самодержавия. Общее название облегчает создание общих репрессивных мер и единого плана преследования всех вообще сектантов». Как отмечал А. И. Клибанов, «штундизм — ни что иное, как условное церковно-тенденциозное наименование совокупности религиозно оформленных крестьянских движений, развивавшихся в 60-70 годах XIX в.»

Позиция протестантских историков

Среди историков, философов и богословов, представляющих современные евангельские конфессии ведется обширная полемика по вопросу самоидентификации этих конфессий и их происхождения. Важную роль в этой полемике играет вопрос происхождения штундизма, как предшественника этих конфессий. При этом по мнению доктора богословия Андрея Пузынина, на самоидентификацию российских евангельских конфессий существенно влияют социально-политические изменения в обществе, переменчивые культурные нормы и идеология.

Ряд современных российских авторов (в том числе С. В. Савинский, М. С. Каретникова, В. А. Бачинин) настаивают на том, что их конфессии имеют самобытное русское происхождение, всегда существовавшее параллельно «структурированному и ритуалистическому» православию, в то время как известные украинские авторы С. В. Санников и Ю. Е. Решетников считают их продуктом уникального синтеза православия и протестантизма.

По мнению историка баптизма Альберта Вардина, немецкий штундизм сыграл важную роль в становлении русско-украинского штундизма, однако затем последний пошёл по собственному пути. Русско-украинские штундисты не образовывали реформатских или лютеранских общин, не приняли их исповеданий веры, и их системы церковного устройства, отстаивая принцип независимости каждой поместной общины. Кроме того, в отличие от немецких штундистов, русско-украинские штундисты вышли из лона православной церкви, одновременно не признавая священнодействий и официальных протестантских церквей.

Описание

Собрания штундистов состояли из совместного чтения и последующего обсуждения Библии Синодального перевода, молитвы и хорового пения духовных песен.

Большое внимание уделялось практическому применению принципов христианской морали в жизни, в связи с чем даже противниками штундизма в лице православного духовенства и представителей властных структур признавалась высокая нравственность большинства последователей этого движения.

Изначально последователи штундизма из числа украинцев и русских не стремились к разрыву отношений с православной церковью, продолжая посещать православные церковные богослужения, а для крещения детей, совершения браков и погребения умерших обращаясь к православным священникам. Однако рост движения вызвал обеспокоенность церковных иерархов и представителей государственной власти, вследствие чего к штундистам стали применяться репрессивные меры за неразрешенные религиозные собрания, что все более осложняло их отношения с православием.

История движения

По одной из версий, основателем штундистского движения в Германии был Якоб Шпенер, умерший в 1705 году в Берлине. Среди немецких колонистов в России первый такой кружок возник в 1817 году. Это движение стало популярно среди немецких колонистов. Начало русско-украинскому штундизму было положено именно благодаря «библейским часам» немецких штундистов, на которые приглашались и русские крестьяне, работавшие на колонистов. Так обратились двое крестьян из деревни Основы Одесского уезда Херсонской губернии — Федор (по другим сведениям — Иван) Онищенко в 1858 (или 1852) году и Михаил Ратушный в 1861 году. Они сыграли значительную роль в распространении штундизма среди русских крестьян.

Временем окончательного выделения русско-украинского штундизма в самостоятельное религиозное течение принято считать 1869—1871 годы XIX века, когда члены сначала новопиетических общин Елизаветградского (1869—1870), а затем и Одесского уезда (1871) крестились по обряду, принятому у баптистов и братских меннонитов.

Таким образом, постепенная эволюция богословских взглядов штундистов привела к принятию большинством их общин уже в начале 80-х годов XIX века баптистского вероучения. В 1884 году большинство штундистских общин вошло в Союз русских баптистов Южной России и Кавказа.

Часть штундистов, не принявшая баптистского вероучения, сохраняла свою самостоятельность и до начала XX века. К ним относится т. н. младо-штундизм (Духовная штунда), не имевший строгих правил в отношении культа и отвергавший святость всех таинств, включая крещение. Часть младо-штундистов впоследствии приняла воззрения духоборов и толстовцев.

4 июля 1894 г. положением Комитета Министров Российской империи штундизм был объявлен «сектою особенно вредною в церковном и общественно-государственном отношениях», а последователям учения запрещалось собираться на общественные молитвенные собрания, при этом под определение "штундизма" попали и баптисты, и представители других протестантских движений.

Несмотря на прекращение существования штундизма как самостоятельного течения в XX веке, до настоящего времени в отдельных местностях в разговорной речи штундистами именуются представители баптистских, пятидесятнических церквей и некоторых иных направлений евангельского христианства.

Численность

К 1882 году в Херсонской, Екатеринославской и Киевской губерниях (хотя распространение штундизма не ограничивалось только ими) было уже около 1000 членов штундистских поместных общин. В то же время по официальным данным херсонского губернатора в 1881 году всех штундистов (без разделения на баптистов и собственно штундистов) только в Херсонской губернии числилось 3363 души.

Литература

• Бороздин А. К. Штундизм // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Клибанов А. И. История религиозного сектантства в России (60-е годы ХIХ в. — 1917 г.). — М.: Наука, 1965. — 348 с.
• Митрохин Л. Н. Баптизм: история и современность (философско-социологические очерки). — СПб.: РХГИ, 1997. — 480 с. — 2500 экз. — ISBN 5-88812-037-5.
• Никольская Т. К. Русский протестантизм и государственная власть в 1905— 1991 годах. — СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2009. — 356 с. — (Территории истории; Вып. 2). — ISBN 978-5-94380-081-8.
• Савинский С. История русско-украинского баптизма — Одесса: изд. «Богомыслие», 1995.

Отрывок, характеризующий Русско-украинский штундизм

– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.
Когда он подошел к комнате сестры, княгиня уже проснулась, и ее веселый голосок, торопивший одно слово за другим, послышался из отворенной двери. Она говорила, как будто после долгого воздержания ей хотелось вознаградить потерянное время.
– Non, mais figurez vous, la vieille comtesse Zouboff avec de fausses boucles et la bouche pleine de fausses dents, comme si elle voulait defier les annees… [Нет, представьте себе, старая графиня Зубова, с фальшивыми локонами, с фальшивыми зубами, как будто издеваясь над годами…] Xa, xa, xa, Marieie!
Точно ту же фразу о графине Зубовой и тот же смех уже раз пять слышал при посторонних князь Андрей от своей жены.
Он тихо вошел в комнату. Княгиня, толстенькая, румяная, с работой в руках, сидела на кресле и без умолку говорила, перебирая петербургские воспоминания и даже фразы. Князь Андрей подошел, погладил ее по голове и спросил, отдохнула ли она от дороги. Она ответила и продолжала тот же разговор.
Коляска шестериком стояла у подъезда. На дворе была темная осенняя ночь. Кучер не видел дышла коляски. На крыльце суетились люди с фонарями. Огромный дом горел огнями сквозь свои большие окна. В передней толпились дворовые, желавшие проститься с молодым князем; в зале стояли все домашние: Михаил Иванович, m lle Bourienne, княжна Марья и княгиня.
Князь Андрей был позван в кабинет к отцу, который с глазу на глаз хотел проститься с ним. Все ждали их выхода.
Когда князь Андрей вошел в кабинет, старый князь в стариковских очках и в своем белом халате, в котором он никого не принимал, кроме сына, сидел за столом и писал. Он оглянулся.
– Едешь? – И он опять стал писать.
– Пришел проститься.
– Целуй сюда, – он показал щеку, – спасибо, спасибо!
– За что вы меня благодарите?
– За то, что не просрочиваешь, за бабью юбку не держишься. Служба прежде всего. Спасибо, спасибо! – И он продолжал писать, так что брызги летели с трещавшего пера. – Ежели нужно сказать что, говори. Эти два дела могу делать вместе, – прибавил он.
– О жене… Мне и так совестно, что я вам ее на руки оставляю…
– Что врешь? Говори, что нужно.
– Когда жене будет время родить, пошлите в Москву за акушером… Чтоб он тут был.
Старый князь остановился и, как бы не понимая, уставился строгими глазами на сына.
– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…