Штурмовые отряды

Запрос «Штурмовики» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Штурмовые отряды
нем. Sturmabteilung
Эмблема СА
Другие названия:	Коричневорубашечники
Является частью:	НСДАП
Идеология:	Национал-социализм
Этническая принадлежность:	Немцы
Девиз:	Deutschland, erwache! (Германия, проснись!)
Лидеры:	Эрнст Юлиус Рём Франц Пфеффер фон Заломон Герман Геринг Виктор Лютце Вильгельм Шепманн
Штаб-квартира:	Мюнхен
Активна в:	Германия
Дата формирования:	1921 год
Дата роспуска:	1945 год
Союзники:	СС Стальной шлем
Противники:	Союз красных фронтовиков Рейхсбаннер
Количество членов:	около 3 миллионов (1934)
Участие в конфликтах:	Пивной путч Ночь длинных ножей Вторая мировая война
Крупные акции:	Пивной путч Хрустальная ночь

Штурмовые отряды (нем. Sturmabteilung), сокращённо СА, штурмовики; также известны как «коричневорубашечники» (по аналогии с итальянскими «чёрнорубашечниками») — военизированные формирования Национал-социалистической немецкой рабочей партии (НСДАП).

Созданы 3 августа 1921 года на базе некоторых подразделений «Добровольческого корпуса». 4 ноября 1921 года получили название «Штурмовых отрядов». После «пивного путча» в 1923 году были запрещены, но продолжали действовать под другим названием. Вновь легализованы в 1925 году. Руководители СА на местах постоянно вступали в конфликт с руководством НСДАП, что в 1930 году вылилось в «мятеж Штеннеса», после которого Гитлер лично возглавил штурмовые отряды, став Верховным фюрером СА (оставался им до 1945 года).

Штурмовые отряды сыграли решающую роль при подъёме национал-социалистов. После прихода НСДАП к власти штурмовые отряды короткое время имели статус вспомогательной полиции, но после лета 1934 года (так называемая «ночь длинных ножей», когда руководство СА во главе с Эрнстом Рёмом было уничтожено) они потеряли значение, и главной боевой организацией НСДАП стала СС.

Из членов СА формировались части СС «Мёртвая голова» (занимались охраной концлагерей), а также дивизия СС «Хорст Вессель» (на её петлицах был изображён символ СА). Кроме того, гражданская администрация на оккупированных территориях формировалась в основном из членов СА. СА были основной ударной силой погромов «Хрустальной ночи».

Отряды СА, сильно сократившиеся численно, просуществовали до 1945 года, причём до 1943 года их возглавлял назначенный Гитлером и участвовавший в чистке Виктор Лютце, а после его гибели в автомобильной катастрофе — Вильгельм Шепман. Но к этому времени штурмовики уже не играли никакой роли в политике. Возможно, именно поэтому Нюрнбергский процесс не признал членов СА (в отличие от членов СС) преступной группой.

Основными функциями СА после 1934 года были:

• пропаганда;
• допризывная и послепризывная подготовка;
• гражданская оборона и ликвидация последствий чрезвычайных ситуаций;
• организация трудовой повинности населения.

Законом союзнического Контрольного совета в Германии № 2 от 10 октября 1945 года СА вместе с НСДАП и другими связанными с этой партией организациями были запрещены, их имущество конфисковано.

Организационная структура

СА состояла из групп (gruppe), группы из подгрупп (untergruppe), подгруппы из штандартов (standarte), штандарт из штурмбаннов (sturmbann), штурмбанн из штурмов (sturm), штурм из трупп (trupp), труппа из шаров (schar), шар состоял из членов.

Группы

До 1931 года — высшие руководящие районы (oberfuehrerbereich) во главе с оберфюрерами (oberführer), до 1929 года — края (gau) во главе с гауфюрерами (gauführer). Территориально группы соответствовали практически всем провинциям Пруссии и Гессена, средним землям, группам из провинций и мелких земель, функционально группы СА соответствовали дивизиям рейхсвера. Одна гау НСДАП обычно выставляла одну гау СА.

Возглавлялись группенфюрерами (gruppenführer). Группы состояли из подгрупп.

Подгруппы

До 1931 года — бригады (brigade), до 1929 года — районы (kreis) во главе с крейсфюрерами (kreisführer). Территориально подгруппы соответствовали административным округам, функционально — бригадам в регулярных армиях.

Возглавлялись бригадефюрерами (brigadeführer). Подгруппы состояли из штандартов.

Штандарты

До 1931 года — полки (regiment) во главе с региментсфюрерами (regimentsführer), до 1929 года — округа (bezirk), во главе с бецирксфюрерами (bezirksführer). Территориально штандарты соответствовали городским районам или внерайонным городам с прилегающими к ним территориями, функционально штандарты соответствовали полкам рейхсвера.

Возглавлялись штандартенфюрерами (standartenführer). Штандарт состоял из 3 штурмбаннов.

Штурмбанны

До 1931 года — эскадроны (staffel) во главе с штаффельфюрерами (staffelführer). Территориально штурмбанны соответствовали районам, городским районам, внерайонным городам, мелким землям, функционально соответствовали батальонам рейхсвера. Один район НСДАП обычно выставлял один штурмбанн СА.

Возглавлялись штурмбаннфюрерами (sturmbannführer). Штурмбанны состояли из 2 штурмов.

Штурмы

До 1931 года — сотни (hundert) во главе с хундершафтсфюрерами (hunderschaftsführer). Территориально штурмы соответствовали амтам, функционально соответствовали ротам рейхсвера.

Возглавлялись штурмфюрерами (sturmführer). Штурм состоял из 3-5 трупп.

Труппы

До 1931 года — взводы (zug) во главе с цугфюрерами (zugführer). Территориально труппы соответствовали городам, общинам и округам, функционально соответствовали взводам рейхсвера. Одна местная группа НСДАП обычно выставляла один трупп СА.

Возглавлялись труппфюрерами (truppführer). Труппа состояла из 3-6 шаров.

Шары

До 1931 года — группы (gruppe) во главе с группенфюрерами (gruppenführer). Территориально шары соответствовали сёлам, улицам, группам улиц, группам из нескольких многоквартирных жилых домов, функционально соответствовали отделениям рейхсвера. Если в составе местной группы НСДАП были блоки, то один блок обычно выставлял один шар.

Возглавлялись шарфюрерами (scharführer). В шар входили от 4 до 12 штурмовиков.

Верховные руководители СА (нем. Oberste SA-Führer)

• Эмиль Морис (1920—1921)
• Ганс Ульрих Клинцш (1921—1923)
• Герман Геринг (1923)
• Нет (1923—1925) СА расформированы
• Франц Пфеффер фон Саломон (1926—1930)
• Адольф Гитлер (1930—1945)

Чтобы обеспечить лояльность СА, Гитлер персонально возглавил организацию в 1930 году и оставался Верховным руководителем СА (Oberster SA-Führer) до конца Третьего Рейха. После 1931 года Начальник штаба СА (Stabschef), например, Эрнст Рём, осуществлял непосредственное руководство СА.

Начальники штаба СА (нем. Stabschef)

После создания должности в 1929, Начальник штаба СА осуществлял непосредственное руководство СА.

• Отто Вагенер (1929—1931)
• Эрнст Рём (1931—1934)
• Виктор Лютце (1934—1943)
• Вильгельм Шепманн (1943—1945)

Вагенер имел должность Начальника штаба СА, звание было создано Эрнстом Рёмом. Лютце наследовал Рёму после убийства Рёма. Шепманн стал преемником Лютце после гибели Лютце в автокатастрофе.

Чины и знаки различия СА

После Первой мировой войны Германия утратила свои африканские колонии и на складах залежалось большое количество тропической униформы, которую и скупил по дешёвке Геринг для создаваемых штурмовых отрядов. С тех пор коричневый цвет формы СА прочно ассоциируется с нацизмом.

Специальные и воинские звания СС (группенфюрер, штурмбаннфюрер, штандартенфюрер и т. п.) первоначально появились в СА и в несколько модифицированном виде были заимствованы эсэсовцами.

В отличие от СС, знаки различия имели разные цвета (жёлтый, чёрный, голубой и т. д.) в зависимости от региона. На петлицах младшего состава помещался также номер подразделения. Члены Главного штаба носили красные знаки различия. На петлицах Начальника штаба Рёма была изображена шестиконечная звезда в венке (после его убийства заменена на три дубовых листа в венке).

Кинжал СА

Личный кинжал СА был первым кинжалом, официально принятым на вооружение и одобренным партией 15 декабря 1933 года. В основу его дизайна был положен традиционный швейцарский охотничий кинжал XVI века Holbein. На клинке была выгравирована надпись «Alles für Deutschland» (Все для Германии).

Первоначально ножны были оксидированными, а весь металлический прибор рукояти и ножен изготавливался из мельхиора. В более поздних вариантах ножны покрывались краской, а детали прибора делались из более дешевого никелированного сплава. В конце 1934 года кинжалы СА стали проходить контроль качества RZM (Reichzeugmeisterei), что подтверждалось соответствующим клеймом. В функции RZM входило не только обеспечение партийных организаций соответствующим снаряжением, но и контроль за стандартизацией и качеством поставляемой продукции.

Вручение наградных кинжалов данного типа происходило поэтапно, известно, что аналогичными кинжалами СС было произведено 9800 награждений, но нет сведений о количестве врученных кинжалов СА с дарственной надписью Рёма. После известной «ночи длинных ножей», когда все бывшее руководство Штурмовых отрядов было уничтожено, а сам Рём из кумира нации в одночасье превратился во «врага народа», владельцы кинжалов спешили избавиться от компрометирующей надписи на клинке, все боялись быть обвиненными в симпатиях к поверженному вождю СА. Поэтому в специальной литературе кинжалы СА Рёма подразделяются на три типа: с целой надписью, с частично убранной и с полностью удаленной. На наградных клинках для высшего сословья орел несколько отличался, так как изготавливался на заказ из серебра, у орла не было нимба вокруг головы

См. также

• Штурмовик Бранд

Литература

• Хайнц Хёне. [militera.lib.ru/research/hohne_h01/index.html Чёрный орден СС. История охранных отрядов]. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2003. — 542 с. — 6000 экз. — ISBN 5-224-03843-X.
• Семенов К. К. Политические солдаты Гитлера / К. К. Семенов. — М.: Вече, 2011. — 320 с.: ил. — (Враги и союзники).

Ссылки

• [www.uniforminsignia.org/index.php?p=show&id=100&sid=590 Знаки различия СА] (англ.)
• [army.armor.kiev.ua/titul/werm_SA.shtml Штурмовые отряды (СА) ]
• [read.virmk.ru/d/duverge/duv_1124.html М. Дюверже. Политические партии. Милиция]

Отрывок, характеризующий Штурмовые отряды

Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.