Штурм Илису

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Штурм Илису
Основной конфликт: Кавказская война
Дата

21 июня (3 июля1844 года

Место

Илису, Илисуйский султанат

Итог

Победа России

Противники
Российская империя Российская империя Илисуйский султанат
Командующие
Генерал Шварц Даниял-бек Илисуйский
Силы сторон
около 5 000:
6 батальонов пехоты
1 дивизион пеших драгун
200 казаков
500 человек милиции
10 орудий
около 6 000
Потери
92 убито
363 ранено
500 убитых
22 пленных
7 знамен
 
Кавказская война
Северо-восточное направление
Гимры (1832) • Гоцатль (1834) • Аджиахур (1839) • Ахульго (1839) • Валерик (1840) • Цельмес (1841) • Ичкеринское сражение (1842) • Гергебиль (1843) • Илису (1844) • Дарго (1845) • Салта (1847) • Гергебиль (1848) • Ахты (1848) • Ведень (1859) • Гуниб (1859)

Штурм Илису — военная операция происходившая 21 июня 1844 года, проведённая силами отряда Лезгинской линии под командованием генерала Шварца, целью которой был захват столицы Илисуйского султаната, Илису.





Предыстория

14 февраля 1831 года Даниял-бек был утвержден в звании султана. Ему был пожалован чин капитана[1]. Даниял-бек оказался хорошим администратором, ему удалось навести порядок в султанстве. Благодаря своей жесткой политике он не только стабилизировал положение в султанстве, но и оказался влиятельным человеком как в Ширване, так и в Дагестане. Даниял-бек верно служил России, и дослужился до звания генерал-майора. Со своей милицией участвовал в подавлении Закатальского восстания 1830 года, Кубинского восстания 1837 года, разбил отряды Ага-бека Рутульского в 1839 году[2], в том же году Рутульское вольное общество было присоединено к Илисуйскому султанату. От Джарской области в пользу султанства были отторгнуты несколько населенных пунктов.

Однако, после подавления Закатальского восстания 1830 года, и сокрушения Джаро-Белоканских вольных обществ, Илисуйский султанат, как политическая единица в регионе стал не нужным и даже не безопасным.[3] И права султана незаметно стали убывать. Однако в связи с огромным влиянием которым он пользовался правительство не могло открыто его устранить[4].

В 1840 году Илисуйский владетель был подчинён начальнику Джаро-Белоканской области, в качестве Белоканского округа. Полномочия Даниял-бека были настолько ограничены, что ему разрешалось вести лишь маловажные споры и преступления и обо всем докладывать уездному начальнику[5]. Спустя два года султан был подчинён военно-окружному начальнику вновь образованного Джаро-Белоканского округа, генералу Шварцу, который начал ограничивать права султана, отношения между генералом Шварцом и султаном Даниял-беком были неприязненные.

В 1842 году султан в обход военно-окружного начальника обратился с письмами напрямую к царю:

«По истечении нескольких столетий предки мои, ознаменовав себя достойными подвигами, повергли себя милостивому вниманию азиатских царей и, получив отдельное владение, постоянно оставались при неизменной преданности повелителям своим, заслуживая разновременно царские грамоты, из коих и доныне хранятся при мне 31. При стечении различных переворотов между турецкой и персидской державами, как предки мои, так и все вообще дагестанские народы оставались довольно продолжительное время независимо от сих держав, но предки мои все оставались беспрерывно при владении своѐм владетелями»

— Колониальная политика Российского царизма в Азербайджане в 20—60 гг. XIX в., Ч. 1. — М.—Л.: 1936.

И к военному министру Чернышеву:

«Обращаясь ныне вашему сиятельству, осмеливаюсь повернуть на благоусмотрение ваше нижеследующую просьбу: 1) Оградив неприкосновенность прав моего владения на том основании, как владели мои предки и я сам до воспоследовавшего в 1840 г. распоряжения освободить меня от подчиненности местному губернскому начальству; 2) Исходотайствовать у августейшего монарха об утверждении меня в княжеском достоинстве и в наследственном владении настоящим Илисуйским султаном»

Ковалевский П. И. Кавказ. История завоевания Кавказа, Т. 2. — Петроград: 1915.

Генерал Шварц был взбешен поступком султана, и расценивал это как личное оскорбление, отношения между ними ещё более накалились. На письма Даниял-бека, комитет по делам Закавказского края решил исходатайствовать Даниял-беку чин генерал-майора и предоставить управление султанством на основании правил, утверждённых в 1831 году, также султану Даниял-беку был присвоен новый титул «Князь Елисуйский» с предоставлением ему таких же полномочий и прав, которыми в то время пользовались владетели Мингрелии и шамхальства Тарковского. Однако, в наследственном владении Илисуйским султаном было отказано.

Новый командующий Кавказским особым корпусом генерал Нейдгардт в начале 1844 года, с целью ограничения прав Илисуйского султана, назначил приставных офицеров для наблюдения за управлением султанства и за поступками самого султана. Такое решение глубоко задело последнего, а ещё больше оскорбило его поведение приставных лиц. Некоторое время султан молча, переносил все обиды, но потом возрастающее недовольство русскими приставными офицерами и генералом Нейдгардтом побудило его к открытому разрыву с Российской Империей.

3 июня 1844 года, он в ультимативной форме пишет письмо генералу Нейдгардту,
«…желает ли правительство удовлетворить мои просьбы и возвратить мою собственность, или же нет?»

— Письмо генерал-майора. Даниял-Султана к генералу Нейдгардту 3 июня 1844 года

Не дождавшись ответа, 4 июня 1844 года, в Джума-мечети Илису, свою утреннюю молитву, Даниял-бек завершает положив руку на Коран, с клятвенными словами: «До сих пор заблуждался, забывал Бога, не исполнял шариата и, наконец, познав истину, пренебрегаю всеми почестями и славою и посвящаю себя служению единому Богу…».

Начало похода

Восстав против России, Даниял-бек не присягнул Шамилю, и не начинал боевых действий, до последнего надеясь, что царское правительство удовлетворит его законные требования. Российский историк П. И. Ковалевский дал довольно точную оценку значения вступления Даниял-султана в совместную борьбу с Шамилѐм:

«Шамиль одержал великую победу — присоединением к нему Элисуйского султана Даниель-бека. Его владения были не велики, но сам он был человек умный, храбрый и влиятельный»

Ковалевский П. И. История завоевания Кавказа. Т. 2. – Пг., 1915. – С. 235.

Все население Илисуйской султаната поголовно присягнуло Даниял-беку. Одновременно Даниял-бек разослал своих людей в Белоканский округ и Шекинский уезд с призывом присоединиться к восстанию. В Ширванский уезд с той же целью он отправил Азад-хана, потомка ширванских ханов. Однако он был арестован русскими в Арешском магале[6]. Султан ожидал также помощь от Шамиля. Восставшие перекрыли торговые пути, проходившие по территории султанства, а товары купцов конфисковали и отправили в Илису. Они также перекрыли Алмалинскую переправу и тем самым нарушили сообщение между Шекинским уездом и Тифлисом. В местах возможных военных действий восставшие устроили завалы. Волнения охватили также и жителей Белоканского округа и Шеки.

Русские войска со своей стороны также готовились к подавлению восстания, у крепости Новые Закаталы сосредотачивались войска. Оставив часть войск для прикрытия Закаталы, и удержания в повиновении Джаро-Белоканские общества, Генерал Шварц, 8 июня с отрядом около 3000 человек при 8 орудиях выступил в сторону Илисуйского султаната. На помощь русским войскам из Тифлиса форсированным маршем двигались 3 батальона Эвиранского полка, с милицией, и 2 орудиями.

В тот же день русские войска численностью в 2,5 тыс. человек при 8 орудиях, в бою у села Гюллюк сумели нанести поражение войскам Даниял-бека насчитывавшим 3 тыс. человек. В этом сражении русские потеряли 7 человек убитыми, а восставшие 10 человек[7]. Примечательным фактом было то, что российское командование в этом и в последующих сражениях во время атаки в первой линии выставляло милицию, собранную из местного населения.

Узнав о движении наибов Казикумухского ханства Башир-бека и шейха Джемаладдина по Мухахскому ущелью на помощь Даниял-беку, генерал Шварц решил остановиться в Гюллюке, так как отсюда он мог держать в повиновении деревни Белоканского округа, а также остановить продвижение мюридов. Однако узнав, что Башир-бек ожидает прибытия дополнительных сил, генерал Шварц решил воспользоваться этим промедлением, и 13 июня двинулся с войсками по направлению к Каху[8].

Быстрое и неожиданное движение генерала Шварца помешало соединиться вооруженным отрядам нижних деревень султанства с основными силами Даниял-бека. Но тем не менее они успели разрушить мост через реку Капчай и ненадолго приостановить продвижение российских войск. Однако мост вскоре был восстановлен и отряды генерала Шварца добрались в тот же день до деревни Алибегли. Ночью Даниял-бек распорядился устроить завалы от Алибегли до Каха и напустить в них воду, чтобы затруднить движение русских. Однако план Даниял-бека был расстроен, так как Шварцу агенты донесли о завалах, и он двинулся по другой дороге. Обнаружив это, Даниял-бек также двинул свои войска к обходной дороге навстречу Шварцу. Они встретились вблизи Агатайских хуторов, в лесу, где Даниял-бек успел за кратчайшее время устроить около 20-ти завалов. При приближении 3-го батальона Тифлисского егерского полка, восставшие открыли сильный залп из-за первых завалов. Завязалось кровопролитное сражение. Восставшие несколько раз приостанавливали наступление русских. Пытаясь остановить наступление, они бросались в шашки, но встречаемые картечным огнём и штыками, вынуждены были отступить.

После отступления отрядов Даниял-султана, генерал Шварц продвинулся к Каху и расположился там на позиции, чтобы дать отдых своим войскам и подготовиться к дальнейшему наступлению на Илису. Вечером 18 июня к русским войскам подошли подкрепления, 3 батальона Эриванского полка с 2 орудиями, отрядом милиции, и большим обозом.

Опасаясь действий Башир-бека, генерал Шварц выделяет летучий отряд состоящий из 1 батальона егерей, 1 дружины местной милиции, 25 казаков, и 2 горных орудия, для перекрытия Мухахского ущелья.

Даниял-султан также не терял времени и приступил к укреплению обороны Илису. Он приказал оградить дорогу, проходившую между отвесной скалой и рекой Курмук каменной стеной толщиною в 1,5 саженей, а от скалы, к которой примыкала стена, вверх по горе были устроены огромные завалы в несколько рядов [9]. Даниял-бек решил не взрывать древний исторический памятник мост Улу, служивший к тому же единственным пунктом, связывавшим Илису с низменностью. Хотя такое решение было очень рискованным, но по-видимому он считал свои позиции неприступными, и рассчитывал удерживать свои позиции до прибытия подкреплений от Шамиля, с целью позже перейти в наступление.

Генерал Шварц решил не медлить с наступлением на Илису и действовать молниеносно. В своем рапорте генералу Нейдгардту он объяснял причины своих опасений в случае медлительности:
«Влияние его (Даниял-бека)на умы жителей Каспийской области и Белоканского округа усиливалось все более и более; волнуемые агентами султана, они считали его дело общим для всех мусульман и в каком-то тревожном ожидании смотрели на события. Эти обстоятельства, которые могли иметь при медленности наших действий самые пагубные для нас последствия, побудили меня действовать решительно против султана, чтобы одним ударом положить конец его влиянию на умы народа и не дать ему времени соединиться с подкреплениями, которые он ожидал со дня на день»

— Рапорт ген.м. Шварца ген. Нейгардту от 25-го июня 1844 года. АКАК, Т. 9, д. 623. — Тф.: 1883.

Штурм Илису

Бои за подступы к Илису

21 июня, на рассвете, Генерал Шварц во главе войск двинулся к Илису по ущелью реки Курмук. В авангарде под командованием полковника Бельгарда шел 3-ий батальон Эриванского полка, 1 дружина местной милиции, 150 казаков, с 2 горными орудиями Бельгарда, опрокидывая посты восставших, войска достигли моста Улу. Мост был прикрыт завалом занятым отрядом горцев численностью до 1 тыс. человек.

Проскакав по мосту казаки заняли противоположенный берег, вместе с тем полковник Бельгард направил по горам, в обход левого фланга горцев отряд под командованием поручика Евтропова, состоявший из 1 роты егерей, 300 человек милиции, и выдвинул по дороге одно орудие, ниже в долине реки поставил 8 крепостных ружей, под их прикрытием через мост были переведены два орудия, рота егерей, и 200 человек милиции. Атакованные с двух флангов горцы не сумели долго удерживать свои позиции и отступили.

Русские войска немедля продолжили наступление, стремясь не дать противнику опомниться, 1 рота егерей и 300 человек милиции постоянно прикрывали левый фланг, а на прикрытие правого фланга был послан отряд милиции численностью в 200 человек. Подойдя к позициям горцев на расстояние картечного огня, полковник Бельгард приказал открыть сильный огонь из четырёх орудий.

Позиции горцев были хорошо укреплены, дорога проходящая между рекой и отвесной скалой, была загромождена каменной стеной длиною около 14 сажень, толщиной в 1,5 сажени, от скалы к которой примыкала стена, вверх по горе, были устроены большие завалы в несколько рядов, прикрывавшие левый фланг горцев правый фланг их был прикрыт рекой, к которой также примыкала отвесная скала. Даниял-бек поменявший генеральский мундир на черкеску, лично руководил обороной своих позиций. Русским войскам пришлось штурмовать Илису.

В ходе открывшегося сильного огня артиллерии несшие сильные потери ничем не могли отвечать из своих завалов. Даниял-бек приказал обойти правый фланг русских войск и начал теснить милицию прикрывавшую этот фланг. Однако прибывшее подкрепление в составе дивизиона Нижегородского драгунского полка, оттеснили горцев, и преследуя их, завладели передовыми завалами.

Подошедшие главные силы русских войск под командованием генерала Шварца расположились левее авангарда, в самой долине реки Курмук, против стены, и также открыли картечный огонь.

После канонады продолжавшейся более часа, причем шрапнельные гранаты разрываясь за стеной и завалами наносили большие потери горцам, и расстраивали их ряды. Генерал Шварц приказал начать штурм. Главная атака была направлена на левый фланг войска Даниял-бека, поднявшегося на гору и командовавшего обороной стены. Эту атаку должен был вести полковник Бельгард с тремя ротами Эриванского полка, одним дивизионом Нижегородских драгун, и одной ротой Тифлисского полка.

Исходное расположение русских войск

  • В первой линии против завалов, на крайнем правом фланге — дивизион Нижегородских драгун, левее — рота Тифлисского полка, и рота Эриванского полка, в промежутке между ними — два орудия, на левом фланге — две роты Тифлисского полка с двумя орудиями между ними.
  • Во второй линии, за правым флангом первой линии — две роты Эриванского полка, за левым флангом первой линии — две роты Тифлисского батальона, и сборная рота линейного батальона.
  • В резерве находились остальные две роты сборного линейного батальона, и сотня казаков.
  • Правый фланг прикрывался двумя сотнями милиции, левый фланг одной ротой Эриванского полка, и тремя сотнями милиции.
  • Орудия оставленные на прежних высотах, должны были обстреливать противника, пока войска правого фланга не приблизятся к завалам.
  • Обоз оставался у моста под прикрытием роты сборного линейного батальона, и 50 казаков. Тыл был прикрыт войсками под командованием майора Калантарова, который двигаясь параллельно движению Башир-бека, остановился у села Кум.

Штурм

Наступление первых двух линий шедших на штурм завалов и стены, горцы встретили сильным ружейным огнём. Рота Тифлисского полка, бывшая в первой линии на правом фланге, между ротой Эриванского полка и дивизионом Нижегородских драгун, потеряв ротного командира поручика Колотузова, пришла в замешательство, но майор Гозиуш Эриванского полка, бросился к ней, восстановил порядок, и несмотря на рану, повёл её на завалы.

В то же время на левом фланге, был убит командир роты Тифлисского полка, капитан Дубенский. Рота дрогнула и остановилась, рядом с ней остановилась другая рота Тифлисского полка, находившаяся также в первой линии. Обе роты завязали перестрелку. В эту критическую минуту Даниял-бек приказал своим войскам перейти в наступление, и те с гиком бросились в атаку с шашками в руках. Вот вот горцы бы опрокинули русских, однако командир 4-го Тифлисского батальона капитан Карякин восстановил порядок, роты сомкнулись и дали залп по наступавшим горцам, также картечью ударила артиллерия, русские войска пошли в штыковую атаку под прикрытием артиллерии, атака горцев была отбита, горцы отступив за завалы открыли огонь по наступавшим русским войскам.

Наступавшая на правом фланге третья рота Эриванского полка смогла достичь завалов и забраться на них. Завязался упорный рукопашный бой, исход боя решили подошедшие вовремя дивизион Нижегородских драгун и рота Тифлисского полка. Не выдержав атаки превосходящих сил горцы оставили завалы и отступили к стене. В это время к стене подошел и левый фланг, овладев завалом у реки показался за стеной на правом фланге горцев. Султан находящийся на одном из завалов своего левого фланга, подал знак к общему отступлению. Горцы организованно отступили в Горный Магал, не дав русским войскам возможности их преследовать.

Русские войска потеряли 92 человека убитыми 363 ранеными, горцы потеряли около 500 убитыми, 22 человека попало в плен. Также русским войскам достались 7 знамен, а также весь скот собранный в Илису.

Последствия

По приказу Генерала Шварца, Илису имевшее до 600 каменных домов было разрушено до основания. Был уничтожен и замок султана. Сожжены все сады и посевы. В целости осталась только мечеть.

Взятие Илису, который был так тщательно укреплен, многие русские генералы объясняли неопытностью Даниял-бека в ведении крупномасштабных военных действий. А также из-за отсутствия у горцев артиллерии. Посланный Шамилем на помощь Даниял-беку, Башир-бек, занял выжидательную позицию, а когда узнал о поражении султана, то удалился в горы по Мухахскому ущелью. По возвращении Башир-бека в горы, Шамиль отстранил его от должности наиба за трусость[10].

Илисуйский султанат был официально ликвидирован российским правительством. Территория султаната была разделена на две части: Горный Магал, включавший территорию султаната на севере Главного Кавказского хребта, был включен в состав Самурского округа[11] и Илисуйское приставство, включавшее низменные территории султанства причислялось к Джаро-Белоканскому, а впоследствии к Закатальскому округу[12].

После отступления в горы Даниял-бек со своими сподвижниками присоединился к Шамилю, который принял его самым радушным образом. Вскоре Шамиль назначил его наибом в Ирибе, а впоследствии — мудиром нескольких обществ, находившихся по соседству с Горным Магалом. Даниял-бек стал одним из видных людей в Имамате.

См. также

Напишите отзыв о статье "Штурм Илису"

Примечания

  1. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией / Под ред. А. П. Берже. — Тф.: Тип. Глав. управ. наместника кавказского, 1878. — Т. 7. — С. 450—451, № 393, — «Письмо гр. Паскевича к Даниял-беку от 14-го февраля 1831 года, № 888».
  2. Мусаев Г. М. Рутулы. — С. 32.
  3. Петрушевский И. П. Джаро-Белоканские вольные общества.
  4. Ковалевский П. И. Кавказ. История завоевания Кавказа, Т. 2. — Петроград: 1915. с. 235
  5. Колониальная политика Российского царизма в Азербайджане в 20—60 гг. XIX в., Ч. 1. — М.—Л.: 1936.
  6. Отношение ген.-м. Шварца ген. Нейгардту от 6-го июня 1844 года. АКАК, Т. 9, д. 618 — Тф.: 1883.
  7. Отношение ген.-м. Шварца ген. Нейгардту от 10-го июня 1844 года. АКАК, Т. 9, д. 619 — Тф.: 1883. С 730
  8. Отношение ген.-м. Шварца ген. Нейгардту от 15-го июня 1844 года. АКАК. Т. 9, д. 620.— Тф.: 1883.
  9. Рапорт ген.м. Шварца ген. Нейгардту от 25-го июня 1844 года. АКАК, Т. 9, д. 623. — Тф.: 1883. С 735
  10. Дневник полковника Руновского, состоявшего приставом при Шамиле во время пребывания его в гор. Калуге с 1859 по 1862 гг. АКАК, Т. 9. — Тф.: 1883.
  11. Проект положения об управлении Дагестанской областью. АКАК, Т. 12. — Тф.: 1904.
  12. Проект положения об управлении Закатальского округа. АКАК, Т. 12 — Тф.: 1904.

Литература

  • Бобровский П. О. [www.runivers.ru/lib/book4723/ История 13-го Лейб-гренадерского Эриванского Его Величества полка за 250 лет (1642—1892): в 5 частях]. — СПб.: Тип. В. С. Балашева, 1892—1898.
  • Гусейнов Ф. М. К истории цахуров. Махачкала, 1998.
  • Перушевский И. П. Джаро-белоканские вольные общества в первой половине XIX века. — Махачкала, 1993.
  • Ковалевский П. И. Кавказ. История завоевания Кавказа, т. 2. Петроград, 1915.
  • Колониальная политика российского царизма в Азербайджане в 20—60 гг. XIX в., Ч. 1., М.—Л., 1936.
  • Летифова Э. М. Даниял-Султан — Народный герой Азербайджана.
  • Летифова Э. М. Илисуйское восстание 1844 года против царизма. Тарих вя онун проблемляри, № 3/4. Баку, 1999.
  • Летифова Э. М. Северо-западный Азербайджан: Илисуйское султанство. — Баку: Алтай, 1999.
  • Линевич И. П. Бывшее Елисуйское султанство // Сборник сведений о кавказских горцах. — Тифлис, 1873.
  • Магомедов Р. М. История Дагестана: Учебное пособие; 8 кл. — Махачкала: Изд-во НИИ педагогики, 2002.
  • Мусаев Г. М. Цахуры. Историко-этнографическое исследование XVIII—XIX вв. Ч. 1. Махачкала, 2009.
  • Мусаев Г. М. Цахуры в политике Ирана и Турции в XV—XVIII вв. Махачкала, 2010.
  • Рамазанов Х. Х., Шихсаидов А. Р. Очерки истории южного Дагестана. Махачкала, 1964.

Отрывок, характеризующий Штурм Илису

– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.


Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.