Штур, Людовит Велислав

Людовит Велислав Штур

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Людовит Велислав Штур (словацк. Ľudovít Štúr  [ˈʎudoviːt ˈʃtuːr], в своё время известный как словацк. Ludevít Velislav Štúr; 29 октября 1815, Угровец у Бановец-над-Бебравой — 12 января 1856, Модра близ Братиславы) — словацкий поэт, филолог, общественный деятель. Был идеологом словацкого национального возрождения в XIX веке, автор словацкого языкового стандарта, в конечном счете приведшего к современному словацкому литературному языку, организатор словацких революционных кампаний в течение Революции 1848—1849 годов в Венгрии, депутат парламента Королевства Венгрии, политический деятель, поэт, журналист, издатель, преподаватель, философ и лингвист.

Биография

Людовит Штур родился 29 октября 1815 года в местечке Угровец на севере Австро-Венгрии (современная Словакия), в семье бедного сельского учителя протестантского исповедания. Учился в гимназии в Рабе, затем в евангелическом лицее в городе Пресбурге (нынешняя столица Словацкой Республики Братислава), где он присоединился к славянскому (словацкому) литературному обществу.

Окончив курс богословия, Штур некоторое время замещал профессора Юрия Палковича на кафедре чешско-словацкого языка и литературы. Тогда же ему пришлось чуть не единолично вести дело словенского общества, старшие члены которого покинули Пресбург. В 1838 году оно было закрыто правительством. Штур отправился в Галле и там занимался историко-политическими науками и сравнительным изучением славянских языков под руководством Потта. Вернувшись в Пресбург, он опять замещал Палковича, пробуждая национальное чувство в своих учениках из словаков, и этим навлек на себя ненависть мадьяр. Дважды против него возбуждались уголовные дела, но обвинения не подтверждались. Тем не менее церковный совет, в силу своего патроната над лицеем, в 1844 года отстранил Штура от преподавательской деятельности. Огорченные отставкой своего учителя, многие словаки покинули Пресбург и пошли доучиваться в другие города.

В середине XIX века благодаря усилиям словацкой протестантской интеллигенции в лице Людовита Штура, Йозефа Гурбана и Михала Годжи был кодифицирован и введен в жизнь новый вариант литературного словацкого языка, названный впоследствии «штуровщиной». Его исходной базой является среднесловацкий культурный интердиалект. Новый литературный язык, в отличие от бернолаковщины, представляет собой систему среднесловацкого типа. В 1844 году на нём были опубликованы первые произведения, а с 1845 по 1848 год издавалась «Словацкая народная газета» (Slovenské národnje Novini) с литературным приложением «Татаранский Орёл» (Orol Tatranski).

В 1846 году вышли в свет основные лингвистические труды Л. Штура («Словацкое наречие, или необходимость писать на этом наречии», «Наука словацкого языка»). Нормы штуровского литературного языка в большей мере, чем языка бернолаковского, соответствовали живой народно-разговорной речи словаков.

В литературно-эстетических воззрениях абсолютизировал фольклор как выражение национального духа и национальной культурной традиции («О народных песнях и повестях племен славянских», 1853). В поэзии разрабатывал жанры патриотической лирики и эпики (сб. «Лирика и песни», 1853, поэмы «Святобой», «Матуш из Тренчина», обе — 1853 год).

Когда в Венгрии улеглась революционная буря, Штур отдалился от политической деятельности и жил в уединении. Умер Штур 12 января в 1856 года в городке Модра от раны, которую нанёс себе по неосторожности во время охоты.

Семья

Его старший брат Кароль (1811—1851) также посвятил себя словацкой литературе и педагогике; он неоднократно издавался в «Татранском Орле» своего младшего брата и в других изданиях.

Сочинения

• • Dielo, zv. 1 — 6, Brat., 1954 — 59;
  • Listy, zv. 1 — 3, Brat., 1954 — 60;
• в русском переводе:
  • Путешествие в Лужицы весной 1839, «Денница», Варшава, 1842, ч. 1, № 1 — 2;
  • Славянство и мир будущего…, 2 изд., СПБ, 1909 (Биографич. очерк);
  • [Стихи], в кн.: Поэзия западных и южных славян, Л., 1955.
  • Лекции по истории. Пер. М. И. Леньшиной // Антология чешской и словацкой философии. М.: Мысль, 1982. Стр. 290—299.

Литература

• Половинкин И. Н., —. Штур, Людовит // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Францев В., Чешско-словенский раскол и его отголоски в литературе 40-х гг. Памяти Л. Штура, Варшава, 1915;
• Матула В., Л. Штур, Братислава, 1956; История словацкой литературы, Москва, 1970, с. 79 — 86;
• Sučasníci о L’udovitovi Šturovi, Brat., 1955;
• L’udovit Štúr. Zivot a dielo. Sborni’k, Brat., 1956;
• Juricek J., L’udovit Št Štúr, Brat., 1971 год.

Ссылки

• [www.stfx.ca/pinstitutes/cpcs/papers.htm Josette A. Baer, «National Emancipation, Not the Making of Slovakia: Ludovit Stur’s Conception of the Slovak Nation» (2003)] In: Studies in Post-Communism Occasional Papers Series published by Center for Post-Communist Studies, St. Francis Xavier University, Canada.
• [www.stur.sk WWW page dedicated to Ľudovít Štúr]
• [www.juls.savba.sk/nrs text of Nauka reči Slovenskej] (на штуровском словацком языке)

Отрывок, характеризующий Штур, Людовит Велислав

– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»