Шуази, Франсуа Тимолеон

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Шуази, Франсуа Тимолеон де»)
Перейти к: навигация, поиск
Франсуа Тимолеон де Шуази
фр. François-Timoléon de Choisy
Дата рождения:

16 августа 1644(1644-08-16)

Место рождения:

Париж, Франция

Дата смерти:

2 октября 1724(1724-10-02) (80 лет)

Место смерти:

Париж, Франция

Род деятельности:

писатель, историк, богослов

Язык произведений:

французский

Франсуа-Тимолеон де Шуази (фр. François-Timoléon de Choisy; 16 августа 1644, Париж — 2 октября 1724, Париж) — французский писатель, священнослужитель, известный трансвестит; возможно, транссексуал. Член Французской академии с 1687 года.





Биография

По материнской линии — потомок известного политика XVI века Мишеля де л’Опиталя. Прадед по отцовской линии, Жан де Шуази, являлся поставщиком вина ко двору Генриха II. В детстве вращался в окружении брата короля — Филиппа Орлеанского. Мать пользовалась большим доверием у Людовика XIV и нравилась Мазарини. Она воспитывала сына в феминизированном духе: проколола ему уши, с шести лет заставляла носить тесные корсеты с целью поднятия груди; лицо мальчику натирали специальным составом против ращения волос (борода не росла у него до 24 лет). По настоянию матери в 1663 году Франсуа-Тимолеон стал настоятелем монастыря Сен-Сен близ Дижона. Изучал философию и богословие в Сорбонне. С 1669 (после кончины матери) по 1683 вел беспорядочную галантную жизнь, меняя имидж; иногда он одевался смешанным образом, сочетая мужской костюм с подвесками.

Встреча с госпожой ле Лафайет

Важную роль в усиленной «феминизации» аббата сыграла встреча с госпожой де Лафайет. Вот что по этому поводу писал сам Шуази в повести «Графиня де Барр»:

«Однажды мадам де Лафайет, с коей встречался я довольно часто, увидев на мне крупные серьги и мушки на лице, на правах доброй подруги сказала, что такие украшения не предназначены для мужчин, а потому с ними мне лучше надевать женское платье. Прислушавшись к авторитетному мнению, я подстриг волосы, чтобы удобнее было делать прическу».
[1].

Бурж — Париж — Рим

После одного скандала уезжает в Бурж, приобретает замок Крепон и предстает перед окружающими в образе графини де Барр. В тихой провинции множатся увлеченья Шуази хорошенькими девицами. В 1671 году, проигравшись дотла (карточная игра — ещё одно увлечение Шуази), он оказывается в тяжелейшей финансовой ситуации и был вынужден отказаться от аббатства. Тем не менее в 1676 Шуази вместе с кардиналом Бульонским и кардиналом де Рецем едут на конклав в Рим по случаю выборов нового папы (им стал Иннокентий XI). Затем следы Шуази надолго теряются.

Dies irae

3 августа 1683 года в Париже, на Королевской площади Шуази внезапно настигает кара Господня: аббата сражает тяжелейший недуг, некоторое время он находился при смерти, но всё же выздоровел. В 16851686 годах Шуази благодаря протекции кардинала Бульонского находился в Сиаме в составе дипломатической миссии (главная цель которой — обращение туземцев в христианство — осталась невыполненной). Именно в Сиаме 10 декабря 1685 года Шуази был рукоположен в священники. 25 августа 1687 года Шуази был единодушно избран членом Французской Академии (где в ту пору состояли такие знаменитости, как Боссюэ, Расин, Буало и Лафонтен), но и после этого не отказался от переодеваний: почтенных академических мужей он принимал в обличье пожилой дамы.

Сочинения

Учёные труды

Аббат Шуази является автором ряда филологических, философских и исторических сочинений. В их числе — «Четыре диалога» («О бессмертии души», «О существовании Бога», «О Провидении», «О религии»), изданные в 1684 году; «Христианские мысли на различные благочестивые темы» (1688), новый перевод «Подражания Иисусу Христу» (1692). Самый монументальный труд Шуази — одиннадцатитомная компиляция «История Церкви» (17031723). Ценный документальный материал содержится в «Мемуарах из истории правления Людовика XIV» (опубл. 1727).

«Дневник путешествия в Сиам»

Написанный по горячим следам «Дневник путешествия в Сиам» (1687) содержит полезные сведения по общественной жизни, придворному церемониалу, быту, нравам и верованиям сиамцев. Повествование отличается обилием подробностей и определенной симпатией к туземцам[2]. Столица Сиама Аюттхая, по мнению Шуази, превосходит по величине Париж.

«Князь Ковшимен»: проблема авторства

Кроме того, аббату приписывалась книга «Князь Ковшимен, татарская (тартарская) история», опубликованная в 1710 году и представляющая собой рассказ о молодых годах Александра Меншикова. Публикаторы современного русского перевода этой книги склоняются к той точке зрения, согласно которой её истинный автор — служивший в России инженер Ламбер де Герэн[3]. Однако, по мнению Н. А. и Н. П. Копаневых, не исключено, что через семью Д’Аржансонов, с которой аббат находился в родственных связях и которая придерживалась антироссийской позиции, «мог поступить к Шуази заказ на написание повести, главными персонажами которой был Петр I, представленный в образе варварского диктатора, а также его подданный Кушимен-Меншиков, безродный продавец пирогов, достигший самого высокого положения, путём верного служения, терпения и удачной женитьбы»[4]. При этом Шуази мог пользоваться поступившими от знакомого ему де Герэна сведениями.

Повести

В России была переведена повесть Шуази «Новая Астрея» (1712), представляющая собой значительно сокращенную и «облагороженную» переработку знаменитого романа Оноре д’Юрфе; авторство «Новой Астреи» ошибочно приписали швейцарскому поэту Саломону Геснеру[5]. По мнению Т. Кожановой, эту книгу следует считать вполне «самостоятельным произведением эпохи рококо на сюжет „Астреи“»[6]. Пикантные подробности личной жизни аббата содержатся в двух автобиографических повестях — «История графини де Барр» (впервые опубликована в 1735 году) и «История госпожи де Санси» (впервые опубликована лишь в 1839 году). По духу эти произведения перекликаются с ещё одной повестью Шуази, многократно перерабатывавшейся «Историей маркизы/маркиза де Банвиля» (16951723).

Интересные факты

В 1946 году в Париже вышло издание «Истории госпожи де Санси», иллюстрации к которому выполнил известный русский художник Юрий Анненков[7].

Напишите отзыв о статье "Шуази, Франсуа Тимолеон"

Примечания

  1. [magazines.russ.ru/nov_yun/2005/73/ti12-pr.html Шуази, Франсуа Тимолеон. Графиня де Барр. / Пер. Елены Морозовой] // «Новая Юность», 2005. — № 4 (73).
  2. [www.thapra.lib.su.ac.th/objects/thesis/fulltext/snamcn/Phanjit_Duangchan/Fulltext.pdf Phanjit Duangchan. Le Siam et les Siamois d’apres l’abbe de Choisy du Journal du voyage au Siam]
  3. История князя Меншикова. — СПб, Дмитрий Буланин, 2003.
  4. [www.admhmao.ru/politics/Fond_Men/news16.htm Н. А. Копанев, Н. П. Копанева. Первое жизнеописание князя Меншикова: К вопросу об авторстве]
  5. Новая Астрея. Из сочинений Геснера. Пер. Василия Раевского. — М., Унив. тип., 1789
  6. [17v-euro-lit.niv.ru/17v-euro-lit/articles/kozhanova-uchebnik-lyubvi.htm Кожанова Т. О. «Учебник любви XVII века ироническими глазами века XVIII» (на материале романа О. д’Юрфе «Астрея» и «Новой Астреи» аббата Шуази)]
  7. [www.nasledie-rus.ru/podshivka/9417.php Б. Егоров. Русские художники книги в Париже // «Наше наследие», № 93-94, 2010]

Литература

Ссылки

  • Чекалов К. А. [natapa.org/xviii/masculin Феномен аббата Шуази. // XVIII век: женское/мужское в культуре эпохи.] — М.: Экон-Информ, 2008. — С. 92—102.
  • Reynes G. L’abbé de Choisy ou l’ingénu libertin. — P.: Presses de la Renaissance, 1983. — ISBN 2856162630.
  • Reznikoff N. Un homme de robe à la cour du Roi-Soleil. L’extravagante histoire de l’abbé de Choisy. — P.: Ramsay, 1988. — ISBN 2859566929.
  • Van der Cruysse D. L’abbé de Choisy, androgyne et libertin. — P., 1995. — ISBN 2213594090.
  • Жюльетта Бенцони. [www.ladylib.net/fb/php/benconi_zhyuletta_lyubov_i_zamki/benconi_zhyuletta_lyubov_i_zamki_GG_9.php Любовь и замки]
Научные и академические посты
Предшественник:
Франсуа де Бовилье де Сент-Эньян
Кресло 17
Французская академия

16871724
Преемник:
Антуан Портайль

Отрывок, характеризующий Шуази, Франсуа Тимолеон


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.