Шуазёль-Гуфье

Шуазёль-Гуфье
фр. comte de Choiseul-Gouffier
Описание герба: см. текст
Титул:	графы
Губернии, в РК которых внесён род:	Ковенская
Часть родословной книги:	V
Подданство:
Королевство Франция
Российская империя

Шуазёль-Гуфье (фр. Choiseul-Gouffier) — старинный графский род.

Род Шуазёль — один из древнейших и знаменитейших во Франции. Родоначальник его Райнер де Шуазёль, владел обширным феодальным леном Шуазёль в графстве Лангрском, в 1060 году. Впоследствии фамилия Шуазёль разделилась на множество ветвей, из них главных было девять; к концу XIX в. существовали три: графы Шуазёль-Гуфье, графы Шуазёль-д’Айлькур и герцоги Шуазёль-Прален.

Род Гуфье — старинный и знаменитый во французских летописях, восходит к первой половине четырнадцатого века и угас в конце XVIII века. Одна из ветвей этой фамилии была возведена в графское достоинство Генрихом II в 1554 году, а от Карла IX в 1564 году получила титул маркизов.

Дочь последнего маркиза Гуфье вышла в 1771 г за за юного дипломата, графа Мари-Габриэля де Шуазёля-Бопрё (1752—1817), который до революции служил французским посланником в Константинополе, собирая и описывая греческие древности. В 1791 г. Шуазёль, сменивший фамилию на Шуазёль-Гуфье, выехал в Россию, где был назначен Павлом I президентом академии художеств. Павел I также пожаловал ему земли в Литве, приносящие доход значительно больший, нежели его прежние владения во Франции. После прихода к власти Наполеона вернулся во Францию.

Потомки графа осели в Литве, сын Антоний Людвиг Октавий Шуазёль-Гуфье (1773—1840) женился на графине Виктории Станиславовне Потоцкой (1780—1826), вторым браком — на Софии Тизенгаузен (1790—1878), будучи в России фрейлиной, она оставила интересные воспоминания о времени Александра I.; внук, Эдуард Октав (Октавиевич) де Шуазель-Гуфье (1802—1827), полковник л.-гв. Гусарского полка — на княжне Варваре Григорьевне Голицыной; внучка — Матильда Октавовна Шуазель-Гуфье (в зам. Кудашева; 1806—1867) — бабка русского религиозного философа Н. А. Бердяева.

Род графов Шуазёль-Гуфье записан в V часть родословной книги Ковенской губернии.

Описание герба

по Долгорукову

Голубое поле разделено на четыре части двумя широкими золотыми полосами, одною горизонтальною и одною перпендикулярною. В 1-й и во 2-й частях по пяти, а в 3-й и 4-й частях по четыре золотых гонта (фр. billetes) — герб Шуазёлей.

В центре малый золотой щиток с тремя двойными чёрными узкими поясами (герб Гуфье). Графы Шуазёль-Гуфье покрывают щит графской короной, а весь герб французской перской мантией (горностаевой на голубом подбое и с золотыми кистями), и перской шапкой, голубого цвета, с тремя белыми перьями.

Литература

• [ru.rodovid.org/wk/Род:Шуазель-Гуфье Род:Шуазель-Гуфье] на Родоводе

• Шуазель-Гуфье // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Долгоруков П. В. Российская родословная книга. — СПб.: Тип. Э. Веймара, 1856. — Т. 3. — С. 294.

Отрывок, характеризующий Шуазёль-Гуфье

– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.