Шубников, Георгий Максимович

Георгий Максимович Шубников
Дата рождения	1 мая 1903(1903-05-01)
Место рождения	Ессентуки, Российская империя
Дата смерти	31 июля 1965(1965-07-31) (62 года)
Место смерти	Москва, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Звание	Генерал-майор инженерно-технической службы
Награды и премии

Ге́оргий Макси́мович Шу́бников (1 мая 1903 года — 31 июля 1965 года) —, Генерал-майор инженерно-технической службы, начальник строительства космодрома Байконур.

Биография

Георгий Максимович родился 1 мая 1903 года в городе Ессентуки, в семье рабочего-плотника. После окончания средней школы № 1 в 1920 году начал трудовую деятельность вначале рабочим, а затем десятником, одновременно занимался в вечернем архитектурно-строительном техникуме, который окончил в 1925 году. С 1925 по 1929 г.г. Шубников Г. М. служил в рядах Красной Армии в составе 64 кавалерийской дивизии Ленинградского военного округа. Демобилизовавшись, работал техником-прорабом в строительных организациях городов Ессентуки и Пятигорска. В 1930 г. поступил в Ленинградский институт гражданского и промышленного строительства, который окнчил в 1932 г. В феврале 1932 года по специальной мобилизации Шубников Г. М. был призван в ряды Красной Армии и направлен в Отдельную Краснознаменную Дальневосточную армию (ОКДВА) Забайкальского военного округа, где сначала проходил службу на должности начальника казарменного сектора, управления начальника инженеров, а затем с 1933 по 1937 год руководил производственно-техническим отделом этого же управления Забайкальского укрепрайона ЗабВО, отдел занимался строительством Забайкальского укрепрайона.

По завершении оборонительных работ в 1937 году был демобилизован и до июня 1941 года работал главным инженером Ессентукского Управления «Водоканал». В начале войны Георгий Максимович назначается заместителем командира отдельного саперного батальона 30-й саперной бригады, а уже в феврале 1942 года — командиром батальона . С осени 1941 года батальон занимался возведением оборонительных рубежей на Сталинградском направлении. В 1943 году Г. М. Шубников возглавляет ряд управлений, которые проводят успешные операции по инженерному обеспечению наступательных операций. В ходе летнего наступления 1944 года войска 1-го Украинского фронта, в состав которого входило строительное управление майора Шубникова, вышли на рубеж Вислы, захватили на её западном берегу три плацдарма. С 1946 по 1949 год Шубников был начальником 23-го УВПС (Управления Военно-полевого строительства) 27-го УОС (Управление оборонительного строительства) РГК. Части, которыми он командовал, восстанавливали мосты через канал в Берлине, реку Одер — в городах Франкфурт, Кюстрин, через реки Вислу, Шпрее, пролив Штральзунд и другие, строили ряд административных и культурных зданий в городе Берлине (здание театра и советское посольство), памятники погибшим советским воинам в Берлине (в том числе и замечательный памятник Воину-освободителю в Трептов — парке по проекту скульптора Вучетича).

В конце 40-х годов коллектив УОСа, руководимый Шубниковым, восстанавливавший шахты в Донбассе, был срочно переброшен в Капустин Яр Астраханской области для строительства ракетного полигона. А в марте 1955 года Шубников прибыл на станцию Тюра-Там, где началось строительство полигона для испытаний межконтинентальных баллистических ракет. В «городке», состоящем из семи железнодорожных пассажирских вагонов, и разместилось все руководство строительного управления во главе с Шубниковым. И уже 4 марта 1957 года по «Техническому заданию N 1», утвержденному главным конструктором, космодром был готов к первому пуску ракеты. А спустя ровно семь месяцев, 4 октября, на весь мир прогремело слово «Байконур» — взлетел в космическую высь первый в истории человечества искусственный спутник Земли. Много сил и здоровья отнимало руководство огромной стройкой, и это не могло не сказаться на здоровье Шубникова. Тяжелая болезнь подорвала здоровье Шубникова, и 31 июля 1965 года пришла горькая весть, что у Георгия Максимовича произошло кровоизлияние в мозг, от которого он скончался…В его честь назвали многие улицы.

Награды

За ратные и трудовые подвиги Г. М. Шубников в разное время был отмечен правительственными наградами:

• Орденом Ленина
• Двумя Орденами Красного Знамени
• Орденом Отечественной войны I степени
• Двумя Орденами Красной Звезды
• Двумя Орденами Трудового Красного Знамени
• Орденом «Знак Почёта»
• другими медалями и иностранными орденами.

Увековечивание памяти

За успехи, достигнутые в строительстве, Г. М. Шубникову было присвоено звание Почетного гражданина города Ленинска, его именем названы школа № 30, улица, на которой он жил, на зданиях, связанных с деятельностью Г. М. Шубникова, установлены мемориальные доски. На космодроме Байконур и в г. Ессентуки установлены памятники Г. М. Шубникову. На Байконуре свято берегут память о Георгии Максимовиче, одна из улиц названа его именем . В 1967 году в городе открыт музей, в котором ему посвящена часть экспозиции. Похоронен в Ессентуках, на Братском кладбище.

Ссылки

• [www.sm.evg-rumjantsev.ru/voen-ruk3/shubnikov.html Биография Г. М. Шубникова на сайте «Космический мемориал»]
• [www.sm.evg-rumjantsev.ru/voen-ruk3/shubnikov-grave.html Надгробие на могиле Г. М. Шубникова]
• [www.rtc.ru/encyk/publish/art_030515_02.shtml Биография Г. М. Шубникова на сайте «Энциклопедия космонавтики»]
• [www.famhist.ru/famhist/chertok/0004f2a5.htm#0011a3b1.htm Семейные истории]
• [www.baikonuradm.ru/index.php?mod=180 Официальный сайт администрации г. Байконур. Почётные граждане города.]

Литература

• Стратегические ракетные комплексы наземного базирования — Москва, «Военный парад», 2007. ISBN 5-902975-12-3.
• Воспоминания о Шубникове. Издатель: Совет ветеранов строителей космических стартов. Типография «ЕВСТИ», 2013 г. Наровлянский Н. С.

Отрывок, характеризующий Шубников, Георгий Максимович

– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.


В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
«Скоро ли? Скоро ли? О, эти несносные улицы, лавки, калачи, фонари, извозчики!» думал Ростов, когда уже они записали свои отпуски на заставе и въехали в Москву.
– Денисов, приехали! Спит! – говорил он, всем телом подаваясь вперед, как будто он этим положением надеялся ускорить движение саней. Денисов не откликался.
– Вот он угол перекресток, где Захар извозчик стоит; вот он и Захар, и всё та же лошадь. Вот и лавочка, где пряники покупали. Скоро ли? Ну!
– К какому дому то? – спросил ямщик.
– Да вон на конце, к большому, как ты не видишь! Это наш дом, – говорил Ростов, – ведь это наш дом! Денисов! Денисов! Сейчас приедем.
Денисов поднял голову, откашлялся и ничего не ответил.
– Дмитрий, – обратился Ростов к лакею на облучке. – Ведь это у нас огонь?
– Так точно с и у папеньки в кабинете светится.
– Еще не ложились? А? как ты думаешь? Смотри же не забудь, тотчас достань мне новую венгерку, – прибавил Ростов, ощупывая новые усы. – Ну же пошел, – кричал он ямщику. – Да проснись же, Вася, – обращался он к Денисову, который опять опустил голову. – Да ну же, пошел, три целковых на водку, пошел! – закричал Ростов, когда уже сани были за три дома от подъезда. Ему казалось, что лошади не двигаются. Наконец сани взяли вправо к подъезду; над головой своей Ростов увидал знакомый карниз с отбитой штукатуркой, крыльцо, тротуарный столб. Он на ходу выскочил из саней и побежал в сени. Дом также стоял неподвижно, нерадушно, как будто ему дела не было до того, кто приехал в него. В сенях никого не было. «Боже мой! все ли благополучно?» подумал Ростов, с замиранием сердца останавливаясь на минуту и тотчас пускаясь бежать дальше по сеням и знакомым, покривившимся ступеням. Всё та же дверная ручка замка, за нечистоту которой сердилась графиня, также слабо отворялась. В передней горела одна сальная свеча.
Старик Михайла спал на ларе. Прокофий, выездной лакей, тот, который был так силен, что за задок поднимал карету, сидел и вязал из покромок лапти. Он взглянул на отворившуюся дверь, и равнодушное, сонное выражение его вдруг преобразилось в восторженно испуганное.
– Батюшки, светы! Граф молодой! – вскрикнул он, узнав молодого барина. – Что ж это? Голубчик мой! – И Прокофий, трясясь от волненья, бросился к двери в гостиную, вероятно для того, чтобы объявить, но видно опять раздумал, вернулся назад и припал к плечу молодого барина.