Шульц, Нильс

Нильс (Миколай) Шульц
фин. Nils Schoultz польск. Mikołaj Szulc
Имя при рождении:	Нильс Густав Ульрих фон Шульц
Род деятельности:	шведский военный, польский повстанец, солдат Иностранного легиона, американский инженер и бизнесмен, канадский повстанческий командир
Дата рождения:	7 октября 1807(1807-10-07)
Место рождения:	Куопио
Гражданство:	США
Подданство:	Королевство Швеция
Дата смерти:	8 декабря 1838(1838-12-08) (31 год)
Место смерти:	Кингстон (Онтарио)
Отец:	Нильс Фредрик фон Шульц
Мать:	Йоханна Хенрика Гринпенберг
Супруга:	Анна Арабелла Корделия фон Шульц (Кэмпбелл)
Дети:	Мэри Генриетта Флоренс фон Шульц, Анна Элизабет Фурухельм

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Нильс Густав Ульрих фон Шульц (фин. Nils Gustav Ulrich von Schoultz; 7 октября 1807, Куопио — 8 декабря 1838, Кингстон (Онтарио)), он же Миколай Шульц (польск. Mikołaj Szulc) — польский и канадский революционер финского происхождения, участник Польского восстания 1830 и канадского антиколониального и антиолигархического повстанческого движения 1837—1838. Известен также как американский инженер-технолог и предприниматель. Командовал повстанческим отрядом в Битве за ветряную мельницу близ города Прескотт 12—16 ноября 1838 года. Казнён по приговору британского военного трибунала.

Финский юноша, шведский военный, польский повстанец

Родился старшим из трёх детей финского чиновника на шведской королевской службе. После перехода Финляндии в состав Российской империи семья переехала в Швецию. Учился в Военной академии Карлберг. Служил в шведской артиллерии, имел младшее офицерское звание. В 1830 подал в отставку.

Нильс фон Шульц был убеждённым сторонником идей республиканизма. В 1831 он перебрался в Польшу и примкнул к Ноябрьскому восстанию. Воевал против царских войск, попал в плен, сумел бежать. После этого позиционировался как поляк. Сменил имя на Миколай Шульц.

Эмиграция. Химик-экспериментатор — американский инженер

Эмигрировав во Францию, Шульц поступил на службу в Иностранный легион. Участвовал в экспедиции в Северную Африку, но отвергал эту войну, так как не признавал освободительной. В 1832 оставил Легион. Переселился во Флоренцию, где познакомился с шотландкой Анной Арабеллой Корделией Кэмпбелл. Вступил с ней в брак, имел двух дочерей.

В 1834 вместе с семьёй жены вернулся в Швецию. С их помощью сумел погасить старые долги и приобрести мельницу. Организовал химическую лабораторию, занимался производственными экспериментами. В 1836 Миколай Шульц отправился в Англию, чтобы предложить свои технологии для промышленного использования. В Лондоне Шульц получил предложение с деловыми целями посетить США. Присоединился к группе польских эмигрантов и в августе 1836 прибыл в Нью-Йорк.

Обосновался в городе Сиракьюс. Занимался производством соли. Добился больших успехов, запатентовал технологию. Получил известность в предпринимательской среде, считался успешным бизнесменом.

«Охотничьи ложи». Активист канадского восстания

В 1837—1838 в США развили активную деятельность революционные эмигранты, вынужденные бежать после подавления Восстания Верхней Канады. Их организации были названы «Охотничьими ложами». Во главе движения стоял Лайон Макензи. Он и его сторонники организовывали в США политические структуры и повстанческие формирования для возобновления борьбы против британского колониального режима.

В силу своих взглядов, Миколай Шульц примкнул к «Охотничьей ложе». Военное образование, боевой опыт, идейная убеждённость и личное обаяние Шульца позволили ему выдвинуться в лидеры. На свои средства он сформировал и оснастил отряд примерно из двухсот человек. Осенью 1838 было принято решение выступить на территорию Канады и захватить город Прескотт — в расчёте на массовую вооружённую поддержку канадцев.

Битва за ветряную мельницу

Выступление началось 11 ноября 1838. Пароход и два парусника выдвинулись по реке Святого Лаврентия из американского Сакетс-Харбора в направлении канадского Прескотта. Общее командование осуществлял Джон Бёрдж (руководитель «Охотничьих лож» штата Нью-Йорк), его помощниками являлись речной пират-контрабандист Билл Джонстон и Миколай Шульц.

На канадском берегу между командирами возникли разногласия. Шульц настаивал на немедленном штурме Прескотта, пока сохранялся фактор внезапности. Бёрдж предлагал выждать день до подхода подкреплений. Джонстон поддержал Бёрджа.

Шульцу удалось настоять на атаке силами двух отрядов — своего и Джонстона. Бёрдж со своим отрядом отбыл за подкреплениями в американский город Огденсберг. Однако отряд Джонстона ушёл вслед за Бёрджем. Шульц и его бойцы оказались лицом к лицу с многократно превосходящими силами противника.

Отход блокировали британские канонерки. Парусник Шульца отбуксировал к американскому берегу американский военный корабль (правительство США сочувственно относилось к канадским оппозиционерам, но не желало дипломатических осложнений с Британией). Взятие Прескотта стало нереальным. Шульц отвёл отряд на укреплённую позицию к ветряной мельнице в двух милях восточнее Прескотта. Было решено держать оборону, дожидаясь канадского восстания.

12-15 ноября 1838 около 250 повстанцев Шульца отбивали атаки значительно превосходящей по численности канадской милиции — проанглийского лоялистского ополчения, пограничной охраны и морских пехотинцев под общим командованием полковника Пломера Янга. Стало очевидным, что расчёт на восстание и массовую поддержку оказался ошибочен. Канадское республиканское движение к тому времени ещё далеко не оправилось от поражения в 1837, зато лоялисты проявляли сплочённость и жёсткость.

16 ноября к месту боя подошла британская регулярная часть с артиллерией — 83-й полк канадской пехоты под командованием полковника Генри Дандаса. Численность правительственных сил возросла до 2000 (по другим данным — 5000) человек против менее 200 повстанцев. Шульц попытался вступить в переговоры с Дандасом, но британский офицер отказался признавать повстанцев воюющей стороной. После нескольких часов ожесточённого боя солдаты и милиция захватили позиции отряда Шульца. Повстанцы потеряли убитыми более 50 человек, британцы и лоялисты — менее 20. Милиционеры начали расстреливать пленных и добивать раненых. Английские солдаты с трудом прекратили эти расправы, пригрозив открыть огонь по милиции. Миколай Шульц попал в плен.

Фактически Битва за ветряную мельницу под Прескоттом явилась последним актом канадских антиколониальных и антиолигархических восстаний 1837—1838 годов.

Суд и казнь. Завещание и итоги

26 ноября в Форт-Генри (Кингстон) начались заседания военного трибунала. Адвокатом Миколая Шульца был Джон Макдональд, 29 лет спустя ставший первым премьер-министром Канады. Одиннадцать человек, в том числе Шульц, были приговорены к смертной казни и 8 декабря повешены. Казнь Миколая Шульца как бывшего польского офицера совершалась по военной процедуре.

Согласно завещанию Миколая Шульца, переданному через адвоката Макдональда, его средства и имущество были разделены между женой, матерью, американским другом, его сестрой и племянницей, а также вдовами английских солдат, погибших под Прескоттом. Британскому полку было уделено особое внимание.

Шульц был чувствителен к любому проявлению человеческой порядочности, подмеченной хотя бы и у врага. Даже тот факт, что английские солдаты встали на защиту добровольцев от мстительной милиции, вызвал в Шульце чувство благодарности. Сообщая об этом своим друзьям в Штатах, приговоренный к смерти хотел, чтобы об этом узнали все его единомышленники и в случае встречи с солдатами этого полка — 83 полка канадской пехоты — проявили к ним радушие и гостеприимство. Вот о чем думал этот человек за минуту до виселицы, на которую повели его эти самые солдаты!.. Подобный пример великодушия по отношению к победившему врагу — мстительному, карающему виселицей врагу — действительно нелегко найти в истории.
Аркадий Фидлер

В 1840 году, менее чем через два года после Битвы за ветряную мельницу, Акт о Союзе предоставил Канаде основы самоуправления.

Жертва Шульца и борьба патриотов в 1837 и 1838 годах — не прошли бесследно… Шульц победил, хотя и после смерти.

Память

Нильс-Миколай Шульц вошёл в историю как борец, отдавший жизнь за свободу Канады. Отношение к нему в современной Канаде в основном определяется этим. С его именем связывается не только вооружённая борьба, но и последовавшие вскоре реформы, утвердившие канадский парламентаризм. Шульца называют одним из «отцов Канадской Конфедерации». Его памяти посвящён специальный видеоролик (исполнитель, однако, если судить по охранившимся изображениям, лишён внешнего сходства с реальным Шульцем).

Однако существуют и иные оценки Шульца — как революционного авантюриста-«янки», не имеющего национальности и склонного к насилию ради отвлечённых идей.

Отрывок, характеризующий Шульц, Нильс

30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.