Шумаков, Валерий Иванович

Валерий Иванович Шумаков
На церемонии вручения государственных наград России. Валерий Шумаков награждён орденом Святого Андрея Первозванного, 22 января 2002 года
Место рождения:	Москва, РСФСР, СССР
Научная сфера:	Трансплантология
Место работы:	НИИ трансплантологии и искусственных органов
Учёная степень:	доктор медицинских наук
Учёное звание:	профессор академик РАН академик АМН СССР академик РАМН
Альма-матер:	Первый московский медицинский институт им. Сеченова
Известен как:	один из основоположников клинической трансплантологии в СССР и России, создатель науки об искусственных органах
Награды и премии:

Вале́рий Ива́нович Шумако́в (9 ноября 1931, Москва — 27 января 2008, Москва) — советский и российский врач-трансплантолог, педагог. Академик РАН (1994) и РАМН (1988). Герой Социалистического Труда (1990). Лауреат Государственной премии СССР (1971).

Образование

Окончил среднюю школу № 330 в г. Москве.

В 1950 году поступил в 1-й Московский медицинский институт имени И. М. Сеченова Минздрава СССР.

В 1956—1959 годах — аспирант кафедры оперативной хирургии и топографической анатомии того же института (после аспирантуры работал в академической группе Б. В. Петровского по проблеме искусственного кровообращения при открытой коррекции пороков сердца).

В 1959 году защитил кандидатскую диссертацию на тему «Хирургическое исправление недостаточности митрального клапана», а в 1965 — докторскую, в которой провёл систематизацию данных о диаметрах сердечных устий человека после иссечения естественных клапанов сердца. Показанные в ней значения легли в основу типоразмеров отечественных шаровых механических протезов клапанов сердца.

Карьера (основные этапы)

• 1963—1966 годы — старший научный сотрудник НИИ клинической и экспериментальной хирургии Министерства здравоохранения СССР.
• 1966—1969 годы — руководитель лаборатории искусственного сердца и вспомогательного кровообращения института. (в 1969 г. утверждён в звании профессора).
• 1969—1974 годы — руководитель отдела трансплантации и искусственных органов.
• 1974—2008 годы — директор НИИ трансплантологии и искусственных органов Министерства здравоохранения Российской Федерации.

Впервые в СССР успешно выполнил пересадку почки (1965 год), пересадку сердца (1988 год), одновременную пересадку сердца, печени и поджелудочной железы, а также двухэтапную пересадку сердца. Явился основателем научной школы, подготовил более 50 докторов и 120 кандидатов медицинских и биологических наук. Автор трёх научных открытий, более 20 монографий, 450 научных работ, 200 изобретений. C 1994 года был главным редактором журнала «Вестник трансплантологии и искусственных органов». В 1995 году под редакцией В. И. Шумакова вышло первое в России «Руководство по трансплантологии».

До конца жизни возглавлял основанную им кафедру «Физика живых систем» Московского физико-технического института.

Последние годы жизни проживал в Москве, в Доме на набережной. Умер 27 января 2008 года в Москве. Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

Награды

• Герой Социалистического Труда (Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 декабря 1990, орден Ленина и медаль «Серп и Молот») — за выдающийся вклад в развитие советской трансплантологии и применение её на практике, плодотворную научную и общественную деятельность
• Орден Святого апостола Андрея Первозванного (3 ноября 2001) — за выдающиеся достижения в области здравоохранения и медицинской науки
• Орден «За заслуги перед Отечеством» II степени (12 апреля 1999) — за выдающийся вклад в развитие отечественной трансплантологии, создание и внедрение искусственных органов в клиническую практику, плодотворную научную и общественную деятельность
• Орден «За заслуги перед Отечеством» III степени (20 марта 1995) — за выдающиеся заслуги в здравоохранении и медицинской науке, достижения в области трансплантологии и искусственных органов
• Медаль «В память 850-летия Москвы» (1997)
• Заслуженный изобретатель РСФСР (1978)
• Государственная премия СССР 1971 года в области науки и техники (5 ноября 1971) — за разработку и внедрение в клиническую практику пересадки почек
• Почётный гражданин города Москвы (3 сентября 1997) — в связи с празднованием 850-летия основания города Москвы, за выдающиеся заслуги перед городом и гражданами Москвы
• Премия Правительства Российской Федерации 1997 года в области науки и техники (6 апреля 1998) — за разработку и внедрение в клиническую практику пересадки сердца
• Государственная премия Российской Федерации 2002 года в области науки и техники (13 декабря 2003) — за разработку основных положений проблемы хирургического лечения аневризм восходящего отдела и дуги аорты
• Благодарность Мэра Москвы (8 ноября 2006) — за выдающийся личный вклад в мировую и отечественную хирургию, большую общественную и педагогическую работу и в связи с 75-летием со дня рождения
• Премия Правительства Российской Федерации 2007 года в области науки и техники (посмертно) (27 февраля 2008) — за трансплантацию печени как радикального метода лечения тяжелых заболеваний печени у взрослых и детей - создание и внедрение нового направления в российском здравоохранении

Память

В 1998 году имя «Хирург Валерий Шумаков» было присвоено звезде в созвездии Скорпиона.

В 2001 году в Шиловской СОШ № 1 посёлка Шилово Рязанской области, где он учился в годы войны, была открыта мемориальная доска, о том, что Шумаков учился здесь.

В 2009 году НИИ трансплантологии и искусственных органов приказом министра здравоохранения и социального развития России был переименован в Федеральный научный центр трансплантологии и искусственных органов имени академика В. И. Шумакова

В 2011 году, к 80-летию учёного, в Москве, на Щукинской улице, рядом со зданием Федерального научного центра трансплантологии и искусственных органов имени академика В. И. Шумакова был открыт Памятник хирургу Валерию Шумакову работы скульптора Дениса Стритовича.

В 2012 году Почта России выпустила марку с изображением В. И. Шумакова. Номинал 15 р. Портрет В. И. Шумакова на фоне кардиограммы и знак ордена Святого апостола Андрея Первозванного.

Семья

Отец: Шумаков Иван Андреевич (1900-1965).

Мать: Шумакова Наталья Алексеевна (Барскова) (1900-1975).

Супруга: Калитиевская Наталья Михайловна, врач-анестезиолог.

Сын: Дмитрий Шумаков (р. 1967), врач, заведующий отделением Федерального научного центра трансплантологии и искусственных органов имени академика В. И. Шумакова

Дочь: Шумакова Ольга Валерьевна (р. 1963), сотрудник Государственной Третьяковской галереи.

Внуки: Наталья (р. 1993), Кирилл (р. 1996), Мария (р. 1996), Валерия (р. 1998), Иван (р. 2004).

Ссылки

•  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=10190 Шумаков, Валерий Иванович]. Сайт «Герои Страны».
• [www.peoples.ru/medicine/transplantologist/shumakov/ Биография на www.peoples.ru]
• [www.medportal.ru/mednovosti/main/2008/01/28/shumakov/ Некролог]
• [www.podstantsiya.ru/?area=posts&id=439 Радиоинтервью с Валерием Шумаковым. 2004 год]

Отрывок, характеризующий Шумаков, Валерий Иванович

[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.