Шурале (балет)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Шурале
Шурале

Наталия Дудинская в партии Сюимбике
Композитор

Фарид Яруллин

Автор либретто

Ахмет Файзи и Леонид Якобсон

Источник сюжета

одноимённая поэма Габдуллы Тукая

Хореограф

Леонид Жуков и Гай Тагиров

Оркестровка

Ф. В. Витачек

Дирижёр-постановщик

И. В. Аухадеев

Сценография

П. Г. Сперанский

Последующие редакции

Леонид Якобсон

Количество действий

3

Год создания

1941

Первая постановка

12 марта 1945

Место первой постановки

Татарский театр оперы и балета

«Шурале́», «Али́-Батыр» — балет в 3 актах Фарида Яруллина. Либретто Ахмета Файзи и Леонида Якобсона по мотивам одноимённой поэмы Габдуллы Тукая, основанной на татарском фольклоре[1].





История создания

30 августа 1940 года был издан указ о проведении в Москве декады татарской литературы и искусства в августе 1941 года. Для подобного ответственного смотра был необходим национальный балет. (Кстати, Татарский национальный оперный театр открылся лишь 17 июня 1939 года). Привлекли к работе специалистов — главным балетмейстером декады назначили Петра Гусева, а он пригласил для постановки первого татарского балета Леонида Якобсона.

К счастью, в портфеле театра уже лежали готовое либретто и партитура балета под названием «Шурале», их принесли в театр в начале 1940 года писатель Ахмет Файзи и молодой композитор Фарид Яруллин. И если музыка будущего балета в целом устраивала балетмейстера, то либретто показалось ему слишком размытым и перенасыщенным литературными персонажами — неопытный либреттист свёл воедино героев восьми произведений классика татарской литературы Габдуллы Тукая. В феврале 1941 года Якобсон закончил новый вариант либретто и композитор приступил к доработке авторского клавира, которую завершил в июне.

3 июля 1941 года в Казани состоялась генеральная репетиция нового балета. Балетная труппа Татарского театра оперы и балета была усилена танцовщиками труппы «Остров танца» и солистами Ленинградского театра оперы и балета имени С. М. Кирова. Партию Сюимбике исполняла Найма Балтачеева, Али-Батыра — Абдурахман Кумысников, Шурале — Габдул-Бари Ахтямов. Оформил спектакль художник Е. М. Мандельберг, дирижёр —И. В. Аухадеев. Ни о премьере, ни о поездке в Москву речь уже не шла — Великая Отечественная война перечеркнула все планы. Татарский театр оперы и балета вернулся к «Шурале» в 1945 году. Ф. В. Витачек, преподававший оркестровку и чтение партитур в Институте имени Гнесиных, инструментовал партитуру, балетмейстер Гай Тагиров сочинил новое либретто.

В послевоенные годы по заказу Ленинградского театра оперы и балета имени С. М. Кирова композиторы Валентин Власов и Владимир Фере сделали новую оркестровую редакцию балета, не ограничиваясь технической доработкой, а внеся в музыку существенные изменения. Балет приобрёл более героические черты. Ленинградский вариант балета, осуществлённый Леонидом Якобсоном в 1950 году получил новое название — «Али-Батыр». Именно с этим названием спектакль получил Сталинскую премию. А в 1958 году Фариду Яруллину за балет «Шурале» была посмертно присуждена Государственная премия Татарстана имени Г. Тукая.

Действующие лица

  • Сюимбике, девушка-птица
  • Али-Батыр, охотник
  • Мать Батыра
  • Отец Батыра
  • Главная сваха
  • Главный сват
  • Шурале, злой леший
  • Огненная ведьма
  • Шайтан
  • Птицы-девушки, свахи, сваты

Действие происходит в Татарии в сказочные времена.

Сценическая жизнь

Татарский театр оперы и балета

12 марта 1945 года — премьера

Либретто Гая Тагирова, балетмейстеры-постановщики Леонид Жуков и Гай Тагиров, художник-постановщик П. Г. Сперанский, дирижёр-постановщик И. В. Аухадеев

Действующие лица
  • Сюимбике — Анна Гацулина
  • Али-Батыр — Габдул-Бари Ахтямов
  • Шурале — В. Романюк
  • Таз — Гай Тагиров

1952 год — новая постановка, балетмейстер-постановщик Я. Е. Брунак, дирижёр-постановщик Х. В. Файзуллин; Али-Батыр — А. Ф. Нарыков, Шурале — С. З. Хайруллин

1957 год — новая постановка, балетмейстеры-постановщики Л. А. Бордзиловская и Ш. Б. Байдавлетов

1970 год — новая постановка, балетмейстер-постановщик Леонид Якобсон

1986 год — возобновление, балетмейстер-постановщик Константин Рассадин (по Якобсону)

2000 год — возобновление, хореография Леонида Якобсона, редакция Владимира Яковлева), художник-постановщик Андрей Кноблок

Ленинградский театр оперы и балета имени С. М. Кирова — Мариинский театр

Внешние изображения
[pics.livejournal.com/fo_c/pic/00094388 Аскольд Макаров и Наталья Дудинская в балете «Шурале»]
[pics.livejournal.com/fo_c/pic/0007k2zc Аскольд Макаров и Наталья Дудинская в балете «Шурале»]

28 мая 1950 года — премьера

2-я редакция — балет в 3 актах 4 картинах под названием «Али-Батыр». Новая инструментовка и редакция музыки В. А. Власова и В. Г. Фере, балетмейстер-постановщик Леонид Якобсон, художники-постановщики Александр Птушко, Лев Мильчин, Иван Иванов-Вано, дирижёр-постановщик Павел Фельдт

Действующие лица

1971 год — возобновление под названием «Шурале», балетмейстер-постановщик Леонид Якобсон. Экранизирован в 1980 году под названием «Лесная сказка»

28 июня 2009 год — капитальное возобновление

Действующие лица

Большой театр

29 января 1955 года — премьера на сцене Филиала

Балетмейстер-постановщик Леонид Якобсон, художник-постановщик Лев Мильчин, дирижёр-постановщик Газиз Дугашев

Действующие лица

Спектакль прошёл 35 раз, последнее представление 12 декабря 1958 года

22 декабря 1960 год — возобновление на сцене Филиала

Дирижёр-постановщик Марк Эрмлер

Действующие лица
  • Сюимбике — Марина Кондратьева, (затем Людмила Богомолова)
  • Батыр — Владимир Васильев
  • Шурале — Владимир Левашёв
  • Огненная ведьма — Фаина Ефремова, (затем Эльмира Костерина)
  • Шайтан — Эсфандьяр Кашани, (затем Николай Симачёв)
  • Шуралёнок (исполняли учащиеся МХУ) — Василий Ворохобко, (затем А. Аристов)

Спектакль прошёл 8 раз, последнее представление 1 октября 1961 года

Постановки в других театрах

1952Одесский театр оперы и балета, балетмейстер-постановщик Вахтанг Вронский

1952Рижский театр оперы и балета, балетмейстер-постановщик Евгений Чанга

1952Саратовский театр оперы и балета, балетмейстер-постановщик В. Т. Адашевский

31 декабря 1952Львовский театр оперы и балета, балетмейстер-постановщик Николай Трегубов, художник-постановщик Ф. Ф. Нирод, дирижёр-постановщик С. М. Арбит

1954Театр «Ванемуйне» (Тарту), балетмейстер-постановщик И. А. Урбель

1955Ульяновск, балетмейстер-постановщик Я. Е. Брунак

1955Бурятский театр оперы и балета, балетмейстер-постановщик М. С. Заславский

1955Киевский театр оперы и балета, балетмейстер-постановщик Вахтанг Вронский

1956Казахский театр оперы и балета имени Абая, балетмейстер-постановщик Д. Т. Абиров

1956 — Узбекский театр оперы и балета, балетмейстер-постановщик Т. Г. Литвинова

1957Горьковский театр оперы и балета, балетмейстер-постановщик Отар Дадишкилиани

26 марта 1959Челябинский театр оперы и балета, балетмейстер-постановщик Отар Дадишкилиани, художник-постановщик А. Б. Дулевский, дирижёр-постановщик С. М. Арбит

1961Литовский театр оперы и балета, балетмейстер-постановщик Ю. М. Гудявичюс

1968Новосибирский театр оперы и балета, балетмейстер-постановщик Игорь Есаулов, Сюимбике — Флора Кайдани

1969Башкирский театр оперы и балета, балетмейстер-постановщик Ф. М. Саттаров

10 ноября 1973Львовский театр оперы и балета, балетмейстер-постановщик М. С. Заславский, художник-постановщик Я. Ф. Нирод, дирижёр-постановщик С. М. Арбит

1985Труппа «Хореографические миниатюры» — сцены из балета «Шурале» в 1 акте, хореография Леонида Якобсона

Библиография

  • Золотницкий Д. «Али-Батыр» // Смена : газета. — Л., 1950. — № 23 июня.
  • В. Богданов-Березовский «Али-Батыр» // Вечерний Ленинград : газета. — Л., 1950. — № 26 июня.
  • Красовская В. «Али-Батыр» // Советское искусство : газета. — Л., 1950. — № 11 ноября.
  • Добровольская Г. Перемирие с классикой // [www.ozon.ru/context/detail/id/6294981/ Балетмейстер Леонид Якобсон]. — Л.: Искусство, 1968. — С. 33—55. — 176 с. — 5000 экз.
  • Рославлева Н. В новых балетах // [www.ozon.ru/context/detail/id/1950366/ Майя Плисецкая]. — М.: Искусство, 1968. — С. 66—67. — 164 с. — 75 000 экз.
  • Гамалей Ю. Год 1950 // [www.ozon.ru/context/detail/id/5528438/ "Мариинка" и моя жизнь. Воспоминания дирижера]. — Л.: ПапиРус, 1999. — С. 140—141. — 424 с. — 5000 экз. — ISBN 5-87472-137-1.
  • Л. И. Абызова. Танцовщик Кировского театра // [b-text1.narod.ru/p0.htm Игорь Бельский. Симфония жизни]. — СПб.: Академия Русского балета им. А. Я. Вагановой, 2000. — С. 69—75. — 400 с. — 1200 экз. — ISBN 5-93010-008-Х.
  • Якобсон Л. Моя работа над "Шурале" // Письма Новерру. Воспоминания и эссе. — N-Y.: Hermitage Publishers, 2001. — С. 33—97. — 507 с. — ISBN 1-55779-133-3.
  • Габаши А. [www.tatworld.ru/article.shtml?article=695&section=0&heading=0 Шурале] // Татарский мир : журнал. — Казань, 2005. — № 3.
  • Юнусова Г. [www.rt-online.ru/aticles/rubric-78/62216/ Под знаком «Шурале»] // Республика Татарстан : газета. — Казань, 2005. — № 13 мая.
  • [ria.ru/culture/20090624/175298044.html Мариинка вернет на свою сцену балет "Шурале"] // РИА Новости : РИА. — М., 2009. — № 24 июня.
  • Ступников И. [www.spbvedomosti.ru/print.htm?id=10259487@SV_Articles Там леший бродит] // С.-Петербургские ведомости : газета. — СПб., 2009. — № 7 июля.

Напишите отзыв о статье "Шурале (балет)"

Примечания

  1. [www.pro-ballet.ru/html/q/qurale.html Шурале] // Русский балет: Энциклопедия. — М.: Большая российская энциклопедия, Согласие, 1997.

Ссылки

  • [www.kazan-opera.ru/about/repertoire/28/117 «Шурале»] на сайте Татарского театра оперы и балета
  • [www.mariinsky.ru/playbill/repertoire_old/ballet/without/shurale1/ «Шурале»] на сайте Мариинского театра
  • [inkazan.ru/shurale-takoj-shurale/ «Шурале», такой Шурале…] фоторепортаж со спектакля Татарского театра оперы и балета

Отрывок, характеризующий Шурале (балет)

Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.
– Мы, кажется, подложили, господи Иисусе Христе, – говорил камердинер.
В первый раз князь Андрей понял, где он был и что с ним было, и вспомнил то, что он был ранен и как в ту минуту, когда коляска остановилась в Мытищах, он попросился в избу. Спутавшись опять от боли, он опомнился другой раз в избе, когда пил чай, и тут опять, повторив в своем воспоминании все, что с ним было, он живее всего представил себе ту минуту на перевязочном пункте, когда, при виде страданий нелюбимого им человека, ему пришли эти новые, сулившие ему счастие мысли. И мысли эти, хотя и неясно и неопределенно, теперь опять овладели его душой. Он вспомнил, что у него было теперь новое счастье и что это счастье имело что то такое общее с Евангелием. Потому то он попросил Евангелие. Но дурное положение, которое дали его ране, новое переворачиванье опять смешали его мысли, и он в третий раз очнулся к жизни уже в совершенной тишине ночи. Все спали вокруг него. Сверчок кричал через сени, на улице кто то кричал и пел, тараканы шелестели по столу и образам, в осенняя толстая муха билась у него по изголовью и около сальной свечи, нагоревшей большим грибом и стоявшей подле него.