Шушинская резня

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Шуши́нская резня́[1] — массовые убийства в марте 1920 года армянского населения города Шуша (Нагорный Карабах)[2][3], в результате которых погибло, по разным оценкам, от 500[2] до 30 тыс. местных жителей-армян, была сожжена и разрушена армянская часть города и изгнано всё армянское население[4][5].





Шуша в конце XIX — начале XX вв

В 1883 году население города Шуша, согласно Энциклопедическому словарю Брокгауза и Ефрона, составляло 25’656 человек (13’282 муж. и 12’374 жен.), в том числе 56,5 % армян и 43,2 % азербайджанских татар; остальные — русские (3 %) и евреи[6].

К концу XIX века армянский район занимал около 65 % территории города и включал в себя 18 кварталов; армянская часть была нагорной, татарская — низменной. В армянской части располагались реальное училище, уездная семинария для девочек, театр, городская больница, а также присутственные места. В татарской — русско-татарская школа, ряд музыкальных школ, а также частные школы[7].

В татарском секторе сгорело около 80 домов. К началу 1907 года население города резко уменьшилось.

Потребовалось целое десятилетие, чтобы город в какой-то мере восстановился. Торговая часть армянского сектора была восстановлена, но многие армянские дома ещё долго лежали в руинах.

Как образно писал в своей книге «Чёрный сад» британский журналист Томас де Ваал,
Шуша является прекрасным объектом для изучения того, как соседи вдруг перестают быть друзьями и начинают воевать друг с другом. В прошлом столетии этот город был сожжён дотла трижды — в 1905, 1920 и 1992 годах[8].

Согласно российским статистическим данным 1916 г., в Шуше проживало 43’869 человек, из них 23’396 составляли армяне (53 %) и 19’121 азербайджанцы (44 %)[9].

Этнополитическая ситуация в Закавказье в начале XX века

Закавказье издавна являлось средоточием этнических конфликтов, которые особенно обострились в результате ослабления центральной российской власти, наличия в регионе значительного количества оружия и наложения в конце 1917 — начале 1918 гг. межнациональных противоречий на борьбу за власть между многообразными политическими силами, движениями, группировками, семейными кланами, в сочетании с соперничеством ведущих государств за геополитический контроль над регионом, выразившимся в иностранной вооружённой интервенции. В этих условиях борьба за политическую власть в 1918—1920 гг. вылилась в череду кровавых межэтнических столкновений — в Южной Осетии, Карабахе, Зангезуре, Баку — сопровождавшихся национальной резнёй и приводивших к ответному этническому насилию.

1918 год

Первая попытка создания объединённой многонациональной Закавказской федерации провалилась в мае 1918 г. из-за радикальных противоречий интересов национальных элит и под воздействием внешних сил — Германии и Турции. 28 мая были провозглашены самостоятельные Азербайджан и Армения, при этом в состав Азербайджанской Республики, провозглашённой на территории бывших Бакинской и Елизаветпольской губерний Российской империи, вошли районы со смешанным армяно-мусульманским населением (Карабах, Зангезур). В установлении контроля над Карабахом в сентябре — октябре 1918 г. приняли участие турецкие оккупационные войска, участвовавшие в боевых действиях совместно с вооружёнными формированиями, подконтрольными АДР.

За месяц до провозглашения АДР в Баку пришёл к власти Совет народных комиссаров, признавший власть СНК РСФСР и опиравшийся на советские войска и вооружённые отряды армянской партии «Дашнакцутюн», которые устроили в конце марта — начале апреля резню среди мусульманского населения города.

Враждебность местного мусульманского населения по отношению к вооружённым формированиям Бакинского СНК, в основном состоявшим из этнических армян, во многом способствовала успеху наступления объединённых турецко-азербайджанских войск на Баку. Взятие Баку в середине сентября 1918 г. привело к новой волне массовых убийств и грабежей — на этот раз среди мирных жителей — армян.

Согласно докладу министра внутренних дел правительству АДР, в Зангезуре, где обосновался вооружённый армянский отряд под командованием генерала Андраника, происходили многочисленные нападения армян на мусульманские деревни, массовые грабежи и убийства[10][11].

1919 год

15 января 1919 года правительством АДР было учреждено Карабахское генерал-губернаторство, и британское военное командование утвердило назначение Хосров-бека Султанова генерал-губернатором Карабаха и Зангезура[12][13][14], объявив, что окончательное решение о статусе региона будет принято на Парижской мирной конференции[15].

В ответ на назначение Султанова национальные съезды армян Карабаха, регулярно созывавшиеся в Шуше, дважды — 19 февраля и 23 апреля 1919 года — объявляли Карабах «неотъемлемой частью Армении» и заявляли об отказе сотрудничать с генерал-губернатором, назначенным властями АДР.[13][16][17].

4 — 5 июня 1919 года в Шуше и её окрестностях произошли вооружённые столкновения между армянами, курдами и азербайджанцами. Курдскими и азербайджанскими кочевниками под предводительством брата генерал-губернатора Султанова было вырезано армянское селение Гайбаллу (Кайбаликенд). Жители других армянских селений, подвергшихся нападению, соорганизовались и дали отпор[18]. По данным представителя британской военной миссии, из 700 жителей селения Кайбаликенд в живых осталось лишь 11 мужчин и 87 женщин и детей[19][20]. После этих событий Хосров-бек Султанов установил блокаду армянской части г. Шуши.

12 августа 1919 года в качестве давления на армянские власти Карабаха Султанов приказал перекрыть тракт Шуша-Евлах и все ведущие в Нагорный Карабах дороги, навёл пушки на армянскую часть города и ультимативно потребовал в течение 48 часов признать власть Азербайджана[21]. Учитывая то, что английский гарнизон, готовясь к предстоящей эвакуации из Азербайджана, был выведен из Шуши, армяне оказались в безвыходном положении и 22 августа заключили соглашение, по которому Нагорный Карабах объявил, что считает себя «временно в пределах Азербайджанской Республики» (до окончательного решения вопроса на Парижской мирной конференции). За это карабахским армянам было сохранено самоуправление, Азербайджан обязался содержать гарнизоны в Шуше и Ханкенди только по штатам мирного времени и не вводить войска в Нагорный Карабах иначе как с согласия Армянского национального совета (правительства) Карабаха; разоружение населения прекращалось до решения Парижской мирной конференции[22].

Почти всю осень, с сентября по ноябрь, азербайджанские войска вели боевые действия в соседнем Зангезуре, тщетно пытаясь установить над ним контроль. 23 ноября 1919 года в Тифлисе между Азербайджаном и Арменией было заключено соглашение, согласно которому стороны обязались прекратить все происходящие между ними вооружённые столкновения, открыть дороги, ведущие в Зангезур, и решить все спорные вопросы, включая вопрос о границах, мирным путём[23]. По соглашению, Армения взяла на себя обязательства вывести свои войска из Зангезура[24].

Начало 1920 года

Как указывает американский историк Ричард Ованнисян, заключённое в августе 1919 г. соглашение строго ограничило азербайджанское административное и военное присутствие в регионе и установило внутреннюю автономию Нагорного Карабаха[25].

С самого начала 1920 года, однако, генерал-губернатор Хосров-бек Султанов в нарушение условий соглашения предпринял шаги по ужесточению блокады Карабаха — была увеличена численность азербайджанских вооружённых формирований в стратегически важных пунктах и организовано вооружение местного населения[26].

Этим действиям сопутствовали обвинения соседней Армении в подготовке нападения на Нагорный Карабах[27] и заявления о необходимости ввода дополнительных войск в Варанду и Зангелан, чтобы предотвратить со стороны опасность Зангезура[28].

19 февраля Султанов категорически потребовал от Армянского национального совета Карабаха немедленно решить вопрос вхождения Карабаха в Азербайджан[29]. Азербайджан приступил к концентрации вокруг Нагорного Карабаха своих войск и нерегулярных вооружённых отрядов. В Шушу в качестве военного советника прибыл турецкий генерал Халил-паша[30].

28 февраля — 4 марта 1920 года состоялся Восьмой съезд армян Карабаха, который отверг требование Султанова об «окончательном вхождении в Азербайджан». Съезд обвинил Султанова в многочисленных нарушениях мирного соглашения, вводе войск в Карабах без разрешения Национального совета и организации убийств армян, в частности массовых убийств, совершённых 22 февраля на тракте Шуша — Евлах, в Ханкенди и Аскеране, где, как говорилось в резолюции Съезда, было истреблено несколько сотен армян[31]. В соответствии с решением съезда, дипломатические и военные представители союзных государств Антанты, три закавказские республики и временный генерал-губернатор Карабаха извещались о том, что армянe для защиты обратяться к «соответствующим средствам».

8 марта Армения направила ноту Азербайджану, обвинив его в том, что азербайджанскими частями в Ханкендах и Агдаме бесчеловечно было перебито до 400 лиц мирного армянского населения[32]. 16 марта министром иностранных дел АДР Фатали Ханом Хойским была направлена ответная нота министру иностранных дел Армении, в которой отвергались эти обвинения и заявлялось, что в результате «незначительных эксцессов» было убито 7 армян[33].

В середине марта Азербайджан, после предъявленного ультиматума, приступил к разоружению армян Карабаха; одновременно азербайджанские силы вторглись в Зангезур[34].

События 22—26 марта 1920 года

Нарушение азербайджанской стороной условий августовского соглашения, по мнению Ричарда Ованнисяна, в конечном итоге и привело в конце марта 1920 года к неудачной попытке вооружённого восстания[25].

По данным министра внутренних дел АДР М. Векилова к 22 марта число вооружённых армян было доведено до 400 человек[35].

В ночь с 22 на 23 марта, во время празднования Новруза, армянские вооружённые отряды напали на азербайджанские гарнизоны в Шуше, Аскеране и Ханкенди, пытаясь застать азербайджанцев врасплох. По плану, предполагалось нанести одновременный удар в трёх стратегических пунктах. Как пишет Ованнисян, в Шуше должны были действовать отряд местной армянской милиции из 100 человек во главе с Нерсесом Азбекяном, который должен был разоружить азербайджанский гарнизон в армянском квартале, и отряд милиции из Варанды, прибывший в город вечером 22 марта, якобы для того, чтобы получить жалованье и поздравить губернатора Султанова с праздником. Однако план сорвался: варандинцы слишком долго медлили и под утро сумели арестовать лишь нескольких расквартированных азербайджанских офицеров, тогда как сотня Азбекяна, не сумев установить связь с варандинцами, начала обстреливать Шушинскую крепость издалека, что позволило азербайджанцам организовать отпор.

Генерал-губернатор Хосров-бека Султанов сообщал министру внутренних дел, что 23 марта армяне ночью начали нападения в Шуше из Шушикенда.[36]

Неразбериха продолжалась до самого утра, когда гарнизон, получивший известие о провале армянского нападения на Ханкенды, нанёс ответный удар, а затем, при участии местных жителей-азербайджанцев, устроил резню в армянских кварталах, что привело к массовой гибели и изгнанию всего армянского населения, застигнутого врасплох, и уничтожению армянских кварталов в результате вспыхнувшего пожара. Нескольким тысячам жителей удалось, воспользовавшись густым туманом, бежать из города по Каринтакской дороге в сторону Варанды[37]. Среди жертв был и армянский епископ Ваган, повешенный азербайджанцами, и начальник городской полиции Аветис Тер-Гукасян, сожжённый заживо[38][39].

Шушинская резня в описаниях участников и очевидцев

Описание событий со слов Новрузова

По рассказу участника событий с азербайджанской стороны Мешади Абушбека Новрузова, 22 марта влиятельные представители армянской общины во главе с городским головой Герасимом Мелик-Шахназаровым выступили на праздничном собрании, где заявили о необходимости мирного сосуществования двух народов.

Днём 22 марта женщинами-армянками были зарезаны несколько офицеров. Hаходившийся в казармах гарнизон численностью около 200 человек был окружён армянскими отрядами. Hочью по мусульманской части Шуши был открыт оружейный огонь. Азербайджанцы открыли ответный огонь по армянской части города. Утром азербайджанцы перешли в наступление. Hачалось паническое бегство армянского населения. Большинство армян бежало в близлежащие сёла, а остальные были взяты в плен или убиты.

Заметив пламя горящих домов, дашнаки напали на военный госпиталь азербайджанской армии в Ханкенди и перебили находившихся в нём больных солдат. По распоряжению губернатора Султанова, все пленные были размещены под охраной солдат по отдельным домам, а влиятельные лица из армян, в том числе и епископ, были размещены в Шушинской тюрьме, в целях их личной безопасности. Однако разгневанные убийством своих офицеров солдаты гарнизона, нарушив приказание губернатора, ворвались в тюрьму и убили находившихся там армян[40].

Рассказ Мелик-Шахназаряна и Сурена

По рассказу участника с армянской стороны Зарэ Мелик-Шахназаряна, 23 марта рано утром началась стрельбa по всей границе двух частей города — армянской и татарской. Татары, начали поджигать дома. Под прикрытием огня «турки»[41] продвигались вглубь армянской части Шуши грабя дома армян. Оборона армян была неорганизованная.

Мужчины и прикрываемые ими беженцы уходили из Шуши по каринтакской дороге. B 4:30 утра 24 марта армянские милиционеры получили приказ отступать далее и окончательно оставили Шушу[42].

Характеристика мартовских событий

Подавление армянского восстания в Нагорном Карабахе и последовавшие за этим этнические чистки, повлекшие разрушение армянской части Шуши, гибель и бегство её жителей, упоминают в своих работах, посвящённых проблемам этнических конфликтов на территории Закавказья и Европы, исследователи Майкл Круассан (Michael P. Croissant)[43], Тим Потье (Tim Potier)[44], Бенджамин Либерман (Benjamin Lieberman)[45], российский исследователь Андрей Зубов[1].

Исследователи из «Public International Law and Policy Group» и Центра международного права и политики Школы права Новой Англии указывали, что азербайджанское правительство, несмотря на подписание в августе 1919 г. временного соглашения с Национальным советом Карабаха, постоянно нарушало условия соглашения — кульминацией этого стала в марте 1920 г. резня армянского населения в Шуши, в ходе которой, по имеющимся оценкам, было убито более 20 тыс. армян.[46]

Майкл Круассан указывает на массированное сосредоточение азербайджанских вооружённых сил в Нагорном Карабахе в конце марта 1920 г., имевшее целью подавление армянского восстания и приведшее к разрушению Шуши как оплота армянских сил[47].

Бенджамин Либерман говорил о подавлении азербайджанцами армянского восстания в Шуше и уничтожении значительной части армянского города[3].

Джованни Гуайта называл эти события «погромом в Шуше»[4].

Томас де Ваал пишет, что армянскую и азербайджанскую общины Шуши связывали торговля и российская власть. После того же, как русские ушли, «азербайджанские войска смели верхнюю, армянскую часть города»[8].

Оценки масштабов трагедии

Данные о числе жертв, которые приводятся в различных источниках, сильно отличаются.

Мариэтта Шагинян в 1927 году, через семь лет после трагедии, называла как наиболее распространённые следующие оценки: от 3 до 12 тыс. убитых и 7 тыс. сожжённых домов[48].

По данным Ричарда Ованнисяна, в результате этих событий погибло 500 армян и было сожжено 2 тыс. домов[38].

Тим Потье в своей работе, ссылаясь на третье издание БСЭ 1970 г., выпущенное лондонским издательством Collier Macmillan, указывает, что во время событий погибло 2096 жителей города[49].

Джованни Гуайта говорит о гибели ок. 30 тыс. армян[4], а в наши дни можно слышать утверждения и о 35 тыс. погибших[50](недоступная ссылка с 05-04-2016 (2936 дней)).

Азербайджанский историк Ариф Юнусов считает утверждения о гибели 30 тыс. армян в Шуше явной подтасовкой, так как, согласно российским статистическим данным по состоянию на 1916 год, в Шуше проживало всего 23 тыс. армян[51], и не все из них погибли в ходе тех трагических событий[52](недоступная ссылка с 05-04-2016 (2936 дней)). С завышенностью этой оценки согласен политолог Арсен Мелик-Шахназаров. Он считает наиболее близкими к реальности оценки от 6 до 10 тыс. погибших[53].

Шуша после трагедии

Серго Орджоникидзе, возглавлявший с апреля 1920 г. Кавказское бюро ЦК РКП (6) и активно участвовавший в установлении советской власти в Азербайджане, отмечал в 1936 г.: «Я с ужасом вспоминаю и сегодня ту картину, которую мы увидели в Шуше в мае 1920 года. Красивейший армянский город был разрушен, разгромлен до основания, а в колодцах мы увидели трупы женщин и детей»[54].

Посетившая город в 1926 г. поэтесса Мариэтта Шагинян описывает его как сильно разрушенный[55].

Pусский поэт Осип Мандельштам, побывавший в Шуше в 1931 году, написал стихотворение («Фаэтонщик»), посвящённое Шушинской трагедии[56]:

Так в Нагорном Карабахе,
В хищном городе Шуше,
Я изведал эти страхи
Соприродные душе…

Его жена Надежда Мандельштам вспоминала улицы разорённого города[57]

Мартовские события явились серьёзным ударом для Шуши. Численность её населения упала в несколько раз — с 67 тыс. до 9 тыс. (в 1932 г., даже 5597 чел[58].) и с тех пор так и не поднималась выше 17 тыс. в 1989 г. Шуша потеряла своё былое значение; столицей Нагорно-Карабахской автономной области был объявлен Степанакерт, а Шуша стала районным центром.

Журналист Томас де Ваал в книге «Чёрный сад» пишет, что в 1961 году коммунистическое руководство Баку приняло решение о сносе руин, хотя многие старые здания ещё можно было восстановить[8].

Напишите отзыв о статье "Шушинская резня"

Примечания

  1. ↑ 1 2 Зубов А. Б. Политическое будущее Кавказа: опыт ретроспективно-сравнительного анализа // [magazines.russ.ru/znamia/2000/4/zubov.html Журнал «Знамя», 2000, #4]
  2. ↑ 1 2 Richard G. Hovannisian. The Republic of Armenia, Vol. III: From London to Sèvres, February-August 1920, стр 151—152.
  3. ↑ 1 2 In 1920 Azerbaijanis had suppressed an Armenian uprising at Shusha and destroyed much of the Armenian town. Benjamin Lieberman. Terrible Fate: Ethnic Cleansing in the Making of Modern Europe. ISBN 1-56663-646-9
  4. ↑ 1 2 3 Giovanni Guaita. [www.grazhdanin.com/grazhdanin.phtml?var=Vipuski/2004/4/statya17&number=%B94 Armenia between the Bolshevik hammer and Kemalist anvil] // 1700 Years of Faithfulness: History of Armenia and its Churches. — Moscow: FAM, 2001. — ISBN 5898310134.
  5. ↑ [www.publications.parliament.uk/pa/ld199798/ldhansrd/vo970701/text/70701-19.htm Lords Hansard] 170701-19. publications.parliament.uk (1 Jul 1997). Проверено 5 апреля 2016.
  6. ↑ Шуша // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  7. ↑ [www.musigi-dunya.az/new/read_magazine.asp?id=17 Musiqi Dunyasi]. musigi-dunya.az. Проверено 5 апреля 2016.
  8. ↑ 1 2 3 [www.library.cjes.ru/online/?a=con&b_id=743&c_id=10121 Ваал де Т. Чёрный сад. Армения и Азербайджан между миром и войной]
  9. ↑ «Кавказский календарь» на 1917 год. Тифлис, 1916, с. 190—196
  10. ↑ [genotsida-net.narod.ru/az/kopiya.htm Доклад правительству министра внутренних дел АДР]
  11. ↑ Выписка из дел канцелярии Министерства внутренних дел о насилиях, чинимых над мусульманским населением Карабаха и смежных с Гянджинскои губернией уездов Эриванской губернии, армянами и войсками Армянской Республики (из дела № 80 — 1918 г., IV Отд.)
  12. ↑ Нагорный Карабах в 1918—1923 гг.: сборник документов и материалов. Ереван, 1992, стр. 62, документ № 38 официальное извещение британской военной миссии населению Зангезура и Карабаха от 15 января 1919 г.
  13. ↑ 1 2 «Armenia: The Survival of a Nation», revised second edition, 1990, by Christopher J. Walker, page 270
  14. ↑ Tadeusz Swietochowski, Russia and Azerbaijan: A Borderland in Transition. ISBN 0-231-07068-3
  15. ↑ [www.armeniaforeignministry.com/fr/nk/nk_file/article/3.html Circular by colonel D. I. Shuttleworth of the British Command]
  16. ↑ Нагорный Карабах в 1918—1923 гг.: сборник документов и материалов. Ереван, 1992, стр. 79, документ № 49 Письмо председателя IV Карабахского армянского национального съезда бакинскому армянскому национальному совету от 19 февраля 1919 г.
  17. ↑ Нагорный Карабах в 1918—1923 гг.: сборник документов и материалов. Ереван, 1992, стр. 167, документ № 109 Сообщение V Карабахского армянского национального съезда карабахскому генерал-губернатору об отказе с ним сотрудничать. 26 апреля 1919 г.
  18. ↑ Нагорный Карабах в 1918—1923 гг.: сборник документов и материалов. Ереван, 1992, стр. 257, документ № 171 Из сообщения газеты «Кавказское слово» о нападении татар и курдов на армян, сопротивлявшихся в течение нескольких дней. 17 июня 1919 г.
  19. ↑ Нагорный Карабах в 1918—1923 гг.: сборник документов и материалов. Ереван, 1992, стр. 240, документ № 155 Донесение представителя британской военной миссии в Шуше правительству Азербайджана о резне армян и погромах в г. Шуше, прилегающих к городу селениях и потворстве этому шушинского генерал-губернатора. Начало июня 1919 г.
  20. ↑ [en.wikisource.org/wiki/The_New_York_Times/Nurses_stuck_to_post The New York Times, Sept. 4, 1919. «Nurses stuck to post»]
  21. ↑ «Слово», 28.08.1919
  22. ↑ Нагорный Карабах в 1918—1923 гг.: сборник документов и материалов. Ереван, 1992, стр. 323—326, документ № 214
  23. ↑ Азербайджанская Демократическая Республика (1918―1920). Армия. (Документы и материалы). Баку, 1998, с. 389
  24. ↑ Азербайджанская Демократическая Республика (1918―1920). Армия. (Документы и материалы). Баку, 1998, с. 251
  25. ↑ 1 2 Richard G. Hovannisian. [books.google.com/books?id=p37O_KtaUKsC The Armenian People from Ancient to Modern Times]. — Palgrave Macmillan, 1997. — Vol. II. Foreign Dominion to Statehood: The Fifteenth Century to the Twentieth Century. — P. 318. — 493 p. — ISBN 0312101686, ISBN 9780312101688.
  26. ↑ Нагорный Карабах в 1918—1923: сборник документов и материалов, 1992, стр. 638—639, документ № 443: Письмо члена Компартии Азербайджана Правительству РСФСР о погромах и резне, организованных мусаватистами в Карабахе в марте 1920 г., середина июня 1921 г.
  27. ↑ Нагорный Карабах в 1918—1923 гг.: сборник документов и материалов. Ереван, 1992, стр. 364, документ № 241: Нота министра иностранных дел Азербайджана министру иностранных дел Армении от 22 января 1920 г.
  28. ↑ Донесение дипломатического представителя Республики Армения в Азербайджане в МИД Армении. 22 января 1920 //Нагорный Карабах в 1919—1923: сборник документов и материалов. Ереван, издательство АН Армении, 1992 стр. 362.
  29. ↑ Нагорный Карабах в 1918—1923 гг.: сборник документов и материалов. Ереван, 1992, стр. 378, документ № 257
  30. ↑ Нагорный Карабах в 1918—1923 гг.: сборник документов и материалов. Ереван, 1992, стр. 376, документ № 254
  31. ↑ Карабах в 1918—1923 гг.: сборник документов и материалов. Ереван, 1992, стр. 380, документ № 257
  32. ↑ Нота министра иностранных дел Республики Армения министру иностранных дел Азербайджана о принятии мер для предотвращения продвижения азербайджанских войск вглубь Нагорного Карбаха и Зангезура, 8 марта 1920 г., //Нагорный Карабах в 1919—1923: сборник документов и материалов. Ереван, издательство АН Армении, 1992 стр. 385.
  33. ↑ Азербайджанская Демократическая Республика (1918—1920). Внешняя политика. (Документы и материалы). — Баку, 1998, с. 568.
  34. ↑ Обзор военного министерства Азербайджана о событиях в Карабахе и Зангезуре с 1 января по 1 апреля 1920 г., //Нагорный Карабах в 1919—1923: сборник документов и материалов. Ереван, издательство АН Армении, 1992 стр. 416.
  35. ↑ Азербайджанская Демократическая Республика (1918―1920). Парламент. (Стенографические отчеты). Баку, 1998, с. 940
  36. ↑ Азербайджанская Демократическая Республика (1918—1920). Армия. (Документы и материалы). — Баку, 1998, с. 265
  37. ↑ Richard G. Hovannisian. The Republic of Armenia, Vol. III: From London to Sèvres, February-August 1920
  38. ↑ 1 2 Richard G. Hovannisian. The Republic of Armenia, Vol. III: From London to Sèvres, February-August 1920, стр. 152.
  39. ↑ Richard G. Hovannisian. [books.google.com/books?id=p37O_KtaUKsC The Armenian People from Ancient to Modern Times]. — Palgrave Macmillan, 1997. — Vol. II. Foreign Dominion to Statehood: The Fifteenth Century to the Twentieth Century. — P. 318. — 493 p. — ISBN 0312101686, ISBN 9780312101688.
  40. ↑ [Рассказ Мешади Абушбека Новрузова, очевидца четырёх армяно-азербайджанских столкновений в городе Шуше. Diplomatiya Alemi, # 11, 2005, стр. 108—111. web.archive.org/web/20110706131244/www.mfa.gov.az/eng/images/stories/jurnal/11.pdf]
  41. ↑ так армяне называли азербайджанцев
  42. ↑ [sumgait.info/caucasus-conflicts/karabakh-soldier-notes/karabakh-soldier-notes-8.htm ГИБЕЛЬ ШУШИ]. sumgait.info. Проверено 5 апреля 2016.
  43. ↑ Michael P. Croissant. The Armenia-Azerbaijan Conflict: Causes and Implications. ISBN 0-275-96241-5
  44. ↑ Tim Potier. Conflict in Nagorno-Karabakh, Abkhazia and South Ossetia: A Legal Appraisal.
  45. ↑ Benjamin Lieberman. Terrible Fate: Ethnic Cleansing in the Making of Modern Europe. ISBN 1-56663-646-9
  46. ↑ The Nagorno-Karabagh Crisis: A Blueprint for Resolution. Public International Law & Policy Group and the New England Center for International Law & Policy. June 2000. p. 3.:
  47. ↑ In an attempt to combat the Armenian uprising in Nagorno-Karabakh, Azerbaijan shifted the bulk of its military forces to the mountainous region in late March 1920, where it fought numerous engagements and laid waste eventually to the Armenian stronghold of Shusha. Michael P. Croissant. The Armenia-Azerbaijan Conflict: Causes and Implications. ISBN 0-275-96241-5
  48. ↑ М.Шагинян, «Нагорный Карабах», 1927. Цит.по: Шаген Мкртчан, Щорс Давтян. Шуши: город трагической судьбы. «Амарас», 1997, стр. 73
  49. ↑ According to the Great Soviet Encyclopedia (Third Edition, 1970), these events contributed to the death of 2096 of the city’s population (Great Soviet Encyclopedia, vol. 17, London, Collier Macmillan, 1973, p. 301). Tim Potier. Conflict in Nagorno-Karabakh, Abkhazia and South Ossetia: A Legal Appraisal
  50. ↑ [pda.regnum.ru/news/611517.html ИА REGNUM. В Нагорном Карабахе осудили погромы 1920 года в Шуши]
  51. ↑ Кавказский календарь на 1917 год. — Тифлис, 1916. — 190—196 с.
  52. ↑ [www.day.az/print/news/politics/101678.html Day.Az — Ариф Юнусов: «Без присутствия азербайджанцев говорить о возрождении Шуши просто нелепо и лицемерно»]
  53. ↑ [www.sumgait.info/caucasus-conflicts/nagorno-karabakh-facts/nagorno-karabakh-facts-2.htm Нагорный Карабах: факты против лжи. Информационно-идеологические аспекты нагорно-карабахского конфликта]. sumgait.info. Проверено 5 апреля 2016.
  54. ↑ Серго Орджоникидзе, Избранные статьи и речи: 1918—1937 1945, 474 стр., с. 422
  55. ↑ Нагорный Карабах (Путевые очерки), М., 1930. Цит.по: Шаген Мкртчан, Щорс Давтян. Шуши: город трагической судьбы. «Амарас», 1997, стр. 73
  56. ↑ Осип Мандельштам, Фаэтонщик, www.klassika.ru/stihi/mandelshtam/mandel107.html
  57. ↑ Н. Я. Мандельштам, «Книга третья», Париж: YMCA-PRESS, 1978, с. 162—163
  58. ↑ Большая Советская Энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, том 62, 1933

Ссылки

  • [www.shushi.org/en/kotoratcner.php Shoushi Massacres of Armenians]
  • [www.un.org/documents/ga/docs/52/plenary/a52-85.htm United Nations document]
  • [www.nkrusa.org/newsletter/montly_newsletter/2002/march_april/page4.html Vahram Atanesian — 20,000 Armenians Died In Shushi Massacres of 1920]
  • [www.golos.am/index.php?option=com_content&task=view&id=5213 М. Григорян, «Из 35 тысяч армян не осталось в Шуши ни одного…» // «Голос Армении», 24 Марта 2007 г.]

Отрывок, характеризующий Шушинская резня

Денежные дела Ростовых не поправились в продолжение двух лет, которые они пробыли в деревне.
Несмотря на то, что Николай Ростов, твердо держась своего намерения, продолжал темно служить в глухом полку, расходуя сравнительно мало денег, ход жизни в Отрадном был таков, и в особенности Митенька так вел дела, что долги неудержимо росли с каждым годом. Единственная помощь, которая очевидно представлялась старому графу, это была служба, и он приехал в Петербург искать места; искать места и вместе с тем, как он говорил, в последний раз потешить девчат.
Вскоре после приезда Ростовых в Петербург, Берг сделал предложение Вере, и предложение его было принято.
Несмотря на то, что в Москве Ростовы принадлежали к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том, к какому они принадлежали обществу, в Петербурге общество их было смешанное и неопределенное. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались те самые люди, которых, не спрашивая их к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.
Ростовы в Петербурге жили так же гостеприимно, как и в Москве, и на их ужинах сходились самые разнообразные лица: соседи по Отрадному, старые небогатые помещики с дочерьми и фрейлина Перонская, Пьер Безухов и сын уездного почтмейстера, служивший в Петербурге. Из мужчин домашними людьми в доме Ростовых в Петербурге очень скоро сделались Борис, Пьер, которого, встретив на улице, затащил к себе старый граф, и Берг, который целые дни проводил у Ростовых и оказывал старшей графине Вере такое внимание, которое может оказывать молодой человек, намеревающийся сделать предложение.
Берг недаром показывал всем свою раненую в Аустерлицком сражении правую руку и держал совершенно не нужную шпагу в левой. Он так упорно и с такою значительностью рассказывал всем это событие, что все поверили в целесообразность и достоинство этого поступка, и Берг получил за Аустерлиц две награды.
В Финляндской войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил две награды. В 19 м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.


Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Шушинская_резня&oldid=81570116»