Шютцендорф, Лео
| Лео Шютцендорф Leo Schützendorf | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения | |
| Дата смерти |
16 декабря 1931 (45 лет) |
| Место смерти | |
| Страна | |
| Профессии |
оперный певец, артист оперетты |
| Певческий голос | |
| Коллективы | |
Ле́о Шютцендо́рф (нем. Leo Schützendorf; 7 мая 1886, Кёльн, Германская империя — 16 декабря 1931, Берлин, Германия) — немецкий оперный певец (бас, исполнял также партии для баритона) и артист оперетты. Каммерзенгер Берлинской государственной оперы[1]. Брат баритона Густава Шютцендорфа.
Содержание
Биография
В 1904 году начал обучение в Кёльнской консерватории, в 1908 году дебютировал в оперном театре Дюссельдорфа. Исполнял басовые партии, в частности барона Окса в «Кавалере розы» и Альбериха в «Золоте Рейна». С 1912 по 1915 год — в оперном театре Дармштадта.
Во время Первой мировой войны был призван на военную службу, участвовал в боях и пережил сильные нервные потрясения, оставившие отпечаток на его характере на всю жизнь. Впоследствии он несколько раз был вынужден прерывать певческую карьеру из-за приступов ярости, а после того, как ему был поставлен диагноз «паранойя», Шютцендорф некоторое время добровольно находился под врачебным наблюдением[2].
В 1919 году певец подписал контракт с Венской государственной оперой, но уже через год покинул этот театр из-за недостатка ролей.
С 1 сентября 1920 года Шютцендорф — в труппе Берлинской государственной оперы, где имел очень большой успех в ролях барона Окса, Осмина («Похищение из сераля» Моцарта), Бартоло («Севильский цирюльник» Россини), Лепорелло («Дон Жуан» Моцарта), Фигаро («Свадьба Фигаро» Моцарта) и Клингзора («Парсифаль» Вагнера).
В конце 1920-х годов сосредоточился в основном на оперетте, что и стало причиной его ухода из Берлинской оперы.
В дальнейшем выступал на театральных сценах, принадлежавших братьям-коммерсантам Фрицу и Альфреду Роттерам[3], исполнял партии в «Прекрасной Елене» и «Сказках Гофмана» Оффенбаха, «Цыганском бароне», «Летучей мыши» Штрауса и ряде других.
После одного из выступлений потерял сознание в гримёрной и спустя несколько дней умер.
Творчество
Шютцендорф обладал широким вокальным диапазоном, который позволял ему исполнять как басовый, так и баритональный репертуар.
22 февраля 1924 года состоялся его дебют в партии Бориса Годунова в опере Мусоргского, что было воспринято как событие в музыкальном мире Европы[2].
14 декабря 1925 года Шютцендорф исполнил заглавную партию на мировой премьере оперы Альбана Берга «Воццек»[4], герой которой, как и сам певец, — страдающий расстройством сознания солдат.
Имел успех также как исполнитель немецких романсов (lieder)[2].
Признание
В 1966 году в Германии отметили 80-летие со дня рождения Лео Шютцендорфа, открыв памятник певцу в Берлине и присвоив его имя одной из улиц[2].
Напишите отзыв о статье "Шютцендорф, Лео"
Примечания
- ↑ [cgi.ebay.nl/LEO-SCHUTZENDORF-O-sancta-justitia-Ultraphon-78rpm_W0QQitemZ150392687661QQcmdZViewItemQQptZRadio_TV_Musik?hash=item23041a4c2d Граммофонная пластинка с записью Л. Шютцендорфа]
- ↑ 1 2 3 4 Clemens Hoslinger. Leo Schutzendorf — Lebendige Vergangenheit (сопроводительная статья к изданию CD)
- ↑ [books.google.ru/books?id=05x46PcJJqUC&pg=PA251&lpg=PA251&dq=rotter-brothers&source=bl&ots=27zFm1lFJN&sig=RIVUSucgeW4jNvPQWpRO5y2qsKg&hl=ru&ei=R7KQS7H5OKDsmwOJx8ilAw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=2&ved=0CAoQ6AEwAQ#v=onepage&q=schutzendorf&f=false Marline Otte. Jewish identities in German popular entertainment, 1890—1933]
- ↑ [books.google.ru/books?id=07ufkB9qC2EC&pg=PA196&dq=leo+schutzendorf&lr=&as_brr=0&cd=8#v=onepage&q=leo%20schutzendorf&f=false George Perle. The Operas of Alban Berg: Wozzeck (англ.)]
Ссылки
|
Это заготовка статьи об оперном певце или певице. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Шютцендорф, Лео
Князь Ипполит перенес ей ридикюль, перешел за нею и, близко придвинув к ней кресло, сел подле нее.Le charmant Hippolyte [Очаровательный Ипполит] поражал своим необыкновенным сходством с сестрою красавицей и еще более тем, что, несмотря на сходство, он был поразительно дурен собой. Черты его лица были те же, как и у сестры, но у той все освещалось жизнерадостною, самодовольною, молодою, неизменною улыбкой жизни и необычайною, античною красотой тела; у брата, напротив, то же лицо было отуманено идиотизмом и неизменно выражало самоуверенную брюзгливость, а тело было худощаво и слабо. Глаза, нос, рот – все сжималось как будто в одну неопределенную и скучную гримасу, а руки и ноги всегда принимали неестественное положение.
– Ce n'est pas une histoire de revenants? [Это не история о привидениях?] – сказал он, усевшись подле княгини и торопливо пристроив к глазам свой лорнет, как будто без этого инструмента он не мог начать говорить.
– Mais non, mon cher, [Вовсе нет,] – пожимая плечами, сказал удивленный рассказчик.
– C'est que je deteste les histoires de revenants, [Дело в том, что я терпеть не могу историй о привидениях,] – сказал он таким тоном, что видно было, – он сказал эти слова, а потом уже понял, что они значили.
Из за самоуверенности, с которой он говорил, никто не мог понять, очень ли умно или очень глупо то, что он сказал. Он был в темнозеленом фраке, в панталонах цвета cuisse de nymphe effrayee, [бедра испуганной нимфы,] как он сам говорил, в чулках и башмаках.
Vicomte [Виконт] рассказал очень мило о том ходившем тогда анекдоте, что герцог Энгиенский тайно ездил в Париж для свидания с m lle George, [мадмуазель Жорж,] и что там он встретился с Бонапарте, пользовавшимся тоже милостями знаменитой актрисы, и что там, встретившись с герцогом, Наполеон случайно упал в тот обморок, которому он был подвержен, и находился во власти герцога, которой герцог не воспользовался, но что Бонапарте впоследствии за это то великодушие и отмстил смертью герцогу.
Рассказ был очень мил и интересен, особенно в том месте, где соперники вдруг узнают друг друга, и дамы, казалось, были в волнении.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказала Анна Павловна, оглядываясь вопросительно на маленькую княгиню.
– Charmant, – прошептала маленькая княгиня, втыкая иголку в работу, как будто в знак того, что интерес и прелесть рассказа мешают ей продолжать работу.
Виконт оценил эту молчаливую похвалу и, благодарно улыбнувшись, стал продолжать; но в это время Анна Павловна, все поглядывавшая на страшного для нее молодого человека, заметила, что он что то слишком горячо и громко говорит с аббатом, и поспешила на помощь к опасному месту. Действительно, Пьеру удалось завязать с аббатом разговор о политическом равновесии, и аббат, видимо заинтересованный простодушной горячностью молодого человека, развивал перед ним свою любимую идею. Оба слишком оживленно и естественно слушали и говорили, и это то не понравилось Анне Павловне.
– Средство – Европейское равновесие и droit des gens [международное право], – говорил аббат. – Стоит одному могущественному государству, как Россия, прославленному за варварство, стать бескорыстно во главе союза, имеющего целью равновесие Европы, – и она спасет мир!
– Как же вы найдете такое равновесие? – начал было Пьер; но в это время подошла Анна Павловна и, строго взглянув на Пьера, спросила итальянца о том, как он переносит здешний климат. Лицо итальянца вдруг изменилось и приняло оскорбительно притворно сладкое выражение, которое, видимо, было привычно ему в разговоре с женщинами.
– Я так очарован прелестями ума и образования общества, в особенности женского, в которое я имел счастье быть принят, что не успел еще подумать о климате, – сказал он.
Не выпуская уже аббата и Пьера, Анна Павловна для удобства наблюдения присоединила их к общему кружку.
В это время в гостиную вошло новое лицо. Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский, муж маленькой княгини. Князь Болконский был небольшого роста, весьма красивый молодой человек с определенными и сухими чертами. Всё в его фигуре, начиная от усталого, скучающего взгляда до тихого мерного шага, представляло самую резкую противоположность с его маленькою, оживленною женой. Ему, видимо, все бывшие в гостиной не только были знакомы, но уж надоели ему так, что и смотреть на них и слушать их ему было очень скучно. Из всех же прискучивших ему лиц, лицо его хорошенькой жены, казалось, больше всех ему надоело. С гримасой, портившею его красивое лицо, он отвернулся от нее. Он поцеловал руку Анны Павловны и, щурясь, оглядел всё общество.
