Шёгрен, Андрей Михайлович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Шёгрен А. М.»)
Перейти к: навигация, поиск
Андрей Шёгрен
Andreas Johan Sjögren
Дата рождения:

15 (26) апреля 1794(1794-04-26)

Место рождения:

д. Ситткала, Нюландская губерния, Шведская Финляндия

Дата смерти:

6 (18) января 1855(1855-01-18) (60 лет)

Место смерти:

Санкт-Петербург

Страна:

Российская империя Российская империя

Научная сфера:

филология, этнограф

Учёная степень:

Академик Санкт-Петербургской академии наук

Известен как:

исследователь финно-угорских и самодийских языков

Андре́й Миха́йлович Шёгрен (швед. Andreas Johan Sjögren; 15 [26] апреля 1794, дер. Ситткала, приход Ийтти, Нюландской губернии — 6 [18] января 1855, Санкт-Петербург) — российский языковед, историк, этнограф, путешественник, основатель финно-угроведения.





Биография

Родился в семье финского сапожника. В 1803 году поступил в школу в Ловийса. После окончания гимназии в Порвоо учился в университете Або, где участвовал в национально-просветительском движении «туркуский романтизм». В июле 1819 года окончил университет.

В апреле 1821 года переехал в Санкт-Петербург; Н. П. Румянцев в 1823 году предоставил ему место библиотекаря в своей библиотеке.

Член-корреспондент Российской академии наук с 19 декабря 1827 г., адъюнкт по истории с 30 сентября 1829 г., экстраординарный академик по русской истории и древностям с 9 марта 1831 г., ординарный академик по Историко-филологичесому отделению (филология и этнография финских и кавказских народов в России) с 5 октября 1844 г.

Изучал карельский и вепсский языки во время экспедиций 1820-х годов в Карелию. В 1827—1829 путешествовал по Новгородской, Вологодской, Архангельской, Вятской, Казанской и Пермской губерниям. В ходе экспедиций были собраны материалы, на основе которых опубликовал в «Записках Императорской Петербургской академии наук» и других изданиях серию статей о зырянах, еми, чуди, ингерманландцах[1].

В 1835 г. Шёгрен посетил Кавказ, изучал там осетинский и грузинский языки. По результатам путешествия в 1844 г. он опубликовал на русском и немецком языках «Осетинскую грамматику с кратким словарём осетино-российским и российско-осетинским», первое научное исследование осетинского языка с выявлением таких грамматических категорий, как падежи, временные формы и формы спряжения глагола и т. д. Шёгрен считается создателем осетинской кириллической азбуки, используемой с некоторыми изменениями и сегодня.

Библиография

  • Шёгрен А.М. [books.google.com/books?id=NTdFAAAAYAAJ&pg=PP9#v=onepage&q&f=false Осетинская грамматика с кратким словарем осетинско-российским и российско-осетинским]. — СПб., 1844.
    • [ironau.ru/sjoegren.html Скачать в формате DjVu; 11,5 МБ]

Полный список трудов Шёгрена, напечатанных им с 1821 по 1854 гг., помещён в «Учёных записках Императорской Академии Наук по I и III отделениям», 1855, стр. 569—183.

Память

Напишите отзыв о статье "Шёгрен, Андрей Михайлович"

Примечания

  1. Карелия: энциклопедия: в 3 т. / гл. ред. А. Ф. Титов. Т. 3: Р — Я. — Петрозаводск: «ПетроПресс», 2011. — 384 с.: ил., карт. ISBN 978-5-8430-0127-8 (т. 3) — стр. 281—282

Литература

  • Шегрен, Андрей Михайлович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Матвеев А. К. А. М. Шёгрен как исследователь субстратной топонимики Русского Севера // Взаимодействие языков: Сб. статей / Учёные записки № 80. Серия филологическая, вып. 8 / Редколл.: Э. Д. Барышникова, Л. В. Доровских, А. К. Матвеев (отв. ред.); Уральский государственный университет имени А. М. Горького, МВ и ССО РСФСР. — Свердловск: УрГУ, 1969. — С. 105-110. — 112 с. — 750 экз. (обл.)
  • Шаскольский И. П. Основатель российского финно-угроведения: К 200-летию со дня рождения академика И. А. Шёгрена // Вестн. Рос. акад. наук. — 1994. — Т. 64, № 12. — С. 1128—1133
  • Лейнонен М. Письма из Усть-Сысольска в личном архиве А. М. Шёгрена в финской национальной библиотеке // Пермистика 13: Вопросы пермского языкознания Сборник статей на материалах XIII Международного симпозиума. 2012. С. 102—107.
  • Бранч М. Андерс Йохан Шёгрен // Сто замечательных финнов. Калейдоскоп биографий = 100 suomalaista pienoiselämäkertaa venäjäksi / Ред. Тимо Вихавайнен (Timo Vihavainen); пер. с финск. И. М. Соломеща. — Хельсинки: Общество финской литературы (Suomalaisen Kirjallisuuden Seura), 2004. — 814 с. — ISBN 951-746-522-X.. — [www.kansallisbiografia.fi/pdf/kb_ru.pdf Электронная версия книги на сайте Финского биографического общества]. — [www.webcitation.org/6D0LhuAVV Архивировано] из первоисточника 18 декабря 2012. Проверено 27 декабря 2012.

Ссылки

  • [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-52767.ln-ru Профиль Шёгрен Андрей Михайлович (Иоганн Андреас) на официальном сайте РАН]
  • Уарзиати В. [www.anaharsis.ru/biblio/Vilen/Uarz_500.htm Осетиноведческие штудии академика А. И. Шегрена]
  • [www.darial-online.ru/2002_2/shegren.shtml Шёгрен А. М. Путевые заметки в поездке на Кавказ (в Осетию)]. Перевод с шведского


Отрывок, характеризующий Шёгрен, Андрей Михайлович

Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.