Шёндёрффер, Пьер

Пьер Шёндёрффер
фр. Pierre Schoendoerffer
Дата рождения:	5 мая 1928(1928-05-05)
Место рождения:	Шамальер, Пюи-де-Дом
Дата смерти:	14 марта 2012(2012-03-14) (83 года)
Место смерти:	Кламар, О-де-Сен
Гражданство:	Франция Франция
Профессия:	кинорежиссёр, сценарист, прозаик, военный оператор
Награды:	Оскар (1967)

Пьер Шёндёрффер (фр.  Pierre Schoendoerffer, 5 мая 1928 — 14 марта 2012) — французский кинорежиссёр, сценарист, прозаик и военный корреспондент, обладатель «Оскара» за лучший документальный полнометражный фильм за «Взвод Андерсона» (1967). Шёндёрффер был ветераном Первой Индокитайской войны, которая стала главной темой большинства его фильмов.

Биография

Шёндёрффер родился в семье выходцев из Эльзаса, которые решили выбрать французское гражданство. Он провёл детство в Анси, где его отец руководил госпиталем. В 19 лет он завербовался на шведское грузовое судно моряком и два года провёл на Северном и Балтийском морях. Затем он прошёл годовую службу в армии по призыву.

После демобилизации Шёндёрффер решил, что хочет работать в кинематографе, но без опыта он не мог никуда устроиться. Прочитав в газете о погибшем 20 февраля 1952 года в Индокитае операторе Жорже Ковале, он завербовался в Военную кинематографическую службу (SCA), чтобы освещать Первую Индокитайскую войну. Там одним из его коллег стал Рауль Кутар — будущий оператор главных фильмов Годара и самого Шёндёрффера. Шёндёрффер снимал на киноплёнку решающее сражение при Дьенбьенфу (1954) с первых дней (в самом начале он получил ранение и был эвакуирован, но через десять дней вернулся). Перед капитуляцией французов в мае 1954 года он уничтожил все свои плёнки, кроме шести бобин, которые рассчитывал сохранить при побеге из плена, но был пойман вьетнамцами. В плену Шёндёрффера встретил советский документалист Роман Кармен, интервьюировавший его и ещё нескольких пленных для своего фильма «Вьетнам» (это интервью не вошло в фильм, возможно целью Кармена было спасти коллегу). Спасённые бобины попали к Кармену, и кадры с них вошли в его фильм. Шёндёрффер оставался в плену ещё несколько месяцев, пока не был обменян.

Следующие несколько лет Шёндёрффер работал фотокорреспондентом в Южной Азии для Time и Paris Match. В Гонконге он познакомился с писателем Жозефом Кесселем, который предложил ему поставить в Афганистане фильм по своему сценарию. Фильм «Ущелье дьявола» (1958), снятый совместно Шёндёрффером и Жаком Дюмоном, также стал первой операторской работой Кутара и попал в конкурс Берлинского кинофестиваля.

В следующем году Шёндёрффер экранизировал два романа автора приключенческой прозы Пьера Лоти «Рамунчо» и «Исландский рыбак». Эти фильмы прошли незамеченными, но Шёндёрффер убедил их продюсера Жоржа де Борегара дать ему возможность сделать фильм на индокитайском материале. «317-й взвод» (1965, экранизация романа самого Шёндёрффера), история отступающего по враждебным джунглям французского отряда, стал образцом военного фильма, о влиянии которого позже рассказывали режиссёр «Взвода» Оливер Стоун и сценарист «Апокалипсиса сегодня» Джон Милиус.

В 1966 году Шёндёрффер отправился на Вьетнамскую войну, где был прикомандирован к американскому взводу под командованием лейтенанта Джозефа Андерсона, входившему в 1-ю кавалерийскую дивизию США. Шёндёрффер документировал будни взвода для телевизионного фильма по заказу французского телеканала ORTF. «Взвод Андерсона» принёс Шёндёрфферу «Оскар» за лучший документальный полнометражный фильм.

В 1976 году Шёндёрффер получил Большую премию Французской академии за роман «Краб-барабанщик» - воспоминания старых участников колониальных войн о своём отважном сослуживце. Через год он экранизировал книгу; фильм «Краб-барабанщик» (1977) был номинирован на шесть премий «Сезар» и победил в трёх номинациях.

Предпоследним фильмом режиссёра стала совместная франко-вьетнамская военная драма «Дьенбьенфу» (1992) о трагичном для французов решающем сражении Первой Индокитайской войны. Сьёмки проходили в самом Вьетнаме, с участием солдат и техники вьетнамской армии. В организации сьёмок Шёндёрфферу активно помогала первая вьетнамская женщина-кинорежиссёр Бать Зьеп. События битвы в этом автобиографическом фильме представлены с практически хронологической точностью. В скромной роли самого фронтового кинооператора Пьера Шёндёрффера снялся его сын Людовик Шёндёрффер.

Последний фильм «Король выше облаков», экранизацию ещё одного собственного романа, Пьер Шёндёрффер снял в 2003 году.

Михаил Трофименков называет Шёндёрффера «певцом „потерянных солдат“ колониальных войн, героических поражений». Кроме войны в Индокитае он воспевал алжирскую войну, делая героями своих фильмов оасовцев, дружбой с которыми гордился. Прототипом главного героя «Краба-барабанщика» был оасовец и авантюрист Пьер Гийом, сыгравший в картине эпизодическую роль, а в фильме «Честь капитана» (1982) Шёндёрффер поддержал разделяемую преимущественно в правых кругах и непопулярную в среде интеллигенции позицию о том, что в Алжире французские военные не применяли пыток.

Режиссёрская фильмография

Год	Фильм	Примечание
1958	Ущелье дьявола	Совместно с Жаком Дюпоном.
1959	Рамунчо	Также автор сценария.
	Исландский рыбак	Также автор сценария.
1965	317-й взвод	Также автор сценария. Приз за лучший сценарий Каннского кинофестиваля.
1966	Цель: 500 миллионов	Также автор сценария.
1967	Взвод Андерсона	Документальный. Также автор сценария, продюсер. «Оскар» за лучший документальный полнометражный фильм
1977	Краб-барабанщик	Также автор сценария. Номинации на «Сезар» за лучший фильм и «Сезар» за лучшую режиссуру.
1982	Честь капитана	Также автор сценария
1992	Дьенбьенфу	Совместно с Бать Зьеп. Также автор сценария.
2003	Король выше облаков	Также автор сценария

Библиография

• 1963 — La 317e Section («317-й взвод»)
• 1969 — L’Adieu au Roi («Прощай, король»)
• 1976 — Le Crabe-tambour («Краб-барабанщик»)
• 1981 — Là-haut (экранизирован как «Король выше облаков»)
• 2003 — L’Aile du papillon

Литература

• Трофименков, М. С. Кинотеатр военных действий. — СПб.: Мастерская «Сеанс», 2013. — 656 с. — ISBN 978-5-905669-12-5.

Ссылки

• Шёндёрффер, Пьер (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Шёндёрффер, Пьер

– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.

В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.