Шёпоты и крики
| Шёпоты и крики | |
| Viskningar Och Rop | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер | |
| Автор сценария |
Ингмар Бергман |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Кинокомпания |
Cinematograph AB, Svenska Filminstitutet (SFI) |
| Длительность |
91 мин. |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Шёпоты и крики» («Крик и шёпот», швед. Viskningar och rop) — художественный фильм режиссёра Ингмара Бергмана, завоевавший множество призов на различных международных кинофестивалях.
Сюжет
Действие происходит в большом (предположительно, родовом) имении в присутствии трёх сестёр — Агнес, Карин и Марии. Агнес очень больна, преданная служанка Анна ухаживает за ней и морально её поддерживает. Многолетние напряжённые отношения между этими четырьмя женщинами лежат в основе сюжета.
Агнес больна раком, на протяжении всего фильма она вспоминает эпизоды детства. Мать, которую Агнес так любила всю свою жизнь, по сюжету фильма не очень-то ей благоволила. Скорее, у матери была большая расположенность к Марии, нежели к Карин и Агнес. Похоже, Агнес это всегда чувствовала.
Сёстры поочерёдно вспоминают своё беззаботное и удивительное для них детство, о том, как они играли, веселились, смеялись, шептались. В детстве всё по-другому. А сейчас они подсознательно ненавидят друг друга. Единственным преданным человеком в их семье остаётся служанка Анна, которая, помимо выполнения своих обязанностей, заботится об Агнес. Анна, сама потерявшая маленькую дочь, делает всё с любовью, просто и по-человечески, а не как обычная прислуга.
Каждая из сестёр по-своему несчастна. Карин — жёсткая и даже немного жестокая, боится проявлений нежности и отгородилась от всех. Мария — более мягкий и весёлый человек, но, по всей видимости, не удовлетворена своим существованием. В отсутствие мужа она утешается с врачом, который лечит Агнес.
После долгих мук Агнес умирает, глаза ей закрывает служанка Анна. Мария в этот момент плачет, а на лице Карин наблюдается нечто, похожее на сожаление, но вместе с тем — одновременно и на боль, и на радость.
Заключительная сцена фильма сопровождается прекрасной музыкой Баха и Шопена, звучащей поочерёдно. Когда сёстры в компании мужей сидят в гостиной поместья перед тем, как уехать, все четверо решают отпустить служанку Анну и предлагают ей взять на память какую-нибудь мелочь из вещей своей любимой госпожи, которую она предпочтет. Анна же категорически отказывается.
В конце картины Анна зажигает свечу. Достав дневник Агнес, взятый тайно на память, она читает… На экране воспроизводится эпизод из жизни сестёр — как они втроём со служанкой беззаботно гуляли в парке, качались на любимых качелях, смеялись и были счастливы. Несмотря на то, что Агнес уже была больна, она наслаждается теми мгновениями безоблачного счастья, которое позволило ей ощутить себя в близости к родным и любимым ей людям. Пожалуй, что это были последние минуты, когда она была по-настоящему счастлива. И её смерть лишь обнажила драматичность и болезненность взаимоотношений женщин этого дома, где она выросла.
«Так смолкают шёпоты и крики». (И. Бергман)
В ролях
- Харриет Андерссон — Агнес
- Кари Сюльван — Анна
- Ингрид Тулин — Карин
- Лив Ульман — Мария
- Эрланд Юсефсон — Давид, доктор
- Андерс Эк — Тесак, священник
Награды и номинации
Фильм собрал коллекцию из [www.imdb.com/title/tt0069467/awards 20 побед и 7 номинаций] на различных кинофестивалях, среди которых:
Награды
- 1974 — Премия «Оскар»
- Лучшая операторская работа — Свен Нюквист
- 1973 — Каннский кинофестиваль
- Технический Гран-при — Ингмар Бергман
- 1974 — Премия «Давид ди Донателло»
- Лучший режиссёр зарубежного фильма — Ингмар Бергман
- Специальный Давид — Харриет Андерсон, Ингрид Тулин, Кари Сюльван, Лив Ульман
- 1973 — Премия Национального совета кинокритиков США
- Лучший режиссёр — Ингмар Бергман
- Лучший фильм на иностранном языке
- 1973 — Премия Национального общества кинокритиков США
- Лучшая операторская работа — Свен Нюквист
- Лучший сценарий — Ингмар Бергман
Номинации
- 1974 — Премия «Оскар»
- Лучший дизайн костюмов — Марик Вос-Лунд
- Лучший режиссёр — Ингмар Бергман
- Лучший фильм — Ингмар Бергман
- Лучший сценарий — Ингмар Бергман
- 1974 — Премия BAFTA
- Лучшая операторская работа — Свен Нюквист
- Лучшая актриса — Ингрид Тулин
- 1973 — Премия «Золотой глобус»
- Лучший зарубежный фильм на иностранном языке
Напишите отзыв о статье "Шёпоты и крики"
Литература
- И. Бергман. «Шепоты и крики» // [zmiersk.ru/ingmar-bergman/kartini.html Картины] / Перевод со шведского А. Афиногеновой. — М.- Таллин: Музей кино, Aleksandra, 1997. — 440 с. — ISBN 9985-827-27-9.
Ссылки
- «Шепоты и крики» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [www.allmovie.com/movie/v11508 Шепоты и крики] (англ.) на сайте allmovie
| ||||||||||||||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Шёпоты и крики
– Что, как твое здоровье? – спросил он.– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.
– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
