Щастный, Алексей Михайлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алексей Михайлович Щастный
Дата рождения

16 октября 1881(1881-10-16)

Место рождения

Житомир, Волынская губерния, Российская империя

Дата смерти

22 июня 1918(1918-06-22) (36 лет)

Место смерти

Москва, РСФСР

Принадлежность

Российская империя Российская империя
Временное правительство России
РСФСР РСФСР

Род войск

Флот

Годы службы

19011918

Звание

Капитан 1-го ранга

Командовал

Балтийским флотом
(20 марта26 мая 1918)

Сражения/войны

Русско-японская война
Первая мировая война

Награды и премии
В отставке

заключённый

Алексе́й Миха́йлович Ща́стный (4 октября (16 октября) 1881 года, Житомир, Волынская губерния — 22 июня 1918 года, Москва) — российский военно-морской деятель. Капитан 1-го ранга. Командовал Балтийским флотом во время Ледового похода 1918 года. Расстрелян 22 июня 1918 года по приговору Революционного трибунала.





Семья

Из потомственных дворян Волынской губернии.

  • Отец — Михаил Михайлович Щастный, офицер артиллерии. С 1906 года — генерал-майор, с 1908 в отставке с чином генерал-лейтенанта.
  • Мать — Александра Константиновна, урождённая Дубровина.
  • Жена (с 1914 года) — Антонина Николаевна, урождённая Приемская, в первом браке Сердюкова (1881—1922).
  • Дочь — Галина (1913—1982).
  • Сын — Лев (1915–2002).

Образование

В 1892—1896 учился во Владимирском Киевском кадетском корпусе. Окончил Морской корпус (1901, вторым по успеваемости), Минный офицерский класс (1905).

Морской офицер

С 1901 года — мичман. В 1901 году — офицер канонерской лодки береговой обороны «Бурун». В 1901—1902 годах — исполняющий должность (и. д.) ротного командира и вахтенный начальник крейсера 2-го ранга «Пластун». В 1903 году — вахтенный офицер эскадренного броненосца «Севастополь». В 1903—1904 годах — минный офицер мореходной канонерской лодки «Манджур». В апреле — августе 1904 года — вахтенный офицер крейсера 1-го ранга «Диана».

Участник русско-японской войны 1904—1905 годов, за военные заслуги награждён орденом Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом. Отличился при отражении атак японских миноносцев 10—11 июня, при обстреле сухопутных войск противника 26 июня и в сражении с японским флотом в Жёлтом море 28 июля 1904 года. Командир крейсера «Диана» А. А. Ливен оценил личные качества мичмана Щастного:

своей бодростью, быстрой распорядительностью, присутствием духа … выказал боевые способности, какие трудно ожидать при его молодости… Это высокого качества боевой офицер, он и в обыкновенное время хорошо служил, но не всякий служака в мирное время оказывается и в бою на высоте призвания, как он.

После интернирования крейсера «Диана» в Сайгоне в 1904 году отбыл в Россию.

11 апреля 1905 года произведён в чин лейтенанта. В 1905 году — младший минный офицер учебного судна «Европа», командир миноносца № 217. В 1905—1906 годах офицер морского отдела штаба Кронштадтской крепости. В 1906—1909 годах преподаватель радиотелеграфного дела Минного офицерского класса. Специалист по вопросам связи в военно-морском флоте. Один из выпускников этого класса Г. К. Граф назвал Щастного в своих мемуарах «выдающимся преподавателем». В 1906—1907 годах — старший минный офицер учебного судна «Николаев». В 1907—1909 годах — 2-й флагманский минный офицер походного штаба начальника минного учебного отряда. В 1908 году участвовал в V Всероссийском электротехническом съезде в Москве. В 1909—1912 годах — и. д. 2-го флагманского минного офицера (по радиотелеграфному делу) штаба командующего Морскими силами Балтийского моря. 6 декабря 1910 года произведён в чин старшего лейтенанта. В 1912—1914 годах — постоянный член от Морского министерства межведомственного радиотелеграфного комитета. В 1913 году был командирован на Каспийское море для выбора мест береговых радиостанций на острове Ашур-Адэ и в Энзели. 14 апреля 1913 года произведён в чин капитана 2-го ранга.

В 1914—1916 годах — старший офицер линейного корабля «Полтава». В 1916—1917 годах — командир эскадренного миноносца «Пограничник». В феврале — мае 1917 года — штаб-офицер для поручений при штабе Командующего флотом Балтийского моря. С мая 1917 года — флаг-капитан по распорядительной части штаба Командующего флотом Балтийского моря. С июля 1917 года — капитан 1-го ранга. За боевые отличия в Первой мировой войне награждён мечами к ранее полученным им орденам Святого Станислава 2-й степени и Святой Анны 2-й степени.

Во главе Балтийского флота

После прихода к власти большевиков остался на своём посту. В январе 1918 года назначен 1-м помощником начальника военного отдела Центробалта. Фактически командовал Балтийским флотом, в феврале 1918 году руководил перебазированием кораблей флота, находившихся в Ревеле, в Гельсингфорс, что спасло их от захвата немецкими войсками. Последние корабли покинули Ревель 25 февраля 1918 года — в день, когда в город вошли немцы.

Руководство Ледовым походом

В связи с угрозой Балтийскому флоту со стороны наступающих немецких войск Щастный принял решение перевести корабли флота из Гельсингфорса в Кронштадт. Согласно Брестскому миру (статья 6), все русские корабли должны были покинуть финляндские порты, причём предусматривалось, что пока лёд не позволяет осуществить переход, на кораблях должны были оставаться лишь «незначительные команды», которые легко могли быть нейтрализованы немцами. Этот поход получил название Ледового.

Первоначально в сопровождении двух ледоколов вышли из Гельсингфорса 12 марта и прибыли в Кронштадт 17 марта четыре линейных корабля и три крейсера. 4 апреля из Гельсингфорса вышел второй отряд (два линкора, два крейсера, две подводные лодки), который прибыл в Кронштадт 10 апреля (исключая одну из подводных лодок, получившую повреждение и вернувшуюся в Гельсингфорс). Таким образом, крупнейшие корабли флота оказались вне опасности захвата противником. 5 апреля Щастный был официально назначен начальником Морских сил (наморси) Балтийского моря (исполнял обязанности уже в марте, после смещения с этой должности А. В. Развозова, занимавшего её лишь около недели). В это время он готовил к выходу третий отряд кораблей (45 эсминцев, три миноносца, десять подводных лодок, пять минных заградителей, шесть тральщиков, одиннадцать сторожевых кораблей, 81 вспомогательное судно), который был отправлен из Гельсингфорса пятью эшелонами в период с 7 по 11 апреля. Позднее эти корабли соединились в один эшелон при поддержке четырёх ледоколов. Сам Щастный покинул Гельсингфорс на штабном корабле «Кречет» 11 апреля, когда на подступах к городу уже шли бои с наступающими немецкими войсками (город был взят 14 апреля).

20 апреля третий отряд кораблей под командованием Щастного прибыл в Кронштадт. За время похода не было потеряно ни одно судно, несмотря на резкое ослабление дисциплины, связанное с революционными событиями.

Арест и гибель

Успешное руководство Ледовым походом подняло авторитет Щастного среди моряков. Но уже 27 мая он был арестован по личному распоряжению народного комиссара по военным и морским делам Л. Д. Троцкого и на основании материалов подготовленных Военным контролем: «за преступления по должности и контрреволюционные действия». 20—21 июня был судим Революционным трибуналом при ВЦИК. Свою вину Щастный не признал. В выступлении на суде Троцкий заявил, что «Щастный настойчиво и неуклонно углублял пропасть между флотом и Советской властью. Сея панику, он неизменно выдвигал свою кандидатуру на роль спасителя. Авангард заговора — офицерство минной дивизии — открыто выдвинуло лозунг „диктатура флота“». Адвокатом Щастного был В. А. Жданов.

13 июня был принят декрет о восстановлении в России смертной казни. С этого момента расстрел мог применяться по приговорам революционных трибуналов. Несмотря на слабую доказательную базу обвинения, 21 июня 1918 года Щастный был приговорён к расстрелу. В одной из предсмертных записок он писал: «В революции люди должны умирать мужественно. Перед смертью я благословляю своих детей Льва и Галину, и, когда они вырастут, прошу сказать им, что иду умирать мужественно, как подобает христианину».

Члены Президиума ВЦИК левые эсеры ходатайствовали об отмене приговора, тем не менее большинством членов Президиума он был утверждён.

В 4 часа 40 минут 22 июня Алексей Щастный был расстрелян в скверике Александровского военного училища[1]. Тело «красного адмирала» похоронили не в скверике Александровского училища, а замуровали в полу одного из кабинетов[1].

В приговоре по делу говорилось:

Именем Российской Социалистической Федеративной Советской Республики Революционный трибунал при ВЦИК Советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов, заслушав в открытых заседаниях своих от 20 и 21 июня 1918 г. и рассмотрев дело по обвинению бывшего начальника морских сил Балтийского флота гр. Алексея Михайловича Щастного, 37 лет, признал доказанным, что он, Щастный, сознательно и явно подготовлял условия для контрреволюционного государственного переворота, стремясь своею деятельностью восстановить матросов флота и их организации против постановлений и распоряжений, утверждённых Советом Народных Комиссаров и Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом. С этой целью, воспользовавшись тяжким и тревожным состоянием флота, в связи с возможной необходимостью, в интересах революции, уничтожения его и кронштадтских крепостей, вёл контрреволюционную агитацию в Совете комиссаров флота и в Совете флагманов: то предъявлением в их среде провокационных документов, явно подложных, о якобы имеющемся у Советской власти секретном соглашении с немецким командованием об уничтожении флота или о сдаче его немцам, каковые подложные документы отобраны у него при обыске; то лживо внушал, что Советская власть безучастно относится к спасению флота и жертвам контрреволюционного террора; то разглашая секретные документы относительно подготовки на случай необходимости взрыва Кронштадта и флота; то ссылаясь на якобы антидемократичность утверждённого СНК и ЦИК Положения об управлении флотом, внося, вопреки этому Положению, в Совет комиссаров флота на разрешение вопросы военно-оперативного характера, стремясь этим путём снять с себя ответственность за разрешение таких вопросов; то попустительствовал своему подчинённому Зелёному в неисполнении распоряжений Советской власти, направленных к облегчению положения флота, и замедлил установление демаркационной линии в Финском заливе, не исполняя своей прямой обязанности отстранения таких подчинённых от должности; то под различными предлогами на случай намеченного им, Щастным, переворота задерживал минную дивизию в Петрограде; и всей этой деятельностью своей питал и поддерживал во флоте тревожное состояние и возможность противосоветских выступлений. Принимая во внимание, что вся эта деятельность Щастного проявлялась им в то время, когда он занимал высокий военный пост и располагал широкими правами во флоте Республики, Трибунал постановил: считая его виновным во всём изложенном, расстрелять. Приговор привести в исполнение в течение 24 часов[2].

По словам российского историка Сергея Мельгунова, «капитан Щастный спас остаток русского флота в Балтийском море от сдачи немецкой эскадре и привёл его в Кронштадт. Он был обвинён, тем не менее, в измене. Обвинение было сформулировано так: „Щастный, совершая геройский подвиг, тем самым создавал себе популярность, намереваясь впоследствии использовать её против советской власти“. Главным и единственным свидетелем против Щастного выступил Троцкий. Щастный был расстрелян „за спасение Балтийского флота“».

Советская военно-историческая литература о роли Щастного во время Ледового похода не упоминала.

Память об А. М. Щастном

  • В 1990 году в газете «Известия» в статье тогдашнего помощника начальника Управления военных трибуналов В. Звягинцева был впервые поставлен вопрос о возможности пересмотра «дела Щастного». В 1995 году он был официально реабилитирован. В 2001 году в Санкт-Петербурге вышла в свет книга Е. Н. Шошкова «Наморси А. М. Щастный».

Имя Щастного с 1992 по 2016 годы носила улица в его родном городе Житомире.

  • В декабре 2015 года в Санкт-Петербурге, на доме, в котором жил А. М. Щастный до момента своего отъезда в Москву и последующего ареста, была установлена памятная табличка в рамках проекта «Последний адрес».

Напишите отзыв о статье "Щастный, Алексей Михайлович"

Ссылки

  • [rjw.narod.ru/people/Kr/officers/tshastniy.htm Биография]
  • [www.russian-globe.com/N48/Zinko.PervayaZhertva.htm Первая жертва]
  • [pravo.ru/process/view/95518/ Право.RU Первый в Советской России смертный приговор]

Литература

  • Звягинцев В. Е. Трибунал для флагманов. — М., 2007
  • Звягинцев В. Е. Мятежная Балтика // Военно-исторический журнал. — 1994. — № 2. — С. 86—89; № 3. — С. 61—65.
  • Кулиниченко В. [www.whoiswho.ru/old_site/russian/Curnom/22006/ach1.htm Алексей Щастный. Спаситель русского флота] // Российский кто есть кто : журнал биографий. — 2006. — № 2.</span>
  • Митюрин Д. [www.nvspb.ru/stories/obueknovennoe_chudo_ledovogo_p Обыкновенное чудо Ледового похода] // Невское время. — 24 апреля 2003.</span>
  • Рабинович А. Е.. Досье Щастного: Троцкий и дело героя Балтики // Отечественная история. — 2001. — № 1. — С. 61—82.
  • Шошков Е. Н. Наморси А. М. Щастный (Трагическая биография в событиях, датах и комментариях). — СПб.: Петровский фонд, 2001. — ISBN 5-7559-0051-5.

Примечания

  1. 1 2 Коломнин С. [bratishka.ru/archiv/2009/2/2009_2_14.php Первая жертва революции] // bratishka.ru. — 2009. — 14 февр.
  2. Известия ВЦИК, 22 июня 1918 года.

Отрывок, характеризующий Щастный, Алексей Михайлович

– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.