Щеглеев, Сергей Сергеевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Щеглеев»)
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Сергеевич Щеглеев
Дата рождения:

1820(1820)

Дата смерти:

1859(1859)

Страна:

Российская империя

Научная сфера:

ботаника

Место работы:

Харьковский университет

Альма-матер:

Московский университет

Систематик живой природы
Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Stschegl.».
[www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=Stschegl.&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI
[www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=14156-1 Персональная страница] на сайте IPNI


Страница на Викивидах

Серге́й Серге́евич Щегле́ев (1820—1859) — доктор ботаники и адъюнкт-профессор по кафедре ботаники в Харьковском университете.





Путь в науке

Высшее образование получил на физико-математическом факультете Московского университета, по окончании которого в 1843 года со степенью кандидата поступил на службу. В то же время он стал много заниматься ботаникой и в 1848 году был избран в члены Императорского Московского общества испытателей природы. Назначенный хранителем ботанических коллекций общества, Щеглеев оставил службу и всецело посвятил себя научной деятельности.

Выдержав магистерский экзамен, он в 1854 году защитил при физико-математическом факультете Московского университета магистерскую диссертацию. Щеглеев обработал богатые коллекции растений, собранные Г. С. Карелиным в 1842—1844 годах и послужившие ему материалом для диссертации. Результаты этой обработки опубликованы в весьма редком университетском издании, называющемся «Дополнение к Алтайской флоре. Рассуждение, написанное для получения степени магистра ботаники». В предисловии, написанном по-французски, Щеглеев сообщает, что в руках его находился огромный материал, собранный Карелиным и заключавший 1564 вида, но не даёт общего списка, а в особой главе, написанной по-латыни и носящей чрезвычайно длинное заглавие «Перечисление растений в областях алтайских и пустынях джунгарских, коллектированных светлейшим Карелиным в годы 1842, 1843 и 1844. Дополнение к Карелина и Кирилова перечислениям растений, коллектированных в областях алтайских и смежных в 1840 г. и в пустынях восточной Джунгарии и на альпийских вершинах хребта Ала-тау в 1841 г.» перечисляет новые растения, которых нет в предыдущих списках Карелина и Кирилова или же такие виды, относительно определения которых он расходится с названными авторами. Таких растений в списке оказалось 386 видов; в это число входят собранные на Тарбагатае, Алатау, Иртыше, собственно Алтае и озере Зайсан-Нор. Новых видов в работе описано шестнадцать (некоторые из них в настоящее время развенчаны)[1]. Кроме списка, в работе есть ещё три главы. Первая представляет краткий, но обстоятельный очерк истории исследования алтайской флоры и прилежащих стран. Другая под названием «Общий взгляд на алтайскую флору и отношения её к другим флорам» заключает географическое описание собственно Алтая, характеристику его растительности, статистическое сравнение её с флорами Германии, южной России, Кавказа, Урало-Сибири, Байкальской страны и Даурии. Наконец, последняя глава содержит «Численные отношения главнейших семейств к общему числу растений алтайской флоры»[2].

В 1855 году Щеглеев был избран членом-корреспондентом Гамбургского общества естествоиспытателей и адъюнктом ботаники Харьковского университета. Щеглеев способствовал развитию университетского ботанического сада[3].

В Харькове он выдержал докторский экзамен и в 1858 году защитил диссертацию на степень доктора естественных наук под заглавием «Обозрение семейства Epacridex». Получив в 1854 году в своё распоряжение коллекцию персидских растений, собранных инспектором одесской врачебной управы доктором Иеншем во время службы его при посольстве в Персии, Щеглеев при её изучении нашёл и описал 18 новых видов ранее не известных растений. После этой работы он принялся за изучение гербария новоголландских растений Н. С. Турчанинова. Этот гербарий также дал Щеглееву богатый материал — в диссертации описано 6 новых родов в числе 36 новых видов, собранных Турчаниновым.

Усиленные занятия расстроили здоровье Щеглеева, и он вынужден был летом 1858 года вместо учёной командировки отправиться лечиться за границу. Однако, несмотря на старания парижских медиков, Щеглеев не поправился и скончался в Париже в начале сентября того же года в возрасте 39 лет.

Научные труды

  • Notice sur la Saussurea Karelinii nob. // Bulletin de la Société Imperiale des Naturalistes de Mosquou. — 1848. — Т. XXI. — первая научная работа Щеглеева
  • Description de quelques plantes du Caucase nouvelles ou peu connues // Bulletin de la Société Impériale des Naturalistes de Mosquou. — 1851. — № 4.
  • Notice sur quelques nouvelles plantes du Caucase // Bulletin de la Société Impériale des Naturalistes de Mosquou. — 1853. — № 2.материалом для этих статей послужили собранные на Кавказе коллекции Коваленского, и по ним описано 6 новых, ранее не известных, видов
  • Enumeratio plantarum, in regionibus Altaicis et in desertis Soongoriae … a G. Karelin annis 1842, 1843 et 1844 collectarum // Bulletin de la Société Impériale des Naturalistes de Mosquou. — 1854. — № 1.
  • Descriptio Epacridearum novarum // Bulletin de la Société Impériale des Naturalistes de Mosquou. — 1859. — № 1.извлечение из докторской диссертации Щеглеева, которую он, к сожалению, не успел напечатать при жизни; было напечатано уже после его смерти.

Напишите отзыв о статье "Щеглеев, Сергей Сергеевич"

Примечания

  1. Любопытно мнение Д. И. Литвинова об этой диссертации. Он считал её весьма серьёзной и тем более достойной внимания, что в то время, к которому она относится, ботаника в Московском университете была представлена плохо. Щеглеев не мог пройти солидной школы по систематике растений, и учителей в этом деле, кроме книг, у него быть не могло. Литвинов указывает также на неточность заглавия работы, так как в названные годы Карелин преимущественно путешествовал в бывшей Семипалатинской области и русской Джунгарии (Семиречье), а стало быть, к Алтаю относятся лишь весьма немногие растения.
  2. Павлов Н. В. [www.biografia.ru/cgi-bin/quotes.pl?oaction=show&name=karel02 Натуралисты и путешественники Григорий Силыч Карелин и его воспитанник и друг Иван Петрович Кирилов]. — М.: Изд-во МОИП, 1948.
  3. Большая советская энциклопедия, второе издание, Т. 46 — Харьковский университетский ботанический сад

Литература

  • [некролог]. // Отчёт о состоянии и деятельности Императорского Харьковского университета за 1858—1859 академический год, читанный в торжественном собрании университета 13 сентября 1859 года. — Харьков, 1859. — С. 12 и 19—23.
  • Архивные материалы С. С. Щеглеева находятся в филиале ЦГИА Украины в Харькове, ф. 807, 54 ед. хр., 1820—1858.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Щеглеев, Сергей Сергеевич

– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.