Щёголев, Сергей Никифорович

Сергей Никифорович Щёголев
Сергѣй Никифоровичъ Щёголевъ
Дата рождения:	1 октября 1862(1862-10-01)
Дата смерти:	15 мая 1919(1919-05-15) (56 лет)
Место смерти:	Киев
Гражданство:	Российская империя
Род деятельности:	врач, государственный чиновник
Годы творчества:	1912 — 1914
Направление:	политическая публицистика
Жанр:	публицист
Дебют:	1912 год
Награды:

Серге́й Ники́форович Щёголев (1 октября 1862 — 15 мая 1919, Киев) — писатель, врач и государственный чиновник Российской империи, действительный статский советник (1913). Русский исследователь феномена «украинского сепаратизма», известен благодаря работам «Украинское движение как современный этап южнорусского сепаратизма» (1912) и «Современное украинство. Его происхождение, рост и задачи» (1914). Жертва красного террора (1919).

Биография

Достоверных сведений о биографии Сергея Щёголева сохранилось чрезвычайно мало.

Первые годы

Известно, что он родился 1 октября 1862 года в дворянской семье православного вероисповедания, и, вероятно, был сыном духовного писателя и педагога Никифора Ивановича Щёголева (1825—1884). К поступлению в университет Сергея готовил преподаватель Капитон Молчанов. Во время этой подготовки Сергей полюбил дочь преподавателя Молчанова, Лидию Капитоновну, стал за ней ухаживать. После того, как она сдала в гимназии выпускные экзамены, Щёголев сделал ей предложение.

Врачебная деятельность

В 1890 году закончил медицинский факультет Университета Святого Владимира в Киеве. С 1894 года работал сельским врачом Бердичевского уезда. Существует информация, что Щёголев имел звание профессора медицины и был очень известным врачом в Киеве.

Государственная служба

18 июня 1894 года принят на службу в Киевское управление по делам печати на должность инспектора по делам печати по городу Киеву. В 1904 году получил назначение непременным членом Бердичевской уездной управы по делам земского хозяйства.

В 1905 году был награждён Орденом святого Станислава 3 степени. Также он награждался медалями «В память Царствования императора Александра III» и «В память 300-летия царствования дома Романовых».

С 1907 года занимал должность младшего сверхштатного чиновника для особых поручений при киевском губернаторе. Позже состоял делопроизводителем Киевского губернского по промысловому налогу присутствия. 6 декабря 1913 года Щёголеву был присвоен гражданский чин действительного статского советника.

Публицистическая и исследовательская работа

В начале XX века по собственной инициативе занимался исследованиями «украинского вопроса», истоков украинского национального движения, именуемого им «южнорусским сепаратизмом». Служба цензором помогла ему в этих исследованиях, так как он имел доступ к австрийским, германским и местным подпольным изданиям. В 1912 году в Киеве им была издана публицистическая книга «Украинское движение как современный этап южнорусского сепаратизма», которая встретила большой интерес среди читающей публики и прессы. В 1914 году вышла вторая, более скромная работа Щёголева на эту же тему: «Современное украинство. Его происхождение, рост и задачи», носившая более популярный и публицистический характер.

В годы Гражданской войны

В Викитеке есть полный текст статьи газеты «Большевик» от 25 мая 1919 года с сообщением о расстреле Сергея Щёголева

Сергей Щёголев стал жертвой красного террора в годы Гражданской войны. 15 мая 1919 года он был расстрелян по приговору Особой комиссии Киевского ЧК в числе большой группы русских интеллигентов, членов Киевского клуба русских националистов.

В передовой статье газеты «Большевик» от 25 мая 1919 года был опубликован список, в котором были перечислены те «члены монархических организаций», кто «в порядке проведения в жизнь красного террора по постановлению Киевской чрезвычайной комиссии … за последнее время» были расстреляны. Это список замыкал «Щеголев С. Н., домовладелец, землевладелец, член Временного комитета по делам печати, черносотенный публицист».

Труды

1912

См. также: Украинское движение как современный этап южнорусского сепаратизма

• Щёголев С. Н. [mnib.malorus.org/kniga/4/ Украинское движение как современный этап южнорусского сепаратизма] = Украинское движеніе какъ современный этапъ южнорусского сепаратизма. — книга. — Киев: Типографія И. Н. Кушнеревъ и Ко, 1912. — 588 с.
• Ленин В. И. Конспект книги Щёголева // Ленинский конспект. — 1937, Москва. — Т. 30. (в конспекте Ленина)
• Щёголев С. Н. [www.ozon.ru/context/detail/id/3865347/ История «украинского» сепаратизма] / Сост. М. Смолин. — Имперская традиция, 2004. — 472 с. — (Православный центр имперских политических исследований). — 2000 экз. — ISBN 5-89097-062-3.

1914

• Современное украинство. Его происхождение, рост и задачи. Киев, 1914.

Литература

• Смолин М. Б. Энциклопедия имперской традиции русской мысли. — М.: «Имперская традиция», 2005. — ISBN 5-85134-078-9.

Отрывок, характеризующий Щёголев, Сергей Никифорович

– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…