Щеголёв, Владимир Георгиевич

Владимир Георгиевич Щеголёв
Дата рождения	12 июня 1921(1921-06-12)
Место рождения	пос. Радица-Крыловка, Бежицкий уезд, Брянская губерния, РСФСР
Дата смерти	29 июля 1944(1944-07-29) (23 года)
Место смерти	Польша
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Военно-Воздушные Силы РККА
Годы службы	1941 — 1944
Звание
Часть	162-й истребительный авиационный полк (309-я истребительная авиационная дивизия, 4-я воздушная армия, 2-й Белорусский фронт)
Командовал	эскадрильей
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Владимир Георгиевич Щеголёв (12 июня 1921 года — 29 июля 1944 года) — участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза. Командир эскадрильи 162-го истребительного авиационного полка (309-я истребительная авиационная дивизия, 4-я воздушная армия, 2-й Белорусский фронт), капитан.

Биография

Владимир Георгиевич родился 12 июня 1921 года в рабочем посёлке Радица-Крыловка (ныне посёлок городского типа Брянской области) в семье рабочего. Окончил 7 классов, работал слесарем-инструментальщиком в Брянске.

С января 1941 года в рядах Красной Армии. В 1942 году окончил Армавирскую военную авиационную школу пилотов. С февраля 1942 года — на фронтах Великой Отечественной войны. К марту 1944 года — командир эскадрильи 162-го истребительного авиационного полка, 309-я истребительная авиационная дивизия, 4-я воздушная армия, 2-й Белорусский фронт.

Капитан Владимир Щеголёв совершил более 350 боевых вылетов, проведя около 60 воздушных боёв, сбил 14 самолётов лично и 4 — в группе с товарищами. 29 июля 1944 года был сбит в воздушном бою в районе города Белосток (Польша) и погиб.

Похоронен в братской могиле в городе Скидель (Гродненская область, Белоруссия).

Награды

18 августа 1945 года за мужество и воинскую доблесть, проявленные в боях с врагами, посмертно удостоен звания Героя Советского Союза. Награждён орденами Ленина, Красного Знамени (трижды), Отечественной войны 2-й степени, медалями.

Память

• Именем Героя названа улица в рабочем посёлке Радица-Крыловка, где родился Щёголев.
• Также в его честь названа улица в городе Скиделе (Беларусь).

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=12486 Щеголёв, Владимир Георгиевич]. Сайт «Герои Страны».

• [www.airwar.ru/history/aces/ace2ww/pilots/shegolev.html Краткая биография].
• [www.avia-hobby.ru/publ/sovaces/21_sh.html Советские асы].
• [militera.lib.ru/bio/bodrihin/app.html Советские лётчики-истребители, одержавшие в воздушных боях 15 и более побед].

Отрывок, характеризующий Щеголёв, Владимир Георгиевич

Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.