Щедровицкий, Дмитрий Владимирович

Дмитрий Владимирович Щедровицкий (род. 1953, Москва) — теолог, поэт, переводчик и культуролог, автор богословских исследований Библии, статей по библейской тематике в ряде энциклопедий и словарей, составитель и комментатор учебно-просветительских изданий по истории монотеистических религий — иудаизма, христианства и ислама; научный редактор книг, посвящённых проблемам иудео-христианских отношений. Как поэт придерживается неоклассического направления. В качестве переводчика специализируется на европейской и восточной поэзии преимущественно духовно-философского содержания. Автор книги «Нефеш-терапия», которая рассматривается им как попытка воссоздания древнего медицинского направления.

Творческий путь

Первые публикации стихов Д. В. Щедровицкого появились в периодической печати в 1968 году, после чего его стихи религиозно-философского содержания не допускались к печати более 20 лет. Из-за имевшегося «запрета на имя» не публиковались и другие произведения, в том числе лирические стихотворения; существовали лишь отдельные публикации за рубежом. С начала 1970-х гг. Д. В. Щедровицкий занимается поэтическим творчеством, переводами и публикуется как литературный критик. В 1981 году он вступает в Профессиональный Комитет литераторов (ныне Профессиональный Комитет московских литераторов). В 1980-е гг. появляется ряд его научно-культурологических публикаций. Тогда же становятся возможными его публичные выступления на духовно-исторические темы, которые вызывают значительный резонанс в образованных кругах. После глубоких изменений в общественно-политической жизни страны, произошедших в начале 1990-х гг., Д. В. Щедровицкий приглашается к преподаванию в вузах, начинает активно публиковаться и становится широко известным автором.

Теолог

С начала 1990-х годов Д. В. Щедровицкий читает курсы по библеистике в крупнейших светских и духовных учебных заведениях Москвы: в Московском государственном университете (на филологическом факультете в рамках Университета истории культур), в Московской пресвитерианской духовной академии, в Свято-Филаретовской московской высшей православно-христианской школе и в Российском Православном университете св. ап. Иоанна Богослова, где он заведовал кафедрой библеистики. Опора прежде всего на текст самого Священного Писания, живость и доступность изложения, научная эрудиция, уважение к различным религиозным направлениям — все это в совокупности привлекло широкое общественное внимание к лекциям автора и вывело их за пределы студенческих аудиторий. На основе вузовских лекций была начата публикация фундаментального труда — «Введения в Ветхий Завет».

В целом Д. В. Щедровицкого как теолога в наибольшей степени интересуют истоки монотеистических религий — иудаизма, христианства и ислама. Отсюда его внимание к священным писаниям трёх авраамических религий — Ветхому и Новому Заветам, а также Корану. Исследованию Библии посвящены наиболее крупные его труды: «Введение в Ветхий Завет. Пятикнижие Моисеево» (1994—2000), «Пророчества Книги Даниила. Духовный взгляд на прошлое и будущее человечества» (2003), «Беседы о Книге Иова. Почему страдает праведник?» (2005); «Книга Иисуса Навина: спасение Ханаана и возвращение Израиля» (2012); священное писание мусульман обсуждается в книге «Сияющий Коран. Взгляд библеиста» (2005). Перечисленные труды постоянно переиздаются; исследования, посвящённые отдельным библейским книгам, предполагается в дальнейшем включить в серию «Введение в Ветхий Завет».

Помимо крупных работ, им написано множество статей историко-богословской тематики, публиковавшихся в научных сборниках, в периодической печати (православной, протестантской, иудейской, светской), в справочных изданиях — энциклопедиях и словарях, а также в виде предисловий либо послесловий к переводным изданиям.

Ещё одно направление работы Д. В. Щедровицкого как теолога — научное редактирование и участие в редакционно-издательской подготовке трудов других авторов. Здесь можно упомянуть «Библейскую энциклопедию Брокгауза» (1999), сборники-хрестоматии «И сказал Господь Моисею…» (1998), «Руми и суфийская традиция» (2000), «Сковорода» (2002), книгу германского юриста Веддига Фрикке «Кто осудил Иисуса?» (2003), историко-богословский обзор польского автора Юлиана Гжесика «Возвращение. История евреев в свете новозаветных пророчеств» (2005) и др.

Неоднократно выступал на радио «Теос»; интервью с ним передавали радиостанции «Радио России» и «Эхо Москвы»; с его участием готовился [web.archive.org/web/20070423142045/www.tvkultura.ru/page.html?cid=6844 документальный сериал «Святыни христианского мира»] на телеканале «Культура».

Положительные отзывы

Декан библейско-патрологического факультета Российского Православного университета, зав. каф. истории культуры Московского физ.-тех. ин-та, канд. ист. н., священник Георгий Чистяков высказался о «Введении в Ветхий Завет» так:

…Книга, благодаря её глубине и бесспорному литературному таланту автора, с большим интересом читается как людьми, только заинтересовавшимися Словом Божьим, так и сознательными христианами, в том числе священнослужителями. Несомненно, что серия в целом станет замечательным учебным пособием в духовных и, думаю, светских учебных заведениях, будет широко известна отечественному читателю, принята верующими многих христианских направлений и немало послужит делу библейского просвещения России.

Преподаватель Ветхого и Нового Завета профессор филологического факультета МГУ, протодиакон А. Н. Горбунов оценил «Введение в Ветхий Завет» следующим образом:

Мне и раньше было хорошо известно о плодотворной работе автора серии замечательного гебраиста и поэта Дмитрия Владимировича Щедровицкого на ниве библейского просвещения; прекрасно знаком он мне и как переводчик классической европейской поэзии. Однако книга превзошла мои лучшие ожидания: высокая филологическая квалификация автора, его компетентность в различных областях гуманитарного знания, увлечённость предметом, прекрасное владение литературным слогом, стремление вникнуть в тончайшие оттенки смысла, содержащегося в оригинале, и донести их до читателя — все это вместе создаёт впечатление превосходного руководства, в котором крайне нуждаются люди, обращающиеся к чтению Ветхого Завета.

В своем отзыве на первые тома «Введения в Ветхий Завет» академик РАН В. Н. Топоров написал:

Две особенности книги бросаются в глаза сразу, и именно они определяют научный, культурный, богословский вес книги. Речь идет об очень разумной организации материала: она очень проста, точна, экономна, удобна — как для «продвинутого» читателя, так и для читателя, впервые приступающего к чтению книги такого рода. И что ещё важнее — книга написана на очень высоком уровне научной и богословской компетенции и учитывает все то новое, что появилось в библеистике и смежных с нею областях за последние десятилетия. В результате перед нами замечательная книга, которая читается с неослабевающим интересом, которая «взращивает» читателя, которая, наконец, просто душеполезна и необходима. Появление у нас такого искушённого библеиста, учёного и богослова, как Д. В. Щедровицкий, — та редкая и отчасти неожиданная удача, не воспользоваться которой было бы непростительным упущением. … Хочется выразить надежду на то, что автор получит возможность довести свой труд до конца. Если это произойдет, то можно будет с полным основанием говорить о возобновлении библеистики в России.

Имея в виду разногласия относительно теологического творчества Д. В. Щедровицкого, член правления Российского библейского общества, член Союза писателей России, к.филол.н., переводчица классических христианских авторов Н. Л. Трауберг высказалась о книге Д. В. Щедровицкого так:

Можно спорить о тех или иных мнениях автора — это неизбежно; но, входя в её пространство, человек испытывает то, что испытывает он, привычно читая Библию. Мне кажется, что её можно давать детям, они многого не поймут, но дети часто читают книги, где понимают только часть и запоминают главное. Словом, эта книга для проповедника и для учителя. Может быть, плохой учитель не сможет правильно её применить. Она совершенно не поддается иссушению. Все время слышится живой голос, и интонация его похожа на интонацию тех людей, чьи речи мы читаем в Библии.

Общую оценку теологического творчества Д. В. Щедровицкого можно найти в посвящённой ему статье энциклопедического словаря «Религии мира», написанной ведущим библеистом и специалистом по иудаике Белорусского государственного университета, зав. кафедрой культурологии Г. В. Синило:

В своем подходе к текстам Библии Щ. сочетает высокую филологическую культуру, доскональное знание языков Библии — иврита, арамейского и древнегреческого — с религиозно-философским и мистическим подходом, обнаруживая глубокие познания в области иудейской, христианской и мусульманской традиций. Будучи по преимуществу христианским экзегетом, Щ. указывает на глубинное единство всех трех монотеистических религий — иудаизма, христианства, ислама, стремится приблизиться и приблизить своего читателя к основам древнейшего монотеизма, родившегося в древнееврейской культуре, и к основам раннего христианства. Комментарий Щ., блестящий по стилю, доступный широкому читателю по манере изложения, глубокий по содержанию, соединяющий научную эрудицию и пиетет перед различными религиозными традициями, учит подлинной толерантности.

Критика

В трудах Д. В. Щедровицкого содержатся положения, вызывающие резкую критику со стороны представителей различных конфессий. Прежде всего критика касается следующего: признания Корана откровением Единого Бога подобно Библии; использования каббалистических методов в экзегетике; трактовки упоминаемого в Библии «мужеложества» как сексуального насилия, а не собственно сексуальной ориентации; отсутствия опоры на святоотеческое наследие; мировоззренческая открытость в отношении вопросов реинкарнации и всеобщего спасения и др.

Резко критическую оценку работ Д. В. Щедровицкого дал канд. филос. наук, профессор Свято-Тихоновского православного богословского института диакон А. В. Кураев:

Ветхий Завет в РПУ ведется Д. Щедровицким, ещё одним диссидентом, разошедшимся с меневским кружком и основавшим иудео-христианское движение. Его учебник «Введение в Ветхий Завет» подвергся критике в докладе Святейшего Патриарха Алексия на епархиальном собрании московского духовенства в декабре 1996 г. в связи с тем, что во всем Ветхом Завете г-н Щедровицкий не видит ни одного Новозаветного прообраза, ни одного указания на Троичность Бога. Но если Новый Завет, с точки зрения Щедровицкого, не укоренен в Ветхом Завете, зато Каббала с ним связана неразрывно-органично. <…> Поскольку же каббалистика немыслима без апологии сатанизма, она присутствует и у ведущего библеиста РПУ.

Президент Благотворительного фонда «Теревинф» (издательства, публикующего труды Д. В. Щедровицкого) Е. Ю. Попова считает, что сведения в отзыве диакона А. Кураева не являются достоверными.

Другим примером негативной критики служит отзыв на «Введение в Ветхий Завет» начальника Издательского отдела Иваново-Вознесенского епархиального управления прот. Андрея Ефанова, в котором работа Щедровицкого названа «апологией Талмуда и Каббалы», а его религиозные воззрения прямо оценены как иудейские:

…Жалкие попытки реанимировать и обелить языческие верования иудеев периода рубежа эпох меркнут перед скоплением ересей, провозглашенных уважаемым автором. Конечно, «во главе угла» стоит ересь о тождестве Творца и твари. <…> Перед этим меркнет и идея о том, что замысел Творца — «выровнять» Адама и этим уподобить его Себе, и сотрудничество ангелов в создании мира и человека, и «традиционное иудейское летоисчисление», приводимое без альтернативного христианского. Однако величайшим «перлом» данного труда является отношение к содомии как не запрещенному в Библии действу. Злостно перевирая текст Писания и вольно переводя его, автор логически доходит до следующего безумия: Таким образом, Писание не содержит каких-либо общих запретительных или разрешительных установлений относительно гомосексуальных отношений — всякие предписания на сей счет восходят к каким-то иным, обычно конфессиональным или социокультурным, но не библейским представлениям. Дальше, кажется, уже некуда! <…> О книге необходимо сказать, что на ней смело можно ставить гриф «ПЕРЕД ПРОЧТЕНИЕМ — СЖЕЧЬ!». Эти слова настоящего богослова (в отличие от Дмитрия Владимировича) о. Андрея Кураева я могу применить к сомнительному творчеству иудействующего библеиста.

Протоиерей К. В. Буфеев, глава Миссионерско-просветительского центра «Шестоднев», член редколлегии и постоянный автор журнала «Благодатный Огонь», называет Д. В. Щедровицкого каббалистом и так отзывается о его работах:

Содержание лекций Щедровицкого имеет смешанные христианские и иудейские признаки. С одной стороны, в книге признается Новый Завет как часть библейского Откровения, исповедуется Иисус Христос, Сын Божий, пришедший во плоти — и поэтому книга Щедровицкого должна быть признана христианской. Но с другой стороны, книга настолько игнорирует Православное Предание и погружает читателя целиком в иудейскую книжную традицию, что она должна считаться вполне иудаистской.

Список литературы, приведенный Щедровицким к его толкованию на Книгу Бытия, составляет более ста именований. При этом в нем не нашлось места никому из Святых Отцов — кроме одного лишь свт. Василия Великого, который, впрочем, ни разу не упоминается в тексте. При этом, мнения еврейских мудрецов — авторов Талмуда и Каббалы — он приводит буквально на каждой странице.

Редактор журнала Братства независимых церквей Евангельских христиан-баптистов «Слово истины» И. Колгарёв считает Д. Щедровицкого защитником гомосексуализма и так комментирует его «Введение в Ветхий завет»:

Даже древнееврейский текст в Лев. 18:22 Д. Щедровицкий умудряется перевести не так, как его переводят христиане и иудеи, а по-своему, естественно, в пользу гомосексуалистов. Так что сторонников и этого греха у нас тоже, надо полагать, может с каждым годом прибавляться, поскольку отпора такой литературе никто серьезно не дает.

Поэт

Подборки стихо­творений Д. В. Щедровицкого публиковались в периоди­ческой печати (журналы «Новый мир», «Ной», «Православная община»; «Литературная газета» и др.), включались в сборники лучших произ­ведений отечест­венной поэзии; некоторые его стихи положены на музыку (в частности, композитором Александром Вустиным). Вышли в свет три поэти­ческих сборника: «Из восьми книг» (1996), «Мой дом — Бесконечность» (2004) и «Стихотворения и поэмы» (2012). Значительная часть личного архива поэтических произведений представлена на сайте [shchedrovitskiy.ru/ Shchedrovitskiy.ru].

Поэзия Д. В. Щедровицкого неоднократно удостаивалась высокой оценки литературных критиков:

• Он подлинный поэт-мыслитель, заглядывающий в самые глубины мироздания и человеческой души. В век тотальной иронии и игры Щедровицкий — один из самых серьёзных русских поэтов… (И. Аристар­хов)
• В стихах Щедровицкого главное то, что они подчиняют себе время, обезвреживают его коварство и способность губить. И поэтому в его словах можно услышать Слово. Я уверен, что этим стихам суждено торжествовать над временем. (М. В. Панов)
• От «Избрания веры» до «Ордынского пира» — всё это, скажу негромко, подлинная русская классика. Конечно, исток — Пушкин, его «Песнь о вещем Олеге». Прав был «мудрый старец», говоря о вестниках грядущих заветов:

Правдив и свободен их вещий язык

И с волей небесною дружен.

Наследство не у самозванца. За такого преемника никому не стыдно.
О способности к так называемой «всемирной отзывчивости» (вот уж воистину «Мой дом — Бесконечность»!): автору книг «Оклик» и «Школа Беглого Чтенья» трудно подобрать в пару кого-либо из современников. (П. Горелов)

В 2015 году Д. В. Щедровицкий был объявлен победителем в конкурсе на соискание Евразийской литературной премии в номинации «Блеск строф» (поэзия).

Переводчик

Д. В. Щедровицкому принадлежат многочисленные переводы произведений, возникших в разные эпохи и разных странах: кумранских гимнов, древних иудейских молитв, суфийской поэзии (так, им с оригинала на языке фарси переведены все основные притчи Руми — сборник «Дорога превращений: суфийские притчи», 2007), английской (У. Шекспир, Дж. Донн, Б. Джонсон, Э. Герберт, Дж. Херберт, Г. Воэн, Р. Крэшо, А. Каули, Э. Марвелл, У. Купер, С. Т. Кольридж, А. Теннисон, Д. Г. Росетти, А. Ч. Суинберн, Ф. Томпсон, Дж. М. Хопкинс, Ф. Гревилл, У. Б. Йейтс, У. Роли, Р. Саутуэлл, Т. Сэквилл) и немецкой (К. Кульман, Г. Гейне, Р. М. Рильке, Э. Ласкер-Шюлер, Р. Хух, Г. Гессе, А. Грифиус, Э. Мерике, А. Силезиус, Т. Фонтане) классической поэзии, стихов современных зарубежных поэтов (С. Гяда, Майронис). Многие его переводы можно найти в сборниках «Поэзия Европы» (1977), «Колесо Фортуны. Из европейской поэзии XVII века» (1989), «Английская лирика первой половины XVII века» (1989), «Английский сонет XVI—XIX веков» (1990) и др.; в статью «Тайна единства. Арабская и еврейская мистическая поэзия», опубликованную в журнале «Ной» (1996), включены выполненные Д. В. Щедровицким переводы с арабского и иврита.

Культуролог

Культурологические работы Д. В. Щедровицкого посвящены, как правило, духовным аспектам в культурных традициях различных стран и народов. Так, для энциклопедии «Мифы народов мира» (1981—1982) им написан целый ряд статей, рассказывающих о библейских персонажах и трансформации их образов в богословии, литературе и искусстве; в статье «Ключи от входа в Гюлистан» («Дружба народов», 1985) обсуждаются вопросы точного воспроизведения понятийно-образной системы восточной поэзии при переводе художественных произведений на русский язык; в неопубликованной монографии «Миф о двойниках» исследуется древнеегипетская концепция двойников и её влияние на культуру многих народов; академическая статья «„Дождь ранний и поздний“ (ритуал вызывания дождя в Библии…)» посвящена аллегорическим толкованиям одного из древних иудейских ритуалов и их связи с формированием представлений о Мессии; сборник «Джалаладдин Руми. Дорога превращений: суфийские притчи» (2007) содержит толкование всех основных притч персидского поэта и мистика. Имеются и другие культурологические произведения.

Нетрадиционная медицина

В 2010 году опубликовал книгу «Нефеш-терапия». В ней излагаются теоретические основы, как он утверждает, древнего медицинского направления, основанного на библейском учении о взаимосвязи духовного и физического начал в человеке, а также приводятся конкретные практические рекомендации по лечению большого числа распространённых заболеваний.

Основные работы

Теология

Авторские произведения

• Введение в Ветхий Завет. Пятикнижие Моисеево: Т. 1. Книга Бытия. Изд. 8-е (эл.); Т. 2. Книга Исход. Изд. 7-е (эл.); Т. 3. Книги Левит, Чисел и Второзакония. Изд. 7-е (эл.) [Электронный ресурс] / Д. В. Щедровицкий.— М.: Теревинф, 2013.— 1088 с.— Библиогр. 100 назв.— ISBN 978-5-4212-0160-1.
• Книга Иисуса Навина: возвращение Израиля и спасение Ханаана / Д. В. Щедровицкий. — Предвар. изд. — М.: Теревинф, 2012. — 250 с. — (Введение в Ветхий Завет). — ISBN 978-5-4212-0124-3.
• Пророчества Книги Даниила. Духовный взгляд на прошлое и будущее человечества [Электронный ресурс] / Д. В. Щедровицкий. — 5-е изд. (эл.). — М. : Теревинф, 2012. — 278 с. — ISBN 978-5-4212-0102-1.
• Беседы о Книге Иова. Почему страдает праведник? [Электронный ресурс].— 4-е изд. (эл.).— М.: Теревинф, 2012.— 235 с.— ISBN 978-5-4212-0103-8.
• Сияющий Коран. Взгляд библеиста / Д. В. Щедровицкий.— Изд. 2-е.— М.: Оклик, 2010.— 311 с.— ISBN 978-5-91349-013-1.

Составление, комментирование, переводы

• «И сказал Господь Моисею…» / Сост., вступ. статья и коммент. Д. В. Щедровицкого. 2-е изд. — М.: Издательский Дом Шалвы Амонашвили, 2002. — 224 с. — ISBN 5-89147-014-4.
• Руми и суфийская традиция / Сост. и вступ. статья Г. В. Милославского, коммент. Д. В. Щедровицкого. — М.: Издательский Дом Шалвы Амонашвили, 2000. — ISBN 5-89147-029-2.
• Сковорода / Сост., вступ. статья и коммент. Д. В. Щедровицкого. — М.: Издательский Дом Шалвы Амонашвили, 2002. — ISBN 5-89147-037-3.
• Библейская энциклопедия Брокгауза. Более 6000 ключевых слов к личностям, истории, археологии и географии Библии / Фриц Ринекер, Герхард Майер; пер. с нем. В. М. Ивановой, А. А. Карельского, Д. В. Щедровицкого. — Кременчуг: Християтска зоря, 1999. — 1088 с.

Поэзия

Авторские произведения

• Стихотворения и поэмы. — М.: Время, 2012. — 480 с. — ISBN 978-5-9691-0793-9.
• Мой дом — Бесконечность : Стихотворения и поэмы / Предисл. П. Горелова. — М.: Молодая гвардия. — 495 с. — ISBN 5-235-02755-8.
• Из восьми книг / Предисл. М. В. Панова. — М.: Теревинф; А и Б, 1996. — 232 с. — ISBN 5-88707-004-8.

Переводы

• Колесо Фортуны. Из европейской поэзии XVII века: Сборник. — М.: Моск. рабочий, 1989. — 638 с. — ISBN 5-239-00382-3.
• Поэзия Европы: В трёх томах. — М.: Художественная литература, 1977.
• Английская лирика первой половины XVII века. — М.: Изд-во МГУ, 1989. — ISBN 5-211-00181-8.
• Английский сонет XVI—XIX веков. — М.: Радуга, 1990. — ISBN 5-05-002424-2.
• Английский сонет XVI—XIX века. — СПб.: Анима, 2001. — ISBN 5-94320-006-1.
• Шекспир У. Сонеты: Антология современных переводов. Пер. с англ. — СПб.: Азбука-классика, 2007. — 384 с. — ISBN 978-5-352-02176-7.
• Уильям Шекспир. Библиографический указатель русских переводов и критической литературы на русском языке (1976—1987). — М.: Всесоюзная библиотека иностранной литературы, 1989.
• Донн Дж. Стихотворения и поэмы. — М.: Наука, 2009. — 568 с. — ISBN 978-5-02-036227-7.
• Гейне Г. Собрание сочинений. Т. 1. — М.: Художественная литература, 1980.
• Гейне Г. Стихотворения. — М.: Художественная литература, 1985.
• Хух Р. Жизнь графа Федериго Конфалоньери. — Л.: Художественная литература, 1977.
• Гяда С. Ущербная Луна — осенняя богиня. — Вильнюс: Вага, 1986.
• Майронис. Голоса весны: Стихотворения. Пер. с литовск. — Вильнюс, 1987.
• Дорога превращений: суфийские притчи / Джалаладдин Руми; сост., пер. с фарси, религиоз.-филос. коммент. Дмитрия Щедровицкого; этико-психолог. коммент. Марка Хаткевича.— М.: Оклик, 2009.— 380 с.— ISBN 978-5-91349-008-7.

Культурология и литературоведение

• Мафусаил; Патриархи, праотцы; Ревекка, Ривка и др. // Мифы народов мира: Энциклопедия: в 2‑х т. / Гл. ред. С. А. Токарев. — М.: Сов. энциклопедия, 1987—1988.
• «Дождь ранний и поздний» (ритуал вызывания дождя в Библии и его аллегорическое осмысление на рубеже античности и средневековья) // Архаический ритуал в фольклорных раннелитературных памятниках.— М.: Наука, 1988.— С. 201—220.— (Исследования по фольклору и мифологии Востока).— ISBN 5-02-016671-5.
• Ключи от входа в Гюлистан // Дружба народов.— 1985.— № 10.— С. 243—251.

Нетрадиционная медицина

• Нефеш-терапия. Библейская система исцеления / Д. В. Щедровицкий.— М.: Оклик, 2010.— 128 с.— ISBN 978-5-91349-011-7.

Ссылки

• [shchedrovitskiy.ru/ Сайт «Творчество Дмитрия Щедровицкого»]

↑ [shchedrovitskiy.ru/theology.php Раздел «Теология и религиоведение» на сайте «Творчество Дмитрия Щедровицкого»]

↑ [shchedrovitskiy.ru/Poetry_Publications.php Раздел «Стихотворения и поэмы» на сайте «Творчество Дмитрия Щедровицкого»]

↑ [shchedrovitskiy.ru/PoeticTranslatePublications.php Раздел «Поэтические переводы» на сайте «Творчество Дмитрия Щедровицкого»]

↑ [shchedrovitskiy.ru/CulturalScienceArticles.php Раздел «Культурология и литературоведение» на сайте «Творчество Дмитрия Щедровицкого»]

Отрывок, характеризующий Щедровицкий, Дмитрий Владимирович

В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.
– Mais charmante! [Очень мила!] – сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ. Потом он прошел в первый ряд и сел подле Долохова, дружески и небрежно толкнув локтем того Долохова, с которым так заискивающе обращались другие. Он, весело подмигнув, улыбнулся ему и уперся ногой в рампу.
– Как похожи брат с сестрой! – сказал граф. – И как хороши оба!
Шиншин вполголоса начал рассказывать графу какую то историю интриги Курагина в Москве, к которой Наташа прислушалась именно потому, что он сказал про нее charmante.
Первый акт кончился, в партере все встали, перепутались и стали ходить и выходить.
Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови, с рассеянной улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты, чтобы они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа с веселой и кокетливой улыбкой разговаривала с ним и поздравляла с женитьбой того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.
Голая Элен сидела подле нее и одинаково всем улыбалась; и точно так же улыбнулась Наташа Борису.
Ложа Элен наполнилась и окружилась со стороны партера самыми знатными и умными мужчинами, которые, казалось, наперерыв желали показать всем, что они знакомы с ней.
Курагин весь этот антракт стоял с Долоховым впереди у рампы, глядя на ложу Ростовых. Наташа знала, что он говорил про нее, и это доставляло ей удовольствие. Она даже повернулась так, чтобы ему виден был ее профиль, по ее понятиям, в самом выгодном положении. Перед началом второго акта в партере показалась фигура Пьера, которого еще с приезда не видали Ростовы. Лицо его было грустно, и он еще потолстел, с тех пор как его последний раз видела Наташа. Он, никого не замечая, прошел в первые ряды. Анатоль подошел к нему и стал что то говорить ему, глядя и указывая на ложу Ростовых. Пьер, увидав Наташу, оживился и поспешно, по рядам, пошел к их ложе. Подойдя к ним, он облокотился и улыбаясь долго говорил с Наташей. Во время своего разговора с Пьером, Наташа услыхала в ложе графини Безуховой мужской голос и почему то узнала, что это был Курагин. Она оглянулась и встретилась с ним глазами. Он почти улыбаясь смотрел ей прямо в глаза таким восхищенным, ласковым взглядом, что казалось странно быть от него так близко, так смотреть на него, быть так уверенной, что нравишься ему, и не быть с ним знакомой.
Во втором акте были картины, изображающие монументы и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на рампе подняли, и стали играть в басу трубы и контрабасы, и справа и слева вышло много людей в черных мантиях. Люди стали махать руками, и в руках у них было что то вроде кинжалов; потом прибежали еще какие то люди и стали тащить прочь ту девицу, которая была прежде в белом, а теперь в голубом платье. Они не утащили ее сразу, а долго с ней пели, а потом уже ее утащили, и за кулисами ударили три раза во что то металлическое, и все стали на колена и запели молитву. Несколько раз все эти действия прерывались восторженными криками зрителей.
Во время этого акта Наташа всякий раз, как взглядывала в партер, видела Анатоля Курагина, перекинувшего руку через спинку кресла и смотревшего на нее. Ей приятно было видеть, что он так пленен ею, и не приходило в голову, чтобы в этом было что нибудь дурное.
Когда второй акт кончился, графиня Безухова встала, повернулась к ложе Ростовых (грудь ее совершенно была обнажена), пальчиком в перчатке поманила к себе старого графа, и не обращая внимания на вошедших к ней в ложу, начала любезно улыбаясь говорить с ним.
– Да познакомьте же меня с вашими прелестными дочерьми, – сказала она, – весь город про них кричит, а я их не знаю.
Наташа встала и присела великолепной графине. Наташе так приятна была похвала этой блестящей красавицы, что она покраснела от удовольствия.
– Я теперь тоже хочу сделаться москвичкой, – говорила Элен. – И как вам не совестно зарыть такие перлы в деревне!
Графиня Безухая, по справедливости, имела репутацию обворожительной женщины. Она могла говорить то, чего не думала, и в особенности льстить, совершенно просто и натурально.
– Нет, милый граф, вы мне позвольте заняться вашими дочерьми. Я хоть теперь здесь не надолго. И вы тоже. Я постараюсь повеселить ваших. Я еще в Петербурге много слышала о вас, и хотела вас узнать, – сказала она Наташе с своей однообразно красивой улыбкой. – Я слышала о вас и от моего пажа – Друбецкого. Вы слышали, он женится? И от друга моего мужа – Болконского, князя Андрея Болконского, – сказала она с особенным ударением, намекая этим на то, что она знала отношения его к Наташе. – Она попросила, чтобы лучше познакомиться, позволить одной из барышень посидеть остальную часть спектакля в ее ложе, и Наташа перешла к ней.
В третьем акте был на сцене представлен дворец, в котором горело много свечей и повешены были картины, изображавшие рыцарей с бородками. В середине стояли, вероятно, царь и царица. Царь замахал правою рукою, и, видимо робея, дурно пропел что то, и сел на малиновый трон. Девица, бывшая сначала в белом, потом в голубом, теперь была одета в одной рубашке с распущенными волосами и стояла около трона. Она о чем то горестно пела, обращаясь к царице; но царь строго махнул рукой, и с боков вышли мужчины с голыми ногами и женщины с голыми ногами, и стали танцовать все вместе. Потом скрипки заиграли очень тонко и весело, одна из девиц с голыми толстыми ногами и худыми руками, отделившись от других, отошла за кулисы, поправила корсаж, вышла на середину и стала прыгать и скоро бить одной ногой о другую. Все в партере захлопали руками и закричали браво. Потом один мужчина стал в угол. В оркестре заиграли громче в цимбалы и трубы, и один этот мужчина с голыми ногами стал прыгать очень высоко и семенить ногами. (Мужчина этот был Duport, получавший 60 тысяч в год за это искусство.) Все в партере, в ложах и райке стали хлопать и кричать изо всех сил, и мужчина остановился и стал улыбаться и кланяться на все стороны. Потом танцовали еще другие, с голыми ногами, мужчины и женщины, потом опять один из царей закричал что то под музыку, и все стали петь. Но вдруг сделалась буря, в оркестре послышались хроматические гаммы и аккорды уменьшенной септимы, и все побежали и потащили опять одного из присутствующих за кулисы, и занавесь опустилась. Опять между зрителями поднялся страшный шум и треск, и все с восторженными лицами стали кричать: Дюпора! Дюпора! Дюпора! Наташа уже не находила этого странным. Она с удовольствием, радостно улыбаясь, смотрела вокруг себя.
– N'est ce pas qu'il est admirable – Duport? [Неправда ли, Дюпор восхитителен?] – сказала Элен, обращаясь к ней.
– Oh, oui, [О, да,] – отвечала Наташа.


В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».
В одну из минут неловкого молчания, во время которых Анатоль своими выпуклыми глазами спокойно и упорно смотрел на нее, Наташа, чтобы прервать это молчание, спросила его, как ему нравится Москва. Наташа спросила и покраснела. Ей постоянно казалось, что что то неприличное она делает, говоря с ним. Анатоль улыбнулся, как бы ободряя ее.
– Сначала мне мало нравилась, потому что, что делает город приятным, ce sont les jolies femmes, [хорошенькие женщины,] не правда ли? Ну а теперь очень нравится, – сказал он, значительно глядя на нее. – Поедете на карусель, графиня? Поезжайте, – сказал он, и, протянув руку к ее букету и понижая голос, сказал: – Vous serez la plus jolie. Venez, chere comtesse, et comme gage donnez moi cette fleur. [Вы будете самая хорошенькая. Поезжайте, милая графиня, и в залог дайте мне этот цветок.]
Наташа не поняла того, что он сказал, так же как он сам, но она чувствовала, что в непонятных словах его был неприличный умысел. Она не знала, что сказать и отвернулась, как будто не слыхала того, что он сказал. Но только что она отвернулась, она подумала, что он тут сзади так близко от нее.
«Что он теперь? Он сконфужен? Рассержен? Надо поправить это?» спрашивала она сама себя. Она не могла удержаться, чтобы не оглянуться. Она прямо в глаза взглянула ему, и его близость и уверенность, и добродушная ласковость улыбки победили ее. Она улыбнулась точно так же, как и он, глядя прямо в глаза ему. И опять она с ужасом чувствовала, что между ним и ею нет никакой преграды.
Опять поднялась занавесь. Анатоль вышел из ложи, спокойный и веселый. Наташа вернулась к отцу в ложу, совершенно уже подчиненная тому миру, в котором она находилась. Всё, что происходило перед ней, уже казалось ей вполне естественным; но за то все прежние мысли ее о женихе, о княжне Марье, о деревенской жизни ни разу не пришли ей в голову, как будто всё то было давно, давно прошедшее.
В четвертом акте был какой то чорт, который пел, махая рукою до тех пор, пока не выдвинули под ним доски, и он не опустился туда. Наташа только это и видела из четвертого акта: что то волновало и мучило ее, и причиной этого волнения был Курагин, за которым она невольно следила глазами. Когда они выходили из театра, Анатоль подошел к ним, вызвал их карету и подсаживал их. Подсаживая Наташу, он пожал ей руку выше локтя. Наташа, взволнованная и красная, оглянулась на него. Он, блестя своими глазами и нежно улыбаясь, смотрел на нее.

Только приехав домой, Наташа могла ясно обдумать всё то, что с ней было, и вдруг вспомнив князя Андрея, она ужаснулась, и при всех за чаем, за который все сели после театра, громко ахнула и раскрасневшись выбежала из комнаты. – «Боже мой! Я погибла! сказала она себе. Как я могла допустить до этого?» думала она. Долго она сидела закрыв раскрасневшееся лицо руками, стараясь дать себе ясный отчет в том, что было с нею, и не могла ни понять того, что с ней было, ни того, что она чувствовала. Всё казалось ей темно, неясно и страшно. Там, в этой огромной, освещенной зале, где по мокрым доскам прыгал под музыку с голыми ногами Duport в курточке с блестками, и девицы, и старики, и голая с спокойной и гордой улыбкой Элен в восторге кричали браво, – там под тенью этой Элен, там это было всё ясно и просто; но теперь одной, самой с собой, это было непонятно. – «Что это такое? Что такое этот страх, который я испытывала к нему? Что такое эти угрызения совести, которые я испытываю теперь»? думала она.
Одной старой графине Наташа в состоянии была бы ночью в постели рассказать всё, что она думала. Соня, она знала, с своим строгим и цельным взглядом, или ничего бы не поняла, или ужаснулась бы ее признанию. Наташа одна сама с собой старалась разрешить то, что ее мучило.
«Погибла ли я для любви князя Андрея или нет? спрашивала она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его не увижу больше никогда, говорила она себе. Стало быть ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, что князь Андрей может любить меня и такою . Но какою такою ? Ах Боже, Боже мой! зачем его нет тут»! Наташа успокоивалась на мгновенье, но потом опять какой то инстинкт говорил ей, что хотя всё это и правда и хотя ничего не было – инстинкт говорил ей, что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла. И она опять в своем воображении повторяла весь свой разговор с Курагиным и представляла себе лицо, жесты и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время как он пожал ее руку.


Анатоль Курагин жил в Москве, потому что отец отослал его из Петербурга, где он проживал больше двадцати тысяч в год деньгами и столько же долгами, которые кредиторы требовали с отца.
Отец объявил сыну, что он в последний раз платит половину его долгов; но только с тем, чтобы он ехал в Москву в должность адъютанта главнокомандующего, которую он ему выхлопотал, и постарался бы там наконец сделать хорошую партию. Он указал ему на княжну Марью и Жюли Карагину.
Анатоль согласился и поехал в Москву, где остановился у Пьера. Пьер принял Анатоля сначала неохотно, но потом привык к нему, иногда ездил с ним на его кутежи и, под предлогом займа, давал ему деньги.
Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.
У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила, и ему всё простится, потому что он много веселился».
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.


Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.