Щекотка

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Щекотка — процесс воздействия на кожный покров человека или некоторых видов животных. Вызываемое этим ощущение щекотки обыкновенно сопровождается общим возбуждением с порывистым смехом и массой невольных, нестройных отражённых движений (рефлекторных). Лицо при этом обыкновенно краснеет, пульс и дыхание учащаются, и человек после продолжительного щекотания может впасть в изнеможение[1].

Для обозначения людей, чувствительных к щекотке, в русском языке применяется устойчивая фраза «боится щекотки», хотя допускается также слово «щекотливый» (-ая). До настоящего времени общепринятого научного объяснения щекотки не имеется, включая причины возникновения этого ощущения и роли в эволюционном процессе.

Наиболее подверженные щекотке части тела человека: внутренняя часть ушных раковин, область рёбер, шея, бока, подмышки, живот, пупок, паховая зона, подколенные ямки, стопы (особенно подошвенная часть).





Теория щекотки

В настоящее время существует ряд объяснений природы щекотки, но ни одна не является основной. Согласно одной из гипотез, щекотка — это пассивная защитная реакция организма, которая досталась человеку в ходе эволюции от животных более низкого класса. Она служит скорейшему обнаружению на коже чужеродных вредных насекомых. При этом без ответа остаётся главный вопрос о щекотке: «Почему человек смеётся, когда его щекочут?». Опасность — это страх. Смех при страхе — это редкое явление, вызванное высоким уровнем нервного перенапряжения. В случае с щекоткой, смех — это правило. Кроме того, у многих организмов существует более мощная система защиты, называемая «боль», которая сигнализирует о повреждении тканей или развитии патологических процессов. При этом чувство боли не порождает смех.

Вместе с тем, Дэвид Гартли, один из основателей ассоциативной психологии, высказал мнение о том, что «смех — это зарождающийся плач, внезапно прерванный. Если то же самое удивление, которое заставляет маленьких детей смеяться, немного усилится, они заплачут». Щекотка, как он считал, вызывает смех, ибо она не что иное, как «мгновенная боль и ощущение боли, после чего и то и другое моментально исчезает, так что возникновение и исчезновение боли чередуются»[2].

При этом, если бы щекотка была защитной реакцией, то в ходе эволюции это ощущение должно было утратиться у северных народов в связи с отсутствием в холодных широтах опасных насекомых. Однако до настоящего времени нет данных о том, что чувствительность к щекотке зависит от расы.

Интересной особенностью щекотки является также то, что она может восприниматься как приятное ощущение. Исследования американских учёных показали, что механизм восприятия людьми щекотки схож с ощущениями боли, но с разной внешней реакцией и реализацией. Если боль доставляет мучения, то у большинства детей и некоторых взрослых людей непродолжительная щекотка вызывает положительные эмоции.

Вместе с тем, в середине XVIII века исследователь Дж. Битти назвал смех от щекотки «животным», а смех, вызванный психологическими причинами, — «сентиментальным» (Beattie, 1779. Р. 303, 305). Приверженцы этого взгляда полагают, что щекотка, будучи непосредственной стимуляцией нервной системы, не имеет никакого отношения к юмору и что вызываемый ею смех — чисто рефлекторный, нечто вроде рефлекторных слез, вызываемых луком.

Против версии о защитной функции щекотки говорит также тот факт, что ощущение щекотки очень быстро пропадает у тех, кого щекочут. В то же время боль сохраняется до полного выздоровления поражённого органа, а в некоторых случаях присутствует постоянно (хронические или фантомные боли).

Таким образом, щекотка является не более чем «побочным эффектом» в сложной структуре нервной системы сложных организмов, который возникает на пограничных состояниях между мягкими ласковыми касаниями и более сильным воздействием вызывающим боль. Это подтверждается также тем, что очаги повышенной чувствительности к щекотке расположены в местах с наиболее нежной кожей или являющихся сосредоточением крупных нервных узлов.

Гипотезы о природе щекотки

  1. Щекотка — это рефлекторная реакция кожи человека на мелких животных и насекомых, не исчезнувшая с эволюционированием вида. Американская научно-популярная писательница И. Джонсон считает, что щекотка воспринимается кожей и передается в мозг как сигнал угрозы. Смех же во время щекотания госпожа Джонсон объясняет тем, что «когда мгновенный испуг проходит и человек осознает, что никакой угрозы нет, он облегченно разражается нервным смехом». Чем сильнее щекотка, тем больше испуг и тем сильнее смех.
  2. Щекотка — встроенный «генератор хорошего настроения». В его задачу входит возбуждение внутренних ресурсов организма, которые начинают активнее работать пополняя кровь различными веществами. Таким образом щекотка стабилизирует психическую нестабильность, повышает иммунитет, заряжает положительной энергий эмоции человека. Однако, ученые из Калифорнийского университета установили, что щекотка может не способствовать улучшению настроения: эксперименты показали, что судорожные подергивания человека, которого щекочут, не имеют ничего общего с весельем. Издавая похожие на смех звуки, человек, сам того не осознавая, показывает, что данный тип воздействия — щекочущий — ему неприятен и он хотел бы его прекратить.
  3. Щекотка — побочный эффект возникший при развитии нервной системы человека. Ориентированная на все виды раздражителей, включая контактные, центральная нервная система обрела пограничную «зону» между основными типами воздействия: лаской и болью.

Самощекотка

Ещё Аристотель подметил, что невозможно щекотать самого себя, и похоже, что больше к этой теме не возвращался. Современные исследования подтвердили предположения Аристотеля, объяснив, что обеспечивает невозможность самощекотания мозжечок. Однако люди, страдающие шизофренией, могут пощекотать сами себя.[3]

Сексуальный фетиш

Существует вид сексуального фетишизма, при котором люди испытывают сексуальное возбуждение от щекотки (от её ощущения, генерирования у партнёра или наблюдения за щекотанием других людей) и для полноценной сексуальной жизни им необходимо её регулярное наличие. В разных источниках он называется по-разному: «тиклинг» или «книсмолагния»[4][неавторитетный источник? 2857 дней].

Напишите отзыв о статье "Щекотка"

Примечания

Источники

  1. Щекотание // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  2. Hartley, 1749, цит. по: The Philosophy…,1987. Р. 41-42
  3. [www.bbc.com/russian/science/2015/01/150123_vert_fut_why_you_cant_tickle_yourself Почему невозможно себя пощекотать? - BBC Русская служба]
  4. [www.infoniac.ru/news/10-interesnyh-faktov-o-shekotke.html 10 интересных фактов о щекотке]

Литература

  1. Щекотание // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

  • [ec-dejavu.ru/t/Tickling.html А. Козинцев. Об истоках антиповедения, смеха и юмора (Этюд о щекотке)]

Отрывок, характеризующий Щекотка

Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.
Письмо это подействовало на Николая. У него был тот здравый смысл посредственности, который показывал ему, что было должно.
Теперь должно было ехать, если не в отставку, то в отпуск. Почему надо было ехать, он не знал; но выспавшись после обеда, он велел оседлать серого Марса, давно не езженного и страшно злого жеребца, и вернувшись на взмыленном жеребце домой, объявил Лаврушке (лакей Денисова остался у Ростова) и пришедшим вечером товарищам, что подает в отпуск и едет домой. Как ни трудно и странно было ему думать, что он уедет и не узнает из штаба (что ему особенно интересно было), произведен ли он будет в ротмистры, или получит Анну за последние маневры; как ни странно было думать, что он так и уедет, не продав графу Голуховскому тройку саврасых, которых польский граф торговал у него, и которых Ростов на пари бил, что продаст за 2 тысячи, как ни непонятно казалось, что без него будет тот бал, который гусары должны были дать панне Пшаздецкой в пику уланам, дававшим бал своей панне Боржозовской, – он знал, что надо ехать из этого ясного, хорошего мира куда то туда, где всё было вздор и путаница.
Через неделю вышел отпуск. Гусары товарищи не только по полку, но и по бригаде, дали обед Ростову, стоивший с головы по 15 руб. подписки, – играли две музыки, пели два хора песенников; Ростов плясал трепака с майором Басовым; пьяные офицеры качали, обнимали и уронили Ростова; солдаты третьего эскадрона еще раз качали его, и кричали ура! Потом Ростова положили в сани и проводили до первой станции.
До половины дороги, как это всегда бывает, от Кременчуга до Киева, все мысли Ростова были еще назади – в эскадроне; но перевалившись за половину, он уже начал забывать тройку саврасых, своего вахмистра Дожойвейку, и беспокойно начал спрашивать себя о том, что и как он найдет в Отрадном. Чем ближе он подъезжал, тем сильнее, гораздо сильнее (как будто нравственное чувство было подчинено тому же закону скорости падения тел в квадратах расстояний), он думал о своем доме; на последней перед Отрадным станции, дал ямщику три рубля на водку, и как мальчик задыхаясь вбежал на крыльцо дома.
После восторгов встречи, и после того странного чувства неудовлетворения в сравнении с тем, чего ожидаешь – всё то же, к чему же я так торопился! – Николай стал вживаться в свой старый мир дома. Отец и мать были те же, они только немного постарели. Новое в них било какое то беспокойство и иногда несогласие, которого не бывало прежде и которое, как скоро узнал Николай, происходило от дурного положения дел. Соне был уже двадцатый год. Она уже остановилась хорошеть, ничего не обещала больше того, что в ней было; но и этого было достаточно. Она вся дышала счастьем и любовью с тех пор как приехал Николай, и верная, непоколебимая любовь этой девушки радостно действовала на него. Петя и Наташа больше всех удивили Николая. Петя был уже большой, тринадцатилетний, красивый, весело и умно шаловливый мальчик, у которого уже ломался голос. На Наташу Николай долго удивлялся, и смеялся, глядя на нее.
– Совсем не та, – говорил он.
– Что ж, подурнела?
– Напротив, но важность какая то. Княгиня! – сказал он ей шопотом.
– Да, да, да, – радостно говорила Наташа.
Наташа рассказала ему свой роман с князем Андреем, его приезд в Отрадное и показала его последнее письмо.
– Что ж ты рад? – спрашивала Наташа. – Я так теперь спокойна, счастлива.
– Очень рад, – отвечал Николай. – Он отличный человек. Что ж ты очень влюблена?
– Как тебе сказать, – отвечала Наташа, – я была влюблена в Бориса, в учителя, в Денисова, но это совсем не то. Мне покойно, твердо. Я знаю, что лучше его не бывает людей, и мне так спокойно, хорошо теперь. Совсем не так, как прежде…
Николай выразил Наташе свое неудовольствие о том, что свадьба была отложена на год; но Наташа с ожесточением напустилась на брата, доказывая ему, что это не могло быть иначе, что дурно бы было вступить в семью против воли отца, что она сама этого хотела.
– Ты совсем, совсем не понимаешь, – говорила она. Николай замолчал и согласился с нею.
Брат часто удивлялся глядя на нее. Совсем не было похоже, чтобы она была влюбленная невеста в разлуке с своим женихом. Она была ровна, спокойна, весела совершенно по прежнему. Николая это удивляло и даже заставляло недоверчиво смотреть на сватовство Болконского. Он не верил в то, что ее судьба уже решена, тем более, что он не видал с нею князя Андрея. Ему всё казалось, что что нибудь не то, в этом предполагаемом браке.