Щепкин, Евгений Николаевич

Евгений Николаевич Щепкин
Научная сфера:	история
Место работы:	Московский университет
Альма-матер:	Московский университет
Научный руководитель:	В. И. Герье
Известные ученики:	Н. Л. Рубинштейн, П. М. Бицилли
Известен как:	внук М. С. Щепкина

Евгений Николаевич Щепкин (13 (25) мая 1860 года, Москва — 12 декабря 1920 года, Одесса) — русский историк, педагог и общественный деятель; сын Николая Михайловича Щепкина, брат Вячеслава и Николая Щепкиных.

Карьера

Евгений Щепкин получил среднее образование в Петропавловской школе при евангелическо-лютеранской церкви свв. Петра и Павла в Косьмодамианском переулке (ныне Старосадский), где ранее учился и его будущий учитель, В. И. Герье. Сдав экстерном экзамены за гимназический курс в 5-й московской гимназии в 1879 году он поступил на историко-филологический факультет Московского университета.

За участие в 1880 году в студенческой сходке, собранной студентом П.Н. Милюковым был арестован. Однако университет, в 1883 году, окончил и был оставлен Герье работать на кафедре всеобщей истории. В 1892 году стал приват-доцентом.

В 1893—1897, 1899 и 1901 годах работал с источниками в архивах Дании, Германии и Австрии. В 1897 году назначен профессором Историко-филологического института князя А. А. Безбродко.

С 1898 года преподавал в Новороссийском университете в Одессе.

Политическая деятельность

Евгений Николаевич Щепкин принимал участие в либеральном движении начала XX века. Был избран членом I Государственной думы от города Одессы, состоял в кадетской фракции. 10 июля 1906 года в Государственной думе он требовал предания суду Столыпина за то, что тот противозаконно сохранял в Одессе военное положение; затем выступал по еврейскому погрому в Белостоке. Подписал Выборгское воззвание, за что был уволен в 1906 году с государственной службы, отбыл несколько месяцев заключения в одесской тюрьме и затем преподавал в частных учебных заведениях Одессы.

После Февральской революции 1917 года вернулся в Новороссийский университет. Примкнул к течению боротьбистов левоэсеровской партии. Покинул Одессу вместе с большевиками и окончательно оставив свою научную работу, вступил в 1919 году в Коммунистическую партию. В короткое время пребывания советской власти в Одессе (апрель—август 1919 года) в качестве комиссара народного просвещения Щепкин уволил целую группу черносотенных профессоров (21 человек), возглавлявшуюся профессором Левашовым.

Научная деятельность

Научные интересы Евгения Николаевича Щепкина включали следующие области:

• история эпохи Семилетней войны — Русско-австрийский союз во время Семилетней войны. СПб., 1902;
• личность Лжедмитрия I — Дмитрий I / Русская история в очерках и статьях, 1910, т. II)
• русско-варяжские отношения — Древнескандинавский обряд погребения с кораблем // Журнал Министерства Народного Просвещения", 1894; Древнеисландская сага Гюнлейг Змеиный Язык. Одесса, 1905;
• феодализм в Западной Европе.

Автор ряда статей в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона.

Литература

• Щепкин, Евгений Николаевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Щепкин, Евгений Николаевич // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=138788 Биография в Энциклопедическом словаре «Гранат»]. Проверено 17 ноября 2011. [www.webcitation.org/671ZsbF8n Архивировано из первоисточника 19 апреля 2012].
• Максименко И.В. Вопросы методологии истории в научно-педагогической деятельности Е. Н. Щепкина // Записки історичного факультету Одеського державного університету ім. І.І. Мечникова. - Одеса, 1997. - Вип. 5. - С. 144-149.
• Максименко И.В. Выборы Е.Н Щепкина в первую Государственную Думу. (По материалам периодической печати) // Записки історичного факультету Одеського державного університету ім. І.І. Мечникова. - Одеса, 1998. - Вип. 7. - С. 138-145.

Отрывок, характеризующий Щепкин, Евгений Николаевич

В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.