Щербатов, Фёдор Фёдорович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фёдор Фёдорович Щербатов
Дата рождения

1729(1729)

Дата смерти

31 августа 1791(1791-08-31)

Род войск

инженерные войска

Звание

генерал-поручик

Сражения/войны

Семилетняя война, Русско-турецкая война 1768—1774, Подавление восстания Пугачёва

Награды и премии

Князь Фёдор Фёдорович Щербатов (1729—1791) — главнокомандующий правительственными войсками в середине Пугачёвского восстания.



Биография

Князь Фёдор Фёдорович Щербатов происходил из княжеского рода Щербатовых; сын тайного советника князя Фёдора Андреевича и княгини Аграфены Александровны урожденной княжны Прозоровской (бывшей шутихи императрицы Анны Иоанновны), родился в 1729 г. Получив хорошее образование в доме родителей, Щербатов в 1740 году поступил на службу пажом и через четыре года произведён был в поручики.

Bo время Семилетней войны он с отличием участвовал в нескольких сражениях, в 1757 г. произведён был в полковники, в 1761 г. — в бригадиры и в 1762 г. — в генерал-майоры.

В 1766 году Щербатов был назначен присутствовать в Военной коллегии, а в следующем 1767 г. принял участие в Екатерининской комиссии для сочинения проекта нового Уложения, где вместе со своим родственником князем М. М. Щербатовым отстаивал привилегии высшего дворянства.

Начавшаяся война с Турцией нарушила мирные занятия комиссии и отвлекла многих членов её на театр военных действий. Щербатов оказался в числе последних и был определён дежурным генералом во вторую армию под предводительством графа Панина. Здесь вскоре он проявил новые опыты храбрости и распорядительности: 10 июля 1770 г. он поразил двухтысячный турецкий отряд, напавший на наш пост при реке Быке, и опрокинул его на другой берег; 13 июля содействовал отражению сильной вылазки неприятеля, а в день приступа к Бендерам везде усердно подкреплял атаку. За эту кампанию Щербатов был награждён орденом св. Анны.

В июне следующего 1771 г., поставленный во главе отдельного корпуса, он отправился в поход и подступил к Арабату; передовое войско его ежедневно имело сшибки с неприятелем, опрокидывало его и наконец зашло в Арабатские стены. Князь Щербатов, следуя скорым маршем через Ганишскую косу, внезапно приблизился к крепости и 18 июня занял её; преследуя бежавшего неприятеля, он положил на месте более 500 человек, овладел шестью знаменами, пятьюдесятью орудиями и татарским лагерем, обнесенным окопами. За покорение Арабата Щербатов был пожалован чином генерал-поручика. Также 11 июля 1771 г. он был награждён военным орденом св. Георгия 3-го класса (№ 32)

За произведенное храброе дело 18-го июня 771 года и благоразумное предводительство ко овладению штурмом крепости Арабата.

В июле того же года он, после некоторого сопротивления, занял Керчь, Еникале и Тамань. Заразившись в октябре свирепствовавшей в войсках моровой язвой, Щербатов был вынужден временно удалиться в свою деревню для лечения, но уже через два месяца снова вернулся в район военных операций и удерживал в покорности весь Крымский полуостров после того, как главнокомандующий, князь Долгоруков, выступил с армией из Крыма.

В 1773 году, вследствие расстроенного здоровья, Щербатов вновь был отпущен в Россию, но едва успел приехать к своей семье, как получил повеление явиться к генералу Бибикову, посланному для усмирения Пугачёвского бунта.

Сперва Щербатову была поручена команда над войсками в Казани, после же смерти Бибикова он, как старший в чине, заменил главнокомандующего. Императрица утвердила Щербатова в этой должности указом 1 мая 1774 г., которым ему повелевалось: исполнять инструкции, данные Бибикову, наблюдать за внутренним устройством губернии, подавать губернаторам, в случае надобности, военную помощь и, в свою очередь, требовать от них «споспешествования действий»; избегать выдачи открытых листов; всякими мерами требовать от башкирцев выдачи Пугачёва.

Дело, порученное Щербатову, было, таким образом, и очень важным, и очень сложным, между тем как он, еще недавно прибывший в местности, охваченные мятежом, не был достаточно знаком с положением вещей и условиями борьбы, по своему характеру почти партизанской. Предоставив местным губернаторам «действовать к водворению порядка» в их губерниях по собственному усмотрению, Щербатов со всеми войсками ушёл к Оренбургу, а в Казани оставил лишь местные команды, которые еще недавно перед тем даже в официальной переписке не иначе назывались Бибиковым, как «скаредами», «страмцами» и «негодницей».

Пугачев ожил, ускользнул от генерала Михельсона, гонявшегося за ним, разбил «скаредов» и достиг небывалого ещё успеха. Тщетно Щербатов поспешно делал некоторые распоряжения для спасения Казани. 22 июня он лично с войсками прибыл сюда и застал город пылающим со всех сторон. Самозванец, три раза поражённый под Казанью, бросился в леса, переправился через Волгу и взбунтовал помещичьих крестьян и инородцев на западном берегу реки. Мятеж охватил всё Поволжье.

Императрица Екатерина, недовольная действиями Щербатова, указом 24 июля 1774 г. отрешила его от командования войсками. Ему было поставлено в вину «неизвестность распоряжений», «тщетное пребывание» в Оренбурге и «неизвестность, куда девались набранные дворянством эскадроны и малороссийские казаки»; он был удален от двора и отставлен от службы, с запрещением жить в столицах.

После отставки поселился в имении Башино, доставшемся Щербатову по наследству от сестры жены и где ранее он построил двухэтажный каменный храм во имя Иконы Казанской Божьей Матери, а также заложил огромный парк, с искусственными прудами, дорожками, беседками и другими парковой культуры. Опала была снята с Щербатова только под конец жизни. Скончался он 31 августа 1791 года.

Семья

В 1761 году князь Щербатов взял в жёны княжну Марию Александровну Бекович-Черкасскую (ум. 1762), которая вскоре после рождения дочери Дарьи вернулась с ребёнком в дом к отцу. Второй супругой князя Щербатова стала Анна Григорьевна Мещерская (1729—1791). Дети:

Источники

Напишите отзыв о статье "Щербатов, Фёдор Фёдорович"

Отрывок, характеризующий Щербатов, Фёдор Фёдорович

– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.