Щетинкин, Пётр Ефимович

Пётр Ефимович Щетинкин
Дата рождения	21 декабря 1884 (2 января 1885)(1885-01-02)
Место рождения	с. Чуфилово, Касимовский уезд, Рязанская губерния, Российская империя
Дата смерти	30 сентября 1927(1927-09-30) (42 года)
Место смерти	Улан-Батор, МНР
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР СССР СССР
Годы службы	1906—1909, 1911—1917, 1917—1927
Звание
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России Монгольская операция
Награды и премии	2-й ст. 3-й ст. 3-й ст. ГК 1ст. ГК 2ст. ГК 3ст. ГК 4ст. Советские награды:

Пётр Ефимович Щетинкин (21 декабря 1884 [2 января 1885], с. Чуфилово, Рязанская губерния — 30 сентября 1927, Улан-Батор) — один из руководителей советского партизанского движения в Енисейской губернии во время гражданской войны.

Биография

Ранние годы

Родился в крестьянской семье. Рано лишился матери. Большую роль в его воспитании сыграла сестра.

С детских лет работал в кузнице, подпаском, плотничал с отцом по деревням. В 1900 г. после двухлетнего обучения в церковно-приходской школе приехал с отцом в Москву, где работал на подрядных строительных работах.

1906—1917

В 1906 г. призван в армию.

Служил в третьей роте 29-го Сибирского стрелкового полка, который был расквартирован в Ачинске. Уволившись в запас в 1909 г., жил, работая плотником, в д. Красновке Ачинского уезда. Женился на дочери крестьянина Вассе Андреевне Черепановой.

В августе 1911 г. вернулся на сверхсрочную службу в тот же полк. После окончания школы подпрапорщиков в 1913 г. был произведён в фельдфебели и зачислен в 5-ю роту 29-го Сибирского стрелкового полка.

После начала первой мировой войны в 1914 году вместе с полком ушёл на фронт, за проявленную храбрость в апреле 1915 года стал Полным Георгиевским кавалером.

В дальнейшем, как Полный Георгиевский кавалер, был произведён в прапорщики.

В декабре 1916 г. назначен начальником учебной команды 59-го Сибирского стрелкового полка, произведён в офицеры, к 1917 г. получил штабс-капитана.

Также, в ходе первой мировой войны был награждён двумя французскими орденами.

В событиях Февральской и Октябрьской революции участия не принимал, однако после мятежа чехословацкого корпуса участвовал в установлении Советской власти в Ачинске, в декабре 1917 года стал начальником уголовного розыска и начальником оперативного отдела Ачинского совета.

1918—1920

В феврале 1918 года стал членом уездного исполкома Ачинского уезда и начальником его военного отдела.

В марте 1918 г. вступил в РКП(б).

В конце мая 1918 г. стал членом военно-революционной тройки Ачинского уездного исполкома по руководству борьбой против белочехов, занял должность командира красногвардейского отряда, воевавшего против Чехословацкого корпуса и белогвардейцев. Затем командир отряда на Мариинском фронте. Проявил выдающиеся командирские способности в боях в Ачинском, Красноярском и Минусинском уездах. Отличался храбростью, мужеством, презрением к властолюбию.

После свержения Советской власти в Сибири белочехами и белогвардейцами скрывался под именем Петра Еремина, участвовал в подпольной борьбе. 16 декабря 1918 г. присоединился к подпольной большевистской организации, действовавшей в деревне Лапшиха под руководством председателя подпольного губкома Марутко.

В декабре 1918 года в Лапшихе организовал партизанский отряд, который 5 января 1919 г. приступил к активным действиям.

15 января 1919 года в донесении управляющего Ачинским уездом управляющему Енисейской губернии упомянуто о появлении в Покровском уезде бывшего офицера Щетинкина с отрядом из 12 человек.

С марта 1919 г. командующий Северо-Ачинской партизанской армией.

В апреле 1919 г. партизаны Щетинкина были окружены белыми войсками под командованием генерала С. Н. Розанова, но сумели выйти из окружения. Отряд соединился с партизанским отрядом А. Д. Кравченко, и в апреле 1919 года Щетинкин стал заместителем командира и начальником штаба объединённой партизанской армии. Совершив 700-километровый переход через тайгу на юг, партизанские силы в сентябре 1919 года заняли Минусинск.

4 января 1920 г. в селе Назарово партизаны соединились с подразделениями наступавшей 5-й армии РККА и в январе 1920 года был назначен командиром Енисейской стрелковой дивизии (сформированной из партизан).

В 1920 г. по решению Сибревкома был назначен членом состоявшего из представителей нескольких партий Чрезвычайного ревтрибунала, судившего министров правительства адмирала Колчака, после чего, с июня 1920 г. уполномоченный Центральной комиссии по восстановлению разрушенного хозяйства Енисейской губернии. В это же время выполнял обязанности члена Красноярского губернского исполкома и заместителя председателя Ачинского уездного исполкома, члена Ачинского и Минусинского уездных комитетов РКП(б).

В августе 1920 года занимался формированием частей РККА для отправки на Западный и Южный фронты, стал организатором и командиром добровольческого 21-го Сибирского стрелкового полка РККА, который в сентябре-октябре 1920 г. воевал против войск генерала Врангеля и принимал участие в штурме Перекопа.

В декабре 1920 года в качестве делегата от Енисейской губернии участвовал в работе VIII Всероссийского съезда Советов.

1921—1927

С марта 1921 г. командир эскадрона в составе экспедиционного корпуса Красной Армии, направленного по просьбе Сухэ-Батора и указанию В. И. Ленина на помощь революционной Монголии, в мае — августе 1921 г. участвовал в борьбе с вторгнувшейся в Забайкалье Азиатской дивизией генерал-лейтенанта Р. Ф. Унгерн-Штернберга (правительством МНР ему было присвоено почётное звание «железный батыр»). 19 августа 1921 г. отряду под командованием Щетинкина, входившему в состав 35-го кавалерийского полка РККА, передал взятого в плен Унгерна монгольский князь Бишерельту-гун.

В октябре 1921 года был командирован в Москву с докладом, после чего в качестве слушателя был зачислен на военно-академические курсы высшего комсостава РККА, которые окончил в 1922 г. и был командирован в Новосибирск с поручением возглавить работу по созданию пограничных частей в Сибири.

С марта 1922 г. командир полка, помощник старшего инспектора. Начальник отделения краевого отдела Полномочного представительства ОГПУ по Сибири.

С октября 1922 года до 1926 года — начальник штаба пограничных войск Сибирского пограничного округа.

В марте 1925 года участвовал в операции в Зиминском уезде Иркутской губернии, в ходе которой полуэскадрон кавалерии 9-го Сибирского полка и взвод курсантов-лыжников пограншколы окружил и ликвидировал банду Замасчикова.

В октябре 1925 — июле 1926 г. учился на курсах высшего комсостава РККА.

В августе 1926 года по приглашению правительства Монгольской народной республики приглашён в Монголию в качестве военного советника и инструктора, работал инструктором Государственной военной охраны. Был секретарём партячейки.

В ночь на 30 сентября 1927 г. убит в Улан-Баторе.

11 октября 1927 г. похоронен в Новосибирске в Сквере Героев Революции.

Память

Именем Петра Щетинкина названы улицы в Ачинске, Новосибирске, Кемерове, Тайге, Красноярске, Иркутске, Омске, Железногорске, Ужуре, Татарске, Рубцовске и Абакане. В Минусинске есть сквер имени Щетинкина, где ему установлен памятник. В Кызыле одна из улиц названа именем Щетинкина-Кравченко. В рабочем поселке Тума Клепиковского района Рязанской области (его родина находится в 5 км от рабочего поселка) и в селе Беллык Краснотуранского района Красноярского края есть улицы Щетинкина. . В честь Щетинкина названо село в Красноярском крае.

В 1928 г. Селенгинское государственное пароходство назвало именем Щетинкина пароход.

В 1957 г. в Сквере Героев Революции в Новосибирске был установлен бюст Щетинкина.

Награды

• Георгиевский крест 1-й степени
• Георгиевский крест 2-й степени
• Георгиевский крест 3-й степени
• Георгиевский крест 4-й степени (1914 г.)
• два французских ордена
• две Георгиевские медали «За храбрость»
• Орден Красного Знамени № 2209 (1921 г.)
• Знак «Почётный чекист» № 175
• почётное звание «Тимур-Батор Джаль-Джуль»

Художественный фильм

В 1971 году Свердловская киностудия сняла художественный фильм «Кочующий фронт», одним из героев которого был П. Е. Щетинкин. Роль Щетинкина исполнил Петр Глебов.

Литература

• Щетинкин. Борьба с колчаковщиной. — Новосибирск, Сибкрайиздат, 1929.
• Кашуткин П. В. Повесть о сибирском Чапаеве. — М., 1971. — 175 с.
• Пешкин Ф. Н. П. Щетинкин, Красноярск, 1970. — 155 с.
• Г.Думбадзе. [east-front.narod.ru/memo/dumbadze.htm То, что способствовало нашему поражению в Сибири в Гражданскую войну.]

Отрывок, характеризующий Щетинкин, Пётр Ефимович

В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
– Прелесть, прелесть, дядюшка; еще, еще, – закричала Наташа, как только он кончил. Она, вскочивши с места, обняла дядюшку и поцеловала его. – Николенька, Николенька! – говорила она, оглядываясь на брата и как бы спрашивая его: что же это такое?
Николаю тоже очень нравилась игра дядюшки. Дядюшка второй раз заиграл песню. Улыбающееся лицо Анисьи Федоровны явилось опять в дверях и из за ней еще другие лица… «За холодной ключевой, кричит: девица постой!» играл дядюшка, сделал опять ловкий перебор, оторвал и шевельнул плечами.
– Ну, ну, голубчик, дядюшка, – таким умоляющим голосом застонала Наташа, как будто жизнь ее зависела от этого. Дядюшка встал и как будто в нем было два человека, – один из них серьезно улыбнулся над весельчаком, а весельчак сделал наивную и аккуратную выходку перед пляской.
– Ну, племянница! – крикнул дядюшка взмахнув к Наташе рукой, оторвавшей аккорд.
Наташа сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед дядюшки и, подперши руки в боки, сделала движение плечами и стала.
Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта графинечка, воспитанная эмигранткой француженкой, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые pas de chale давно бы должны были вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от нее дядюшка. Как только она стала, улыбнулась торжественно, гордо и хитро весело, первый страх, который охватил было Николая и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.
Она сделала то самое и так точно, так вполне точно это сделала, что Анисья Федоровна, которая тотчас подала ей необходимый для ее дела платок, сквозь смех прослезилась, глядя на эту тоненькую, грациозную, такую чужую ей, в шелку и в бархате воспитанную графиню, которая умела понять всё то, что было и в Анисье, и в отце Анисьи, и в тетке, и в матери, и во всяком русском человеке.
– Ну, графинечка – чистое дело марш, – радостно смеясь, сказал дядюшка, окончив пляску. – Ай да племянница! Вот только бы муженька тебе молодца выбрать, – чистое дело марш!
– Уж выбран, – сказал улыбаясь Николай.
– О? – сказал удивленно дядюшка, глядя вопросительно на Наташу. Наташа с счастливой улыбкой утвердительно кивнула головой.
– Еще какой! – сказала она. Но как только она сказала это, другой, новый строй мыслей и чувств поднялся в ней. Что значила улыбка Николая, когда он сказал: «уж выбран»? Рад он этому или не рад? Он как будто думает, что мой Болконский не одобрил бы, не понял бы этой нашей радости. Нет, он бы всё понял. Где он теперь? подумала Наташа и лицо ее вдруг стало серьезно. Но это продолжалось только одну секунду. – Не думать, не сметь думать об этом, сказала она себе и улыбаясь, подсела опять к дядюшке, прося его сыграть еще что нибудь.
Дядюшка сыграл еще песню и вальс; потом, помолчав, прокашлялся и запел свою любимую охотническую песню.
Как со вечера пороша
Выпадала хороша…
Дядюшка пел так, как поет народ, с тем полным и наивным убеждением, что в песне все значение заключается только в словах, что напев сам собой приходит и что отдельного напева не бывает, а что напев – так только, для складу. От этого то этот бессознательный напев, как бывает напев птицы, и у дядюшки был необыкновенно хорош. Наташа была в восторге от пения дядюшки. Она решила, что не будет больше учиться на арфе, а будет играть только на гитаре. Она попросила у дядюшки гитару и тотчас же подобрала аккорды к песне.