Щипачёв, Степан Петрович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Щипачёв С. П.»)
Перейти к: навигация, поиск
Степан Щипачёв
Дата рождения:

26 декабря 1898 (7 января 1899)(1899-01-07)

Место рождения:

д. Щипачи, Камышловский уезд, Пермская губерния, Российская империя, ныне Свердловская область

Дата смерти:

1 января 1980(1980-01-01) (80 лет)

Место смерти:

Москва, СССР

Гражданство:

СССР СССР

Род деятельности:

поэт

Жанр:

поэзия

Язык произведений:

русский

Дебют:

книга стихов «По курганам веков»

Премии:

Награды:

Степа́н Петро́вич Щипачёв (26 декабря 1898 (7 января 1899), д. Щипачи — 1 января 1980, Москва) — советский поэт, лауреат двух Сталинских премий (1949, 1951). Член РКП(б) с 1919 года.





Биография

Степан Щипачёв родился в деревне Щипачи (ныне Богдановичского городского округа Свердловской области) в семье крестьянина. В 1913—1917 годах работал приказчиком скобяной лавки. В 1919—1921 годах служил в РККА. В 1922—1931 годах был преподавателем в военных учебных заведениях, редактором журнала «Красноармеец» (1929—1931). Один из основателей ЛОКАФ в 1930. В 1931—1934 годах был слушателем Института красной профессуры, окончил литературное отделение Института. В 1937—1941 годах поэт снова на редакционной работе.

Литературной деятельностью занимался с 1919 года. Опубликовал свыше 20 сборников своих произведений. Много стихов опубликовано в периодической печати. Писал стихи о любви, о природе, однако наиболее известен гражданской лирикой.

Член правления СП СССР, председатель секции поэтов. Неоднократно бывал за границей представителем советской писательской общественности.

В 1960 году активно выступал против запрета на выезд за границу Е. А. Евтушенко[1]. Подписал Письмо группы советских писателей в редакцию газеты «Правда» 31 августа 1973 года о Солженицыне и Сахарове. Также известен как автор погромной статьи в «Литературной газете» против Солженицына, озаглавленной «Конец литературного власовца»:
…Сколько чёрных слов находит он, чтобы принизить, оболгать нашу страну, являющуюся светом, надеждой человечества, чтобы забросать грязью её славу, её идеал.

— «Литературная газета», 20.02.1974 г.

Степан Щипачёв умер 1 января 1980 года. Похоронен на Кунцевском кладбище в Москве[2].

В юности он приноравливался к поэтике «Кузницы» с её космическим гиперболизмом, более поздняя его лирика отличается скорее уходом от громогласной декламации и пустой патетики. И хотя тематически его поэзия не выходит за рамки обычного воспевания коммунизма, отечества и счастливого будущего, вся эта программа связывается в ней с мотивами природы и любви, позднее — также старения. Особенно в поздние сталинские времена Щипачёв выделялся на общем фоне благодаря этим первоначальным лирическим элементам в своей поэзии. Большей частью его стихи ограничены развитием одной какой-нибудь простой мысли, его сентенции звучат несколько банально. Короткие стихи Щипачёва снискали большее признание, чем его поэмы: благодаря их лаконичности меньше ощущается недостаточная музыкальность поэта и скупой запас слов[3].

Семья

Сыновья:

Сочинения

Сборники стихов
  • «По курганам веков», 1923
  • «Одна шестая», 1931
  • «Фронтовые стихи», 1942
  • «Строки любви », 1945
  • «Славен труд», 1947
  • Сборник «Стихотворения», 1948
  • «Ладонь», 1964
  • «Товарищам по жизни», 1972
  • «Синева России», 1976
  • «У горизонта», 1982
Поэмы
  • «Домик в Шушенском», 1944 (о В. И. Ленине)
  • [er3ed.qrz.ru/schipachev-pawlik.htm «Павлик Морозов»], 1950
  • «12 месяцев вокруг Солнца», 1969
Повесть
  • «Берёзовый сок», 1956

Награды и премии

Стихотворение

Одно из самых известных его стихотворных произведений — «Пионерский галстук».

Как повяжешь галстук,
Береги его:
Он ведь с красным знаменем
Цвета одного.
А под этим знаменем
В бой идут бойцы,
За отчизну бьются
Братья и отцы.

Как повяжешь галстук,
Ты — светлей лицом…
На скольких ребятах
Он пробит свинцом!..
Пионерский галстук —
Нет его родней!
Он от юной крови
Стал ещё красней.

Как повяжешь галстук,
Береги его:
Он ведь с красным знаменем
Цвета одного.

Напишите отзыв о статье "Щипачёв, Степан Петрович"

Примечания

  1. [www.bulvar.com.ua/arch/2007/31/46af83da4c6e1/ Интервью с Евтушенко]
  2. [www.mosritual.ru/mesta-zahoronenija/kuncevskoe-kladbische Кунцевское кладбище] (Проверено 18 ноября 2009)
  3. Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.. — С. 480.</span>
  4. [www.lechaim.ru/ARHIV/161/rurikova.htm Из воспоминаний правнучки писателя Ирины Щипачёвой (с фотографиями)]
  5. [artinvestment.ru/auctions/21430/works.html?wc=14 Работы Ливия Щипачёва]
  6. [resheto.ru/users/ibm/art/26878 Ирина Медведева. Судьба поэта — судьба портрета (о портрете Лермонтова работы Щипачёва)]
  7. [www.shishkin-gallery.ru/artist_458.html Галерея Леонида Шишкина]
  8. [www.kino-teatr.ru/kino/acter/c/sov/4974/bio/ Биография Ливия Щипачёва на портале Кино-Театр.ру]
  9. </ol>

Ссылки

  • [er3ed.qrz.ru/schipachev.htm Степан Щипачёв. Стихи. Поэма. Биография. Фото.]
  • [magazines.russ.ru/authors/s/schipachev/ Степан Щипачёв] в «Журнальном зале»

Отрывок, характеризующий Щипачёв, Степан Петрович


Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.
В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.