Акушерские щипцы

Акушерские щипцы — медицинский инструмент в виде специальных щипцов для извлечения головки плода во время родов у человека.

В настоящее время данный инструмент применяют довольно редко в связи с большим количеством осложнений, возникающих вследствие его использования.

История

Показанием к применению являются ситуации когда естественные изгоняющие силы не в состоянии протолкнуть наружу вступившую уже в таз головку плода, причем это промедление грозит опасностью матери или младенцу. В прошлом отсутствие подобного инструмента в акушерском наборе стоило жизни тысячам младенцев и матерей. Раз головка вступила в таз и женщина не могла сама разрешиться, акушер вынужден был прибегнуть к прободению (нарушению целостности) головки живого плода, что было чревато еще большим риском чем использование щипцов. Боязнь этой хирургической операции заставляла женщин редко, и то обыкновенно поздно, обращаться к помощи врача-акушера, и мать тоже гибла от запущенных родов.

Изобретение щипцов относят к 1723 году, когда гентский хирург Пальфин (Palfyn) представил Королевской академии наук Франции инструмент, состоявший из двух прямых, не перекрещивающихся «ложек», которые соединялись посредством цепочки. Но уже до него более совершенные акушерские щипцы были в обладании семьи Чемберлен (Chamberlen) в Шотландии, члены которой пользовались ими как секретным средством и сильно обогатились.

По изысканиям Авелинга, изобретателем щипцов должен считаться Питер Чемберлен старший, родившийся в городе Париже в 1560 году, переселившийся, как гугенот, в Англию в 1569 году и умерший в Лондоне в 1631 году. В 1670 году один из Чемберленов приезжал в Париж, чтобы продать свой секрет за 10000 талеров. Случайно в клинике находилась в это время роженица с тяжёлым течением родов, и на ней предложили Чемберлену испытать свой инструмент; проба, разумеется, не удалась, и тайна щипцов осталась не обнаруженной.

В 1815 году нашли в Вудхаме, в графстве Эссекс, в доме, принадлежавшем Чемберленам, потайное помещение, а в нем — письма доктора Чемберлена и акушерские щипцы.

После обнародования Пальфином его изобретения стали прилагать старания к улучшению конструкции щипцов, и уже в XIX веке были известны более двухсот моделей этого акушерского инструмента. Наиболее употребительны в начале XIX века являлись: во Франции щипцы Левре, в Англии — щипцы Смелли и Симпсона, в Германии — щипцы Негеле и Буша, в Российской империи — щипцы Негеле и Симпсона.

Современные щипцы, как правило, состоят из двух перекрещивающихся ветвей, которые своими верхними половинами, так называемыми «ложками», обхватывают головку плода с двух сторон; нижние половины служат рукояткой, за которую тянут (производят тракции). На месте перекрещивания ложки смыкаются особого рода замком. Инструмент имеет в длину 35—40 сантиметров, из коих на рукоятку приходится 15 см; наибольшая ширина ложек 5 см, наибольшее расстояние между ними (головная кривизна) 8 см; расстояние высшей точки щипцов от горизонтальной подставки (тазовая кривизна) равняется 7 1/2 см.

Существуют еще так называемые щипцы с осевыми тракциями (Брейса, Тарнье); они применяются таким образом, что тянут не за рукоятки, а за особые подвижные стержни, приделанные к нижнему концу окошек щипцов. Эти щипцы накладываются на высоко стоящую головку. Ввиду того, что одни акушеры ставят показания к наложению щипцов шире, а другие уже, частота этой операции в различных клиниках колеблется в очень широких пределах. В настоящее время, при наличии оборудованной операционной, наложению щипцов акушеры предпочитают операцию кесарева сечения.

Щипцы могут привести к повреждениям мягких частей матери в виде разрывов промежности, влагалища, шейки матки; в исключительных случаях встречаются повреждения костного таза. У ребенка, извлеченного щипцами, иногда наблюдаются поранения мягких частей черепа и лица, реже вдавления, трещины, переломы черепных костей с внутричерепными кровоизлияниями; нередко последствием операции бывает скоропреходящий паралич лицевого нерва.

Источники

• Островский В. М.,. Щипцы акушерские // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Акушерские щипцы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Акушерские щипцы

Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.