Щиров, Виктор Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Виктор Щиров
Общая информация
Полное имя Виктор Николаевич Щиров
Родился 20 сентября 1954(1954-09-20) (69 лет)
Красный Сулин
Гражданство Россия
Рост 173 см
Вес 73 кг
Позиция нападающий, полузащитник
Информация о клубе
Клуб завершил карьеру
Карьера
Клубная карьера*
1973—1976 СКА (Ростов-на-Дону) 20 (1)
1976—1977 Крылья Советов 1 (0)
1978—1979 СКА (Ростов-на-Дону) 22 (0)
1980—1981 Динамо (Ставрополь) 83 (12)
1982 Нарт (Черкесск) 32 (4)
1984 Динамо (Ставрополь) 32 (6)
1985—1988 Атоммаш 84 (12)
1989 Уралан 26 (1)
1990 АПК (Азов) 32 (2)
1991 Шахтёр (Шахты) 21 (0)
1991—1992 Металлург (Красный Сулин) 47 (7)
Тренерская карьера
Шингале
1995—1997 Металлург (Красный Сулин)

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.


Виктор Николаевич Щиров (20 сентября 1954, Красный Сулин) — советский футболист, игравший на позициях нападающего и полузащитника, футбольный тренер.





Карьера

Клубная

Закончил первый набор Ростовского спорт-интерната, вместе с ставшим впоследствии известным футболистом Леонидом Назаренко. Выступал в Высшей лиге СССР за клубы СКА и «Крылья Советов». В 1980—1981 играл в Первой лиге СССР за ставропольское «Динамо». В 1982 сыграл 32 матча во Второй лиге за клуб «Нарт» из Черкесска. В 1984 провел ещё один сезон за ставропольское «Динамо», игравшее во Второй лиге. В 1985—1988 играл во Второй лиге за волгодонский «Атоммаш». Сезон 1989 провел в элистинском «Уралане». После нескольких сезонов во Второй низшей лиге закончил карьеру играющим тренером в клубе «Металлург» (Красный Сулин).

Тренерская

Тренировал мозамбикский клуб «Шингале». В 1995—1997 возглавлял ФК «Металлург»[1].

Напишите отзыв о статье "Щиров, Виктор Николаевич"

Примечания

  1. [www.sport-express.ru/newspaper/1997-07-30/2_3/ Из Красного Сулина в Мозамбик и обратно]

Ссылки

  • [footballfacts.ru/players/31480 Профиль на сайте FootballFacts.ru]

Отрывок, характеризующий Щиров, Виктор Николаевич

Как ни лестно было французам обвинять зверство Растопчина и русским обвинять злодея Бонапарта или потом влагать героический факел в руки своего народа, нельзя не видеть, что такой непосредственной причины пожара не могло быть, потому что Москва должна была сгореть, как должна сгореть каждая деревня, фабрика, всякий дом, из которого выйдут хозяева и в который пустят хозяйничать и варить себе кашу чужих людей. Москва сожжена жителями, это правда; но не теми жителями, которые оставались в ней, а теми, которые выехали из нее. Москва, занятая неприятелем, не осталась цела, как Берлин, Вена и другие города, только вследствие того, что жители ее не подносили хлеба соли и ключей французам, а выехали из нее.


Расходившееся звездой по Москве всачивание французов в день 2 го сентября достигло квартала, в котором жил теперь Пьер, только к вечеру.
Пьер находился после двух последних, уединенно и необычайно проведенных дней в состоянии, близком к сумасшествию. Всем существом его овладела одна неотвязная мысль. Он сам не знал, как и когда, но мысль эта овладела им теперь так, что он ничего не помнил из прошедшего, ничего не понимал из настоящего; и все, что он видел и слышал, происходило перед ним как во сне.
Пьер ушел из своего дома только для того, чтобы избавиться от сложной путаницы требований жизни, охватившей его, и которую он, в тогдашнем состоянии, но в силах был распутать. Он поехал на квартиру Иосифа Алексеевича под предлогом разбора книг и бумаг покойного только потому, что он искал успокоения от жизненной тревоги, – а с воспоминанием об Иосифе Алексеевиче связывался в его душе мир вечных, спокойных и торжественных мыслей, совершенно противоположных тревожной путанице, в которую он чувствовал себя втягиваемым. Он искал тихого убежища и действительно нашел его в кабинете Иосифа Алексеевича. Когда он, в мертвой тишине кабинета, сел, облокотившись на руки, над запыленным письменным столом покойника, в его воображении спокойно и значительно, одно за другим, стали представляться воспоминания последних дней, в особенности Бородинского сражения и того неопределимого для него ощущения своей ничтожности и лживости в сравнении с правдой, простотой и силой того разряда людей, которые отпечатались у него в душе под названием они. Когда Герасим разбудил его от его задумчивости, Пьеру пришла мысль о том, что он примет участие в предполагаемой – как он знал – народной защите Москвы. И с этой целью он тотчас же попросил Герасима достать ему кафтан и пистолет и объявил ему свое намерение, скрывая свое имя, остаться в доме Иосифа Алексеевича. Потом, в продолжение первого уединенно и праздно проведенного дня (Пьер несколько раз пытался и не мог остановить своего внимания на масонских рукописях), ему несколько раз смутно представлялось и прежде приходившая мысль о кабалистическом значении своего имени в связи с именем Бонапарта; но мысль эта о том, что ему, l'Russe Besuhof, предназначено положить предел власти зверя, приходила ему еще только как одно из мечтаний, которые беспричинно и бесследно пробегают в воображении.
Когда, купив кафтан (с целью только участвовать в народной защите Москвы), Пьер встретил Ростовых и Наташа сказала ему: «Вы остаетесь? Ах, как это хорошо!» – в голове его мелькнула мысль, что действительно хорошо бы было, даже ежели бы и взяли Москву, ему остаться в ней и исполнить то, что ему предопределено.