Щорсы

Агрогородок Щорсы белор. Шчорсы Страна БелоруссияБелоруссия Область Гродненская областьГродненская область Район Новогрудский район Сельсовет Щорсовский сельсовет Координаты 53°38′17″ с. ш. 26°10′59″ в. д.53.63806° с. ш. 26.18306° в. д. / 53.63806; 26.18306    Население 621 человек (2009) Часовой пояс UTC+3 Автомобильный код 4

Щорсы (белор. Шчорсы) — агрогородок в Новогрудском районе Гродненской области Белоруссии, административный центр Щорсовского сельсовета. Население 621 человек (2009).

География

Агрогородок расположен на границе с Кореличским районом в 8 км к северо-востоку от Кореличей и в 24 км к северо-востоку от центра города Новогрудок. Посёлок стоит близ места впадения реки Сервечь (be:Рака Сэрвач, прыток Нёмана) в Неман. Через Щорсы проходит автодорога Любча — Кореличи. Ближайшая ж/д станция в городе Столбцы, в 40 км к юго-востоку от села.

История

С древних времён имение было родовым поместьем магнатского рода Хрептовичей. В Литовской метрике Щорсы упоминаются в 1471 году, как уже принадлежащие Храбтовичам (позднее фамилию рода начали писать как Хрептовичи).

В Щорсах существовала старинная деревянная православная церковь, которая по заключении Брестской унии (1596) стала грекокатолической. О храме упоминает церковный документ, датированный 1627 годом. Согласно административно-территориальной реформе середины XVI века Щорсы вошли в состав Новогрудского повета Новогрудского воеводства.

В 1758 году старая деревянная церковь сгорела, на её месте в 1770—1776 годах на деньги владельца поместья Иоахима Хрептовича был выстроена новая каменная грекокатолическая церковь св. Димитрия по проекту французского архитектора Я. Габриэля В 1770-х годах Иоахим Хрептович построил в своём имении большой дворцовый комплекс с большим парком и прудами. Дворец был выстроен по проекту архитектора Джузеппе де Сакко при участии Я. Габриэля. Во дворце Хрептович собрал большую коллекцию древних рукописей, географических карт и библиотеку с редким собранием книг. Здесь хранилась переписка Богдана Хмельницкого с польскими гетманами, оригинал манифеста Хмельницкого к казакам, дневник польского посольства в России в 1686 году, дневник Марины Мнишек и др. В результате второго раздела Речи Посполитой (1793) Щорсы оказались в составе Российской империи, в Новогрудском уезде. В начале XIX века при грекокатолической церкви св. Димитрия открылась приходская школа. После подавления восстания 1830 года и проведения в 1839 году Полоцкого собора почти все грекокатолические храмы на территории современной Белоруссии были переданы православным. Аналогичная судьба ждала и щорсовский храм. Школа при храме была ликвидирована, новая школа появилась в Щорсах лишь около 1866 года. Во второй половине XIX века в деревне было 156 дворов, действовали госпиталь и школа.

В XIX веке усадьба Хрептовичей была важным культурным центром. Здесь бывали Адам Мицкевич, Владислав Сырокомля, Ян Чечот. Последний некоторое время работал библиотекарем в знаменитой библиотеке Хрептовичей.

В Первую мировую войну дворец Хрептовичей пострадал от военных действий и позднее был разобран, местную библиотеку вывезли и передали позже Киевскому университету.

Согласно Рижскому мирному договору (1921) Щорсы оказались в составе межвоенной Польской Республики, в Новогрудском повете. В 1939 местечко вошло в состав БССР, где в 1940 году стало центром сельсовета.

После Второй мировой войны село Щорсы вместе с поместьем Хрептовичей стало частью местного колхоза. Основные сооружения комплекса пришли в окончательный упадок, парк был запущен и приобрёл черты лесопарковой зоны. Дворец разрушен до фундамента в 1950-х годах, в относительно неплохом состоянии сохранились лишь здания левого флигеля и библиотеки, где размещались детский сад и школа.

Достопримечательности

• Усадьба Хрептовичей
  • Здание библиотеки, конец XVIII века
  • Левый флигель, начало XIX века
  • Фундамент и подвалы бывшего дворца
  • Башня-коптильня, конец XIX — начало XX века
  • Руины здания конюшни и хозяйственных построек
• Дмитриевская церковь, православная церковь, ранее грекокатолическая, памятник архитектуры, 1776 год.

Литература

• Энцыклапедыя гісторыі Беларусі. У 6 т. Кадэты — Ляшчэня / Беларус. Энцыкл.; Рэдкал.: Г. П. Пашкоў (галоўны рэд.) і інш.; Маст. Э. Э. Жакевіч. — Мн.: БелЭн. ISBN 985-11-0041-2
• Соркіна I. Мястэчкі Беларусі ў канцы ХVІІІ — першай палове ХІХ ст. — Вільня: ЕГУ, 2010. — 488 с. ISBN 978-9955-773-33-7.

Ссылки

• [globus.tut.by/schorsy/index.htm Щорсы на сайте globus.tut.by]
• [radzima.org/be/miesca/shchorsy.html Щорсы на сайте radzima.org ]

Отрывок, характеризующий Щорсы

– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.


Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.