Щукарёв, Александр Николаевич (физикохимик)

Не следует путать с Щукарев, Александр Николаевич (1861—1900) — историк.

Александр Николаевич Щукарёв
Дата рождения:	2 (14) ноября 1864(1864-11-14)
Место рождения:	Москва
Дата смерти:	25 апреля 1936(1936-04-25) (71 год)
Место смерти:	Харьков
Научная сфера:	физическая химия
Альма-матер:	Физико-математический факультет Московского университета
Известен как:	физико-химик

Александр Николаевич Щукарёв (1864—1936) — русский физикохимик, изобретатель, конструктор и педагог.

Биография

Родился в семье мелкого служащего. В 1885 году окончил 3-ю московскую гимназию. В 1889 году, окончив естественное отделение физико-математического факультета Московского университета, он стал преподавать в средних учебных заведениях. С 1893 года работал лаборантом в термохимической лаборатории профессора В. Ф. Лугинина. В 1896 году он сделал здесь своё первое выдающееся открытие — уравнение кинетики растворения кристаллов, позже названное его именем (уравнение Нернста-Щукарёва). После защиты в 1906 году магистерской диссертации «Исследования внутренней энергии газообразных и жидких тел» и, продолжая работать в лаборатории, стал приват-доцентом московского университета.

В 1909 году, после защиты докторской диссертации «Свойства растворов при критической температуре смещения», был избран на должность экстраординарного профессора общей химии Екатеринославского высшего горного училища, а в 1911 году стал профессором Харьковского технологического института, в котором преподавал вплоть до времени ухода на пенсию в 1931 году. В 1935 году А. Н. Щукарёв вновь был приглашен на кафедру физической химии для руководства исследовательскими работами и для чтения аспирантам курса химической термодинамики.

В 1905—1907 годы, в Москве и Харькове, А. Н. Щукарёв выступал с публичными лекциями по вопросам логики мышления, на основе которых была написана книга «Проблемы теории познания в их приложениях к вопросам естествознания и в разработке его методами» (Одесса: Mathesis, 1913. — 138 с.; переиздана: М.: URSS, 2007).

В 1909 году Щукарёв сконструировал логарифмический счётный цилиндр со спиральной шкалой. Стремясь к возможно большей простоте, он применил новый для того времени материал — целлулоид. Модель, сделанная самим учёным, в 1980 году была приобретена у его дочери Л. А. Щукарёвой Политехническим музеем.

Работая в Екатеринославе, он обнаружил и описал явление химической поляризации и магнито-химический эффект, который изучал в последующие годы.

В Харькове им была восстановлена логическая машина Джевонса, сконструированная в конце 1890-х годов П. Д. Хрущовым. По выражению А. Н. Щукарёва, логическую машину он «получил в наследство». Затем Щукарёв изготовил усовершенствованный вариант логической машины Джевонса, лаконичное описание которого содержится в его программной статье «Механизация мышления (Логическая машина Джевонса)», опубликованной спустя 12 лет:

Я сделал попытку построить несколько видоизменённый экземпляр, вводя в конструкцию Джевонса некоторые усовершенствования. Усовершенствования эти, впрочем, не носили принципиального характера. Я просто придал инструменту несколько меньшие размеры, сделал его весь из металла и устранил кое-какие конструктивные дефекты, которых в приборе Джевонса, надо сознаться, было довольно порядочно. Некоторым дальнейшим шагом вперёд было присоединение к инструменту особого светового экрана, на который передаётся работа машины и на котором результаты «мышления» появляются не в условно-буквенной форме, как на самой машине Джевонса, а в обыкновенной словесной форме

В апреле 1914 года А. Н. Щукарёв демонстрировал логическую машину в Политехническом музее. В 1925 году в ленинградском научно-популярном журнале «Вестник знания» появилась его статья о проблеме механизации формализуемых сторон мышления: «Механизация мышления».

Ему принадлежат более 70 оригинальных научных трудов и более 30 работ по истории философии, некоторые из них изданы за рубежом на французском и немецком языках. Основные работы посвящены химической кинетике и химической термодинамике, учению о растворах, термохимии и электрохимии; он исследовал критические явления в газообразно-жидких системах и в растворах. Сконструировал изотермический калориметр для исследования медленных тепловых процессов. Философские и «кибернетические» работы Щукарёва не нашли понимания у современников и были незаслуженно забыты: профессор И. Е. Орлов в журнале «Под знаменем марксизма» (1926, №12) отмечал:

Претензии профессора Щукарёва, представляющего школьное пособие Джевонса в качестве «мыслящего» аппарата, а также наивное изумление его слушателей, — всё это не лишено некоторого комизма. Нас хотят убедить в формальном характере мышления, в возможности его механизации

См. также

• Уравнение Щукарёва — Фика

Литература

• [files.school-collection.edu.ru/dlrstore/11002028-3ae7-40a1-a072-676ec7c678ab/Wukarev-biog.htm Биография]
• Проф. Александр Николаевич Щукарёв (Некролог) // «Журнал прикладной химии». — 1936, т. 9, вып. 9 (имеется библиография научных трудов)
• Кошкин В. М., Дульфан А. Я. Профессор Александр Николаевич Щукарёв. Трудно быть гением. — Харьков: «Факт», 2011. — 95 с.
• [www.icfcst.kiev.ua/MUSEUM/DIFFERENT/Biblio.txt Библиография работ о А. Н. Щукарёве] // Журнал общей химии. — 1949. Т. 19. — С. 1593—1595

Ссылки

• [ru.uacomputing.com/persons/shukarev/ Биография]
• [ukrainiancomputing.org/Shchukarev_r.html Забытая «Мыслительная машина» профессора А. Н. Щукарёва]
• [www.computer-museum.ru/precomp/log_kibertonia_n01-2012.htm#endnote2 Шилов В. В. К истории логических машин]

Отрывок, характеризующий Щукарёв, Александр Николаевич (физикохимик)

– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.