Щукин, Яков Васильевич
| Яков Васильевич Щукин | |
| создатель и директор театра и сада «Эрмитаж» | |
|---|---|
| Род деятельности: | |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
д. Вяльково, Угличский уезд, Ярославская губерния, Российская империя |
| Подданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Я́ков Васи́льевич Щу́кин (1861—1926) — театральный предприниматель, меценат, создатель и директор московского театра и сада «Эрмитаж» в Каретном Ряду.
Содержание
Биография
Яков Васильевич Щукин родился недалеко от села Заозерье в д. Вяльково Угличского уезда Ярославской губернии в крестьянской семье.
В возрасте 14 лет отправляется в Николо-Угрешский монастырь, где заканчивает Угрешское народное училище. В числе добровольцев был избран руководством Николо-Угрешского монастыря для обучения на фельдшерском отделении Московского Военного госпиталя. Проходит обучение в Ново-Екатерининской больнице по специальности военного фельдшера и заканчивает службу в звании старшего фельдшера по аптечной части.
По окончании воинской службы занялся созданием летнего ресторана-буфета в саду «Эрмитаж» на Божедомке. Затем открыл буфет в театре Парадиз на Никитской. После успеха предприятий арендовал ресторан «Эльдорадо» в Петровском парке. В 1888 году в 27 лет Яков Щукин получает свидетельство купца второй гильдии.[1]
В 1889 году он организует увеселительные мероприятия в Петровском парке в саду «Ренессанс», после чего решает создать собственный театр. К 1893 он получает известность в Москве как театральный импресарио. Арендует театр «Парадиз» и организует гастроли зарубежных театральных исполнителей и актёров, а также знаменитых артистов Российской империи.
В 1894 году он подписывает договор на аренду с последующим выкупом земли у наследников В.П. Мошнина (а также здания, в котором располагался театр Мошнина) в Каретном ряду. Щукин начинает и лично руководит масштабными работами по расчистке заброшенных территорий под летний сад. Верхний слой грунта на всей территории сада глубиной до одного метра был вывезен и заменён свежим чернозёмом. План летнего сада и проект летних павильонов Щукин заказывает у архитектора А.У. Белевича. Для озеленения сада были высажены привезенные из окрестностей Москвы и специально отобранные лучшие деревья и кустарники. Официальное открытие летнего увеселительного сада состоялось в 1895 году. Первоначально сад носил название «Новый Эрмитаж».
26 мая 1896 года Щукин организовал в саду «Эрмитаж» первый в Москве общедоступный показ синематографа братьев Люмьер.[2][3]
См. также
Напишите отзыв о статье "Щукин, Яков Васильевич"
Примечания
Ссылки
- [schukin.info Сайт посвященный Я. В. Щукину]
Отрывок, характеризующий Щукин, Яков Васильевич
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
