Щуко, Владимир Алексеевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Щуко, Владимир»)
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Алексеевич Щуко
Основные сведения
Место рождения

Берлин[1][2], по другим данным, Тамбов

Работы и достижения
Учёба:

ИАХ

Работал в городах

Санкт-Петербург, Москва, Ростов-на-Дону, Сочи, Киев, Сухуми, Егорьевск

Архитектурный стиль

неоклассицизм

Важнейшие постройки

Библиотека имени Ленина, 19281940
Драматический театр в Ростове-на-Дону, 19301936
Памятник Ленину у Финляндского вокзала, 19251926

Реставрация памятников

Таврический дворец, 1912К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3180 дней], 1917
Усадьба Пушкиных в Михайловском, 1911[3]

Нереализованные проекты

Дворец Советов (соавторы Б. М. Иофан, В. Г. Гельфрейх), 19331939

Влади́мир Алексе́евич Щуко́ (5 июля 1878, Берлин — 17 января 1939[4], Москва) — русский, советский архитектор, художник театра, просветитель. Академик архитектуры (1911 г.). Видный мастер петербургской неоклассики 1910-х гг. (ретроспективизма). В советское время, в соавторстве с В. Г. Гельфрейхом — проектировщик нового здания Библиотеки имени Ленина и нереализованного проекта Дворца Советов в Москве; один из создателей сталинской архитектуры.





Биография

Начало карьеры

Владимир Алексеевич Щуко родился в семье военного[5], вырос в Тамбове. В 1888 году поступил в Тамбовское реальное училище, окончив которое в 1896 году поступил на Архитектурное отделение Высшего художественного училища при Императорской Академии художеств (мастерская Л. Н. Бенуа), которую окончил в 1904 г. со званием архитектора-художника и правом на пенсионерскую поездку. Совершил путешествие «через Константинополь и Грецию в Италию». Совет Высшего художественного училища приобрёл собрание его рисунков и набросков и продлил пенсионерство ещё на год. «Этот год работал исключительно в Италии» (Виченца, Мантуя, Рим); по возвращении провёл успешную выставку своих итальянских работ[6]. Учась в Академии, путешествовал и по русскому Северу, побывал на Шпицбергене (1901). Разносторонне талантливый, Щуко был успешен и в живописи, и в театре — на сцене МХТ. Один из учредителей Музея Старого Петербурга (1907). Ранние практические работы Щуко — временные парковые и увеселительные постройки — несут печать модерна (1907—1911).

Предреволюционная неоклассика

В. А. Щуко примкнул к лагерю неоклассиков (ретроспективистов) ещё в своём дипломном проекте 1904 года. Его первый практический успех в неоклассике — постройка двух доходных домов К.В. Маркова в Санкт-Петербурге (№ 65 (1908—1910) и № 63 (1910—1911) по Каменноостровскому проспекту)[7] с применением «колоссального» ордера и эркеров. В это же время Щуко проектировал русские павильоны на международных выставках 1911 года: Изящных искусств в Риме при участии своего ученика Э. Е. Шталберга[8][9][10] и Торгово-промышленной в Турине.

Доходный дом К.В. Маркова. Каменноостровский пр., 65. Проект русского павильона на международной выставке в Турине. Здание штаб-квартиры СБУ в Киеве (Дом губернского земства).

Получив международное признание и звание академика архитектуры (1911), Щуко стал одним из самых востребованных петербургских архитекторов, проектировал загородные усадьбы высшей знати, Памятный зал Академии художеств (1914, ныне т.н. зал Щуко)[11], Дом губернского земства в Киеве (1913—1914; ныне здание штаб-квартиры СБУ)[12] и др[13]. В то же время он руководил классом композиции в Обществе поощрения художников, возглавлял Женские архитектурные курсы Л. П. Молас и Е. Ф. Багаевой (c 1913 года)[14], воспитывал архитекторов в собственной мастерской. В их числе был и будущий постоянный соавтор Щуко, Владимир Гельфрейх.

Революционные годы

Щуко принял новую власть, работал оформителем и карикатуристом, создавал памятники революционным вождям в Петрограде и Одессе.

Строительство Московского банка (Невский проспект, д. 14), начатое по проекту Щуко, было остановлено в 1917 году.

В 1917 году Щуко реставрировал зал заседаний Таврического дворца[15], где последовательно размещались Временное правительство России, Всероссийское учредительное собрание и Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет.

В 1923—1924 годах были сооружены римско-дорические пропилеи Смольного (соавтор В. Г. Гельфрейх[16], по другим данным, Г. А. Голубев[17][18]) — первая монументальная постройка советского периода в ПетроградеК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3188 дней]. В том же (1923) году по проекту Щуко построен Иностранный отдел (вход, пропилеи, Главный павильон, кафе-ресторан и др.) на первой Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки в Москве (соавторы: В. Г. Гельфрейх, Г. А. Голубев; при участии Н. Д. Колли, худ. А. Гущин)[19].

В 1925 году[20] Щуко и Гельфрейх участвовали в конкурсе проектов Дома культуры Московско-Нарвского района (конкурс выиграл Н. А. Троцкий, но постройка была осуществлена по проекту А. И. Гегелло и Д. Л. Кричевского).

Щуко и Гельфрейх создали культовый образ советской истории — памятник Ленину на броневике (1925—1926; скульптор С. А. Евсеев) перед Финляндским вокзалом[21][22][23].

С этим скульптором Щуко также сотрудничал в работе над надгробным памятником А. Р. Кугелю на Литераторских мостках Волкова кладбища в Ленинграде (1928) и нереализованным проектом памятника Т. Г. Шевченко в Киеве (1930—1931).

По проектам Щуко и Гельфрейха построены:

Государственная библиотека СССР им. В.И. Ленина. Фриз библиотеки им. В.И. Ленина.

1930-е годы и Дворец Советов

Щуко и Гельфрейх не принимали участие в открытых конкурсах проектов Дворца Советов (1931—1933), представив свою работу на третий, закрытый конкурс (1932), когда первенство уже было признано за Б. М. Иофаном[31]. Решением свыше усилия трёх архитекторов были объединены; образ Дворца, растиражированный прессой тридцатых годов, — плод их совместной работы. В 1934 году Щуко совершил новое путешествие по Италии, что нашло отражение в новой серии графических работ[32].

В сентябре 1935 г. Щуко и Гельфрейх возглавили Вторую мастерскую Моссовета, работавшую над реконструкцией территорий, прилегавших к будущему Дворцу. Работа над проектом продолжалась до смерти Щуко в 1939 году; в то же время по его проектам строились и другие сооружения:

Большой Каменный мост в Москве. Фрагмент ограды Большого Каменного моста.

Неосуществленные проекты

  • Киево-Лыбедская Троицкая церковь в Киеве (1909; конкурс; соавтор: Е. Н. Фелейзен)[39];

Театральный художник

За свою жизнь В. А. Щуко оформил 43 спектакля, в том числе[53]:

Преподавательская деятельность

Владимир Алексеевич похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве[54].

Адреса в Петрограде — Ленинграде

Семья

Семейные связи Щуко запутаны, что, вероятно, связано с репрессиями родственников.

В первом браке (с Ольгой Владимировной Щуко[56]):

Во втором браке (с Еленой Михайловной Щуко[60]):

Художница М. Ю. Конисская, первым мужем которой был племянник Щуко — Ростислав (Стива) Васильевич Карпов — упоминает в своих воспоминаниях также дочь Щуко Наталью (жену М. А. Кроткина, художника «Ленфильма")[61].

Муж сестры, Матильды Андреевны Тарновской (урожд. Щуко, 1880-е—?), — экономист Владимир Тарновский. В 1935 г. Щуко ходатайствовал за них перед Е. В. Пешковой в связи с их высылкой в Атбасар[62][63]. При этом на Новодевичьем кладбище есть могила Людмилы Алексеевны Тарновской (урожд. Щуко) (1880—1948)[64][65], а мать Щуко, Берта Бернардовна (1846—1942), упоминается также как мать Л. Тарновской[66][65].

Племянница — телеведущая Валентина Леонтьева, родившаяся и до 1944 года жившая в Ленинграде.

Внучатый племянник или внучатый двоюродный племянник — инженер-строитель, профессор Владимирского государственного университета Владислав Щуко[67].

См. также

Напишите отзыв о статье "Щуко, Владимир Алексеевич"

Примечания

  1. [walkspb.ru/lich/schuko.html Владимир Алексеевич Щуко // Прогулки по Петербургу (walkspb.ru).]
  2. [www.geni.com/people/%D0%92%D0%BB%D0%B0%D0%B4%D0%B8%D0%BC%D0%B8%D1%80-%D0%90%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81%D0%B5%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87-%D0%A9%D1%83%D0%BA%D0%BE/6000000016511849586 Владимир Алексеевич Щуко // geni.com.]
  3. [www.opskove.ru/object/104381579?lc=ru Памятники истории и культуры Псковской области: Энциклопедический справочник на Opskove.ru / Государственный комитет Псковской области по культуре.]
  4. По другим данным, 18 января (Щуко В. А. на [rosgenea.ru/?alf=26&serchcatal=%D9%F3%EA%EE&r=4 сайте Центра генеалогических исследований)].
  5. Мать — Щуко Берта Бернардовна (1846—1942) на сайте [rosgenea.ru/?alf=26&serchcatal=%D9%F3%EA%EE&r=4 Центра генеалогических исследований]; Кипнис С. Е. Новодевичий мемориал: Некрополь Новодевичьего кладбища. — М.: Пропилеи, 1995. — ISBN 5-7354-0023-1.
  6. Публикация рисунков: Щуко В.А. Из путевого альбома // Ежегодник Общества архитекторов-художников. — Вып. 2. — C.-Петербург. 1907. — С. 142—145, а также в: Щуко В. А. Рисунки и акварели : [альбом] / авт. вступ. статьи М. В. Бабенчиков. — М. : Изд-во Академии архитектуры СССР, 1940. — 87, [1] с.
  7. [www.citywalls.ru/search-architect189.html В.А. Щуко на Citywalls.]
  8. [gatchina3000.ru/great-soviet-encyclopedia/bse/124/520.htm Шталберг Э. Е. в: Российские универсальные энциклопедии Брокгауз-Ефрон и БСЭ. Объединенный словник].
  9. Васильев Ю. М. Э. Шталберг (1883—1958) // Из истории техники Латвийской ССР. — Вып. 5. — Рига, 1964.
  10. Кауфман С. А. Владимир Алексеевич Щуко. — М.: Издательство Академии Архитектуры СССР, 1946. — С.22 (об архитекторе Э. Е. Шталберге).
  11. [www.rah.ru/history_of_academic/the_architectural_ensemble.php?PAGEN_1=2 Шуйский В. К. Архитектурный ансамбль Императорской Академии художеств // Декоративное искусство. — 2002. — №1. — С.4—8.]
  12. [www.sbu.gov.ua/sbu/control/uk/publish/article?art_id=38794&cat_id=39742&mustWords=%D0%A9%D1%83%D0%BA%D0%BE&searchPublishing=1 Історія будинків на оф. сайте СБУ] из: Звід пам'яток історії та культури України. Енциклопедичне видання. У 28 томах. — Київ: Кн. 1. — Ч. 1: А—Л / Редкол. тому: Відп. ред. П. Тронько та ін.; Упоряд.: В. Горбик, М. Кіпоренко, Л. Федорова. — К.: Голов. ред. Зводу пам'яток історії та культури при вид-ві «Українська енциклопедія» ім. М. П. Бажана, 1999. — 608 с: іл. — ISBN 966-95478-1-4.
  13. Кауфман С. А. Владимир Алексеевич Щуко. — М.: Издательство Академии Архитектуры СССР, 1946. — С. 62 (список дореволюционных работ Щуко).
  14. [www.ilovepetersburg.ru/content/prepodavanie-schuko-v-zhenskom-politehnicheskom-institute Преподавание Щуко в Женском политехническом институте по книге: Славина Т. А.. Владимир Щуко. Л.: Лениздат, 1978.]
  15. Кауфман С. А. Владимир Алексеевич Щуко. — М.: Издательство Академии Архитектуры СССР, 1946. — С. 62.
  16. [www.citywalls.ru/house23614.html Пропилеи Смольного института на Citywalls.]
  17. Кауфман С. А. Владимир Алексеевич Щуко. — М.: Издательство Академии Архитектуры СССР, 1946. — С. 63. В книге Кауфман указан как Г. Н. Голубев.
  18. [www.ekburg.ru/news/24/37721-georgiy-golubev---pervyy-glavnyy-arkhitektor-sverdlovska/ Георгий Голубев — первый главный архитектор Свердловска на информационном портале Екатеринбурга.]
  19. Хазанова В. Э. [www.alyoshin.ru/Files/publika/hazanova/hazanova_october_17.html Советская архитектура первых лет Октября: 1917—1925 гг. — М.: Наука, 1970.]
  20. Хан-Магомедов С. О. [www.alyoshin.ru/Files/publika/khan_archi/khan_archi_1_103.html В. Щуко — метаморфозы маститого неоклассика] в кн.: Хан-Магомедов С. О. Архитектура советского авангарда. В двух книгах. — Кн.1: Проблемы формообразования. Мастера и течения. — М.: Стройиздат, 1996.
  21. Хазанова В. Э. [www.alyoshin.ru/Files/publika/hazanova/hazanova_october_16.html Советская архитектура первых лет Октября: 1917—1925 гг. — М.: Наука, 1970.]
  22. [walkspb.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=1733 Памятник В. И. Ленину на пл. Ленина на Walkspb.]
  23. Памятник был взорван неизвестными в 2009 и восстановлен в 2010 году.
  24. [www.citywalls.ru/search-architect189.html В.А. Щуко на Citywalls]
  25. [www.leninka.ru/index.php?doc=2856 Комплекс зданий РГБ на Ленинка.ру.]
  26. [leninka.ru/index.php?doc=430 Исторические фотографии библиотеки имени Ленина и перспективный план по первоначальному проекту 1927 г. на Ленинка.ру.]
  27. Кауфман С. А. Владимир Алексеевич Щуко. — М.: Издательство Академии Архитектуры СССР, 1946. — С. 43.
  28. [wikimapia.org/26256724/ru/ Памятная доска «Клуб текстильщиков» (Егорьевск) на Wikimapia.]
  29. [www.dissercat.com/content/arkhitektura-profsoyuznykh-klubov-podmoskovya-1927-1930-e-gg Чепкунова И. В. Архитектура профсоюзных клубов Подмосковья, 1927—1930-е гг. Дис. ... канд. иск. М., 2001.]
  30. [www.sovarch.ru/catalog/object/269/ Дворец культуры имени Г.Конина на Sovarch.ru.]
  31. Хан-Магомедов С. О. [www.alyoshin.ru/Files/publika/khan_archi/khan_archi_2_085.html Конкурс на проект Дворца Советов (1931-1933)] в кн.: Хан-Магомедов С. О. Архитектура советского авангарда. В двух книгах. — Кн.2: Социальные проблемы. — М.: Стройиздат, 2001.
  32. Кауфман С. А. Владимир Алексеевич Щуко. — М.: Издательство Академии Архитектуры СССР, 1946. — С. 52—56.
  33. Хан-Магомедов С. О. [www.alyoshin.ru/Files/publika/khan_archi/khan_archi_2_099.html Конкурсы на театральные здания нового типа (1930-1934)] в кн.: Хан-Магомедов С. О. Архитектура советского авангарда. В двух книгах. — Кн.2: Социальные проблемы. — М.: Стройиздат, 2001.
  34. [rgakfd.altsoft.spb.ru/showSubObjects.do?object=1809256444 Дом правительства Абхазской АССР в г. Сухуми в Российском государственном архиве кинофотодокументов.]
  35. 1 2 3 4 5 6 7 8 Кауфман С. А. Владимир Алексеевич Щуко. — М.: Издательство Академии Архитектуры СССР, 1946. — С. 64.
  36. [kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=2310082000 Мацестинский виадук на сайте: Памятники истории и культуры (объекты культурного наследия) народов Российской федерации.]
  37. [www.e-reading.club/bookreader.php/82169/BSE_-_Bol%27shaya_Sovetskaya_Enciklopediya_%28VI%29.html Виадук // Большая Советская Энциклопедия: в 30 т. / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Сов. энцикл., 1969. — Т. 5 : Вешин—Газли. — 640 с.]
  38. [dkn.mos.ru/contacts/register-of-objects-of-cultural-heritage/7910/ Большой каменный мост, 1937—1938 гг., архитекторы В.Г.Гельфрейх, М.А.Минкус, В.А.Щуко, инженер Н.Я.Калмыков в реестре объектов культурного наследия на сайте Департамента культурного наследия города Москвы.]
  39. 1 2 [alyoshin.ru/Files/publika/timofienko/tim_zodchi_042.html Тимофiєнко В. Зодчі України кінця XVIII — початку XX століть. Біографічний довідник. — Киев: НДІТІАМ, 1999].
  40. [walkspb.ru/zd/pl_vosstaniya2.html Московский вокзал на сайте "Прогулки по Санкт-Петербургу".]
  41. [www.urbanplan.ru/01-pk_104210861079107610911096108510991077-10791072108410821080-105210861089108210741099.htmlКудрявцев П. Воздушные замки Москвы // Современный дом. — 2000. — № 1–00.]
  42. [kupe5.u-kraina.com/index.php?option=com_content&task=view&id=23&Itemid=31 Киев-Пассажирский: история вокзала и старые фотографии.]
  43. [www.ilovepetersburg.ru/content/proekt-zdaniya-moskovskogo-banka-1915-na-nevskom-prospekte-14 Проект здания Московского банка (1915) на Невском проспекте, 14, по книге: Славина Т. А.. Владимир Щуко. Л.: Лениздат, 1978.]
  44. 1 2 Хан-Магомедов С. О. [www.alyoshin.ru/Files/publika/khan_archi/khan_archi_1_103.html В. Щуко - метаморфозы маститого неоклассика] в кн.: Хан-Магомедов С. О. Архитектура советского авангарда. В двух книгах. — Кн.1: Проблемы формообразования. Мастера и течения. — М.: Стройиздат, 1996.
  45. 1 2 3 4 5 6 7 8 Кауфман С. А. Владимир Алексеевич Щуко. — М.: Издательство Академии Архитектуры СССР, 1946. — С. 63.
  46. [nbuv.gov.ua/j-pdf/had_2008_13_17.pdf Швыденко О. А. Конкурс на создание дома государственной промышленности в Харькове в контексте развития архитектуры 1920-х годов // Вісник Харківської державної академії дизайну і мистецтв. Мистецтвознавство. Архитектура. — 2008. — № 13. — С. 143, 147].
  47. [archvuz.ru/2005_3/6 Смирнов А.С. Композиции Андреа Палладио в творчестве архитектора Голубева Г.А. (1887—1949) // Архитектон: известия вузов. — 2005. — Июнь. — №11].
  48. Хан-Магомедов С. О. [www.alyoshin.ru/Files/publika/khan_archi/khan_archi_1_110.html Конкурс на проект здания турбинного зала Днепрогэса (противоборство конструктивизма и неоренессансной школы)] в кн.: Хан-Магомедов С. О. Архитектура советского авангарда. В двух книгах. — Кн.1: Проблемы формообразования. Мастера и течения. — М.: Стройиздат, 1996.
  49. [architime.ru/competition/2015/lect280215ma.htm Выставка "Кузница большой архитектуры. Советские конкурсы 1920—1950-х" в Музее архитектуры им. Щусева на ARCHITIME.RU.]
  50. Хан-Магомедов С. О. [www.alyoshin.ru/Files/publika/khan_archi/khan_archi_2_099.html Конкурсы на театральные здания нового типа (1930—1934)] в кн.: Хан-Магомедов С. О. Архитектура советского авангарда. В двух книгах. — Кн.2: Социальные проблемы. — М.: Стройиздат, 2001.
  51. Хан-Магомедов С. О. [www.alyoshin.ru/Files/publika/khan_archi/khan_archi_2_086.html Административно-деловые здания] в кн.: Хан-Магомедов С. О. Архитектура советского авангарда. В двух книгах. — Кн.2: Социальные проблемы. — М.: Стройиздат, 2001.
  52. Кауфман С. А. Владимир Алексеевич Щуко. — М.: Издательство Академии Архитектуры СССР, 1946. — С. 65.
  53. Кауфман С. А. Владимир Алексеевич Щуко. — М.: Издательство Академии Архитектуры СССР, 1946. — С. 66—67 (Список театральных работ В. А. Щуко).
  54. [www.nd.m-necropol.ru/shyuko-va.html Щуко В. А. на сайте: Новодевичье кладбище (Известные люди, похороненные на Новодевичьем кладбище в Москве)].
  55. [walkspb.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=238 Каменноостровский пр., 63-65 на Walkspb ("Прогулки по Петербургу").]
  56. Щуко Ольга Владимировна (1879—1945, урожд. Николя, дочь архитектора Владимира Владимировича Николя и Агнессы фон Кершен): [www.conservatory.ru/files/diskin.pdf#page=2&zoom=auto,-106,529 Дискин К. В. В. Николя: здание консерватории и его архитектор.]; [www.geni.com/people/%D0%9E%D0%BB%D1%8C%D0%B3%D0%B0-%D0%A9%D1%83%D0%BA%D0%BE/6000000016511484690 Family Tree & Family History at Geni.com]; [rosgenea.ru/?alf=26&serchcatal=%D9%F3%EA%EE&r=4 Центр генеалогических исследований]; Кипнис С. Е. Новодевичий мемориал: Некрополь Новодевичьего кладбища. — М.: Пропилеи, 1995. — ISBN 5-7354-0023-1.
  57. Кауфман С. А. Владимир Алексеевич Щуко. — М.: Издательство Академии Архитектуры СССР, 1946. — С. 32.
  58. [www.idelo.ru/254/22.html Горфункель Е. Татьяна Щуко. Вечная заступница // Еженедельник "Дело". Санкт-Петербург. 18/11/2002.]
  59. [кино-театр.рф/teatr/acter/w/sov/328164/bio/ М. В. Щуко на Кино-Театр.рф.]
  60. Щуко Елена Михайловна (1904—1983) на сайте [rosgenea.ru/?alf=26&serchcatal=%D9%F3%EA%EE&r=4 Центра генеалогических исследований.]
  61. [www.mirpeterburga.ru/online/history/archive/34/history_spb_34_75-79.pdf Конисская М. 3 письма из блокады // История Петербурга. — 2006. — № 6 (34). — С. 75—79.]
  62. [pkk.memo.ru/letters_pdf/000670.pdf Письмо В. А. Щуко о В. В. Тарновском Пешковой Е. П.]
  63. Тарновская (урожд. Шуко) Матильда Андреевна (родилась в 1880-е годы) на сайте [pkk.memo.ru/page%202/KNIGA/Ta.html "Заклейменные властью".]
  64. [rosgenea.ru/?alf=19&serchcatal=%D2%E0%F0%ED%EE%E2%F1%EA%E0%FF&r=4 Тарновская Лидия Алексеевна // Центр генеалогических исследований.]
  65. 1 2 Кипнис С. Е. Новодевичий мемориал: Некрополь Новодевичьего кладбища. — М.: Пропилеи, 1995. — ISBN 5-7354-0023-1.
  66. [rosgenea.ru/?alf=26&serchcatal=%D9%F3%EA%EE&r=4 Щуко Берта Бернардовна // Центр генеалогических исследований.]
  67. [irkipedia.ru/content/onomastika_familiya_shchuko Ономастика. Фамилия Щуко на Irkipedia.ru.]

Источники

Архивные источники

  • Личное дело академиста В.А. Щуко // РГИА. Ф. 789. Оп. 12, 1896 г. Д. 65 "И".

Публикации проектов

В Ежегоднике Общества архитекторов-художников:

  • [gpntb-gw-1.free.net/reader/flipping/Resource-6249/Ezhegodnik__obshchestva__arit.-khudozhnikov_vyp.12%281%29/index.html Ежегодник Общества архитекторов-художников. — Вып. 12. — Л., 1927.] — С. 165—175.
  • [gpntb-gw-1.free.net/reader/flipping/Resource-4821/ezhegodnik__vyp13%281%29/index.html Ежегодник Общества архитекторов-художников. — Вып. 13. — Л., 1930.] — С. 135—140.
  • [gpntb-gw-1.free.net/reader/flipping/Resource-4822/ezhegodnik__vyp14%281%29/index.html Ежегодник Общества архитекторов-художников. — Вып. 14. — Л., 1935.] — С. 228—242.

Литература

Ссылки

  • [elib.spbstu.ru/dl/1844/5.html Биографическая справка и библиография в Электронной библиотеке Санкт-Петербургского Политехнического университета Петра Великого]
  • [www.architekture.info/archi-184 В.А. Щуко на Architekture.info]
  • [famous.totalarch.com/shuko В.А. Щуко на Famous.totalarch]
  • [www.citywalls.ru/search-architect189.html В.А. Щуко на Citywalls]
  • [walkspb.ru/lich/schuko.html В.А. Щуко на Walkspb ("Прогулки по Петербургу")]

Отрывок, характеризующий Щуко, Владимир Алексеевич

Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.