Халлыг Ышбара-Джагбу хан

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ышбар-хан»)
Перейти к: навигация, поиск
Халлыг Ышбара-Джагбу хан
沙钵罗可汗
Западно тюркский каган
653 год — 657 год
Предшественник: Ышбара-Толис-шад хан
Преемник: Ашина Дучжи хан
 
Вероисповедание: Тенгрианец
Смерть: 659(0659)
Чанъань Китай
Место погребения: берег реки Ба
Род: Ашина
Отец: Бури-шад
Дети: Хиюнь, безымянная дочь

Халлыг Ышбара-Джагбу хан (тронное имя кит. упр. 沙钵罗可汗, пиньинь: shaboluokehan — Шаболокэхань, личное имя кит. упр. 阿史那贺鲁, пиньинь: ashinahelu — Ашина Хэлу) — каган Западно-тюркского каганата с 653 года по 657 год. Добился воссоединения каганата на короткий срок. Ввязался в неравную войну с Тан, что привело к утрате каганатом самостоятельности.





Ранние годы

Был сыном Бури-шада, внуком Бага-шада Эльтебера, правнуком Янг-Соух-тегина Савэ, праправнуком Кара-Чурин-Тюрка. В 633 Нишу Дулу хан дал Хэлу титул Ябгу (иногда Джабгу). Хэлу правил пятью аймаками (Чуюе, Чуми, Гусу, Гэлолу и Нушиби) в Джунгарии. В 646 Ирбис-Шегуй хан узнал о восстании чуюе и чуми и решили, что Хэлу — их вождь. Хэлу бежал в Китай и стал служить Танской империи. Вскоре он с войском тюрок стал сражаться за империю в Западном Крае. К 653 он нажил себе недоброжелателей в Тан и по совету сына Хиюня, покинул Тан и отправился в Западный каганат.

Правление

Тюрки встретили Хэлу как освободителя и в долине 1000 ключей он провозгласил себя Халлыг Ышбара-Джагбу ханом и убил Ирбис-хана. Новый каган начал с внутренних реформ. В пять аймаков нушиби были поставлены (или утверждены) пять йегин(сыгинь): Асиги Кюе Сыгинь, Гэшу Кюе Сыгинь, Басайгань Дуньшибо Сыгинь, Асигйе Нишу Сыгинь, Гэшу Чубань Сыгинь. И пять чур (чжо) к дулу: Чумугуньлюйчжо, Хулуву Кюе Чжо (зять кагана), Нешетидунь Чжо, Туциши Хэлоши Чжо, Шуниши Чубань Чжо. Сына Хиюня он сделал багадур-джабгу.

Укрепив каганат Халлыг начал внешние войны. Тинчжоу и окрестные селения были опустошены тюрками. Император отправил армию Лянь Гянфана — 30 000 человек и присоединил к ним 50 000 телесцев Цибе Хэли. Ло Хуни предложил Гао-цзуну план молниеносной войны: зимой, когда тюркюты меньше всего этого ждут, атаковать ставку Халлыга и покончив с ним, объявить племенам о помиловании. План сорвался, когда имперская армия наткнулась на войско чуми и чуюэ у Лаошань. Тюрки были разбиты потеряв 9000 убитыми и 60 предводителей пленными, но китайский поход сорвался.

В 653 Гао-цзун объявил чуюэ округом гиньманьчжеу и повелел Чен Чжицзйе отправляться в Тянь-шань для их замирения. В 654 Чен Чжицзйе разгроми чуюэ и гэлолу, убил 1000 человек и получил 10 000 лошадей. Чжеу Чжиду, помощник Чена, взял ставку чумунунь и отправил в Чанъань 30000 ушей. Су Динфан разбил Инпона Шушшуни и получил множество коней и снаряжения. Ван Выньду перестал подчиняться приказам и укрепившись в городке Хыньду стал править там. Дженчу сын Юкук Ирбис-Дулу хана, правивший в Тохаристане хотел напасть на кагана, но был зажат каганскими войсками.

В 656 Су Динфан (蘇定方, en:Su Dingfang) был назначен главнокомандующим, Жэнь Ясан, помощник Сяо Цые и телеский Пожунь стали генералами. Нуньдулу сдался с 10 000 юрт. Ашина Мише и Ашина Бучжень выразили готовность помогать танцам. Су Динфан вышел к реке Или и разбил Чумугуня. Су Динфан имел 10 000 закалённой в боях пехоты против 100 000 каганской армии. Танская пехота построилась в колонну на равнине у берега Или и выставили копья во все стороны. Динфан с конницей уйгуров устроил засаду севернее. Каган приказал окружить пехоту и раздавить её. Тюркюты три раза нападали, но копейшики-ветераны сдержали их. Тогда тюрки стали колебаться и с севера на них напал Су Динфан с уйгурами. Погибло 30 000 тюрок и 200 старейшин.

Нушиби сложили оружие перед Динфаном, дулу хотели бежать, но встретив тюрок Бучженя Дулу-Джабгу сдались ему. Динфан приказал соединить покорившиеся племена и следовать за каганом днём и ночью, несмотря на мороз. Соединившись с Дулу-джабгу, Су Динфан построил войска в боевой порядок за 200 ли до ставки у Тарбагатая . В ставке не знали о приближении танцев и занимались охотой. Динфан быстро разгромил ставку и захватил знамя и оружие кагана. Каган бежал с немногими спутниками за Или. Там он отбивался от Мише и бежал дальше. У реки Суйе войско кагана сдалось в плен. Вместе с ыном и телохранителями каган бежал в Чач (Суду). Правитель Инйе Дагань впустил их для замены лошадей, связал и отправил в Шиго. Ашина Юанькин арестовал кагана и объявил о роспуске армии и конце войны в 657 году.

Раздел каганата

Покорённый каганат был разделён по китайскому образцу. Вместо аймаков роды разделены на губернаторства, 6 губернаторств: в Мугунь [Чумугунь] — фуяньское губернаторство, Туциши-Согэ Мохэвом — выньлуское губернаторство, Туциши-Алишиевом — Гйешаньское губернаторство; Хулушикюе — яньбоское губернаторство; Нйешетитунь — губернаторство при Шуан-хэ; Шуниши-Чубань — губернаторство юнсоское. И соответственно 2 наместничества: Гуньлин (нушиби) и Хаочи (дулу). Ашина Мише-шад стал наместником Хаочи и дулу-ханом, Ашина Бучжень-шад стал нушиби-ханам. Каждому посол Лу Ченкин вручил грамоту и 100 000 кусков щёлка.

Смерть

В 659 каган умер в Чанъани от тоски и похоронен рядом с Кат Иль-хан Багадур-шадом на берегу реки Ба. Вырезана памятная надпись.

Предшественник:
Ышбара-Толис-шад хан
Западно тюркский каган
653—657
Преемник:
Ашина Дучжи хан

Напишите отзыв о статье "Халлыг Ышбара-Джагбу хан"

Ссылки

  • Гумилёв Л. Н. [gumilevica.kulichki.net/OT/index.html Древние тюрки]. — СПб.: СЗКЭО, Издательский Дом «Кристалл», 2002. — С. 576. — ISBN 5-9503-0031-9.

Примечания

Отрывок, характеризующий Халлыг Ышбара-Джагбу хан

Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его: