Эквивалентное фокусное расстояние
Эквивале́нтное фо́кусное расстоя́ние (ЭФР) в фотографии — условная характеристика системы из объектива и светочувствительного элемента, дающая информацию об угле обзора этой системы. Она показывает, какое фокусное расстояние имел бы объектив для широко распространённого размера кадра 24×36 мм (кадр 35-миллиметровой плёнки или «полнокадровая» цифровая матрица с кроп-фактором 1), который создавал бы изображение с такими же углами обзора. Не следует путать эквивалентное фокусное расстояние с эффективным фокусным расстоянием, которое является конкретной величиной и определяет одну из важнейших характеристик системы линз.
Поскольку малоформатная 35-миллиметровая плёнка и созданные для неё системы с кадром 24×36 мм были очень широко распространены во второй половине XX века, фотографы привыкли оценивать угол обзора по величине фокусного расстояния. Например, объектив с фокусным расстоянием 28 мм является для таких систем широкоугольным, 50 мм — нормальным, а 200 мм — телеобъективом. Ситуация изменилась с появлением цифровых фотоаппаратов, так как в них могут использоваться матрицы самых разных размеров, и фактическое фокусное расстояние объектива уже не даёт информации об угле обзора.
Угол обзора измеряется при фокусировке на бесконечность и, как правило, по диагонали кадра. Для объективов с переменным фокусным расстоянием указываются два значения: минимальное и максимальное, в таком случае корректнее использовать термин эквивалентный диапазон фокусных расстояний.
Расчёт эквивалентного фокусного расстояния
Эквивалентное фокусное расстояние <math>f_{efl}</math> можно рассчитать по формуле <math>f_{efl} = f\times {\frac{d_{35}}{d}}</math>, где
<math>f</math> — фактическое фокусное расстояние объектива,
<math>d</math> — диагональ светочувствительного элемента,
а <math>d_{35}</math> — диагональ кадра размером 24×36 мм, приблизительно равная 43,27 мм.
Если известен кроп-фактор <math>K_f</math> светочувствительного элемента, то формула упрощается:
<math>f_{efl} = f\times K_f</math>
Приведённые формулы плохо применимы для объективов с нарушенной дисторсией, таких как «рыбий глаз».
Использование объективов на разных системах
Часто возникает ситуация, когда объектив, рассчитанный для кадра 24 × 36 мм, устанавливается на цифровой фотоаппарат с матрицей уменьшенного размера. Кроп-фактор в таком случае составляет 1,5 для матриц формата APS-C фотоаппаратов «Никон», «Сони», «Пентакс» и ряда других марок, 1,6 — для матриц APS-C фотоаппаратов «Кэнон» и 2,0 — для матриц формата 4:3. В результате объектив с фокусным расстоянием 50 мм, будучи установлен, к примеру, на фотоаппарат «Олимпус» с матрицей формата 4:3, по углу обзора и дифракционным эффектам будет эквивалентен объективу с фокусным расстоянием 100 мм на кадре размером 24 × 36 мм.
Нормальных и более «дальних» фикс-объективов под уменьшенные матрицы Nikon и Canon не делали вообще: если, например, нужен портретный объектив, фотограф покупает нормальный (50 мм) для «старших собратьев», и на меньшей матрице он будет как раз портретным. Специально под уменьшенные матрицы делали только зум-объективы, широкоугольные и специальные (например, макро-).
Во второй половине 1990-х и в начале 2000-х годов компаниями «Кэнон» и «Никон» выпускались плёночные зеркальные фотоаппараты системы APS, на которые устанавливались традиционные объективы для кадра 24 × 36 мм. Их эквивалентное фокусное расстояние в таком случае превышало номинальное в 1,44 раза. Так, объектив Canon EF 22-55mm f/4-5.6 USM на фотоаппаратах Canon EOS IX и Canon EOS IX Lite обладает эквивалентным диапазоном фокусных расстояний, равным 32—80 мм.
Термин также используется для описания углов обзоров среднеформатных систем «фотоаппарат + объектив». Например, объектив фотоаппарата «Москва-5» с фокусным расстоянием 105 мм при съёмке на кадр 6 × 9 см обладает эквивалентным фокусным расстоянием 42 мм, то есть является нормальным объективом.
Напишите отзыв о статье "Эквивалентное фокусное расстояние"
Отрывок, характеризующий Эквивалентное фокусное расстояние
– II est venu bien jeune se frotter a nous. [Молод же явился он состязаться с нами.]– Молодость не мешает быть храбрым, – проговорил обрывающимся голосом Сухтелен.
– Прекрасный ответ, – сказал Наполеон. – Молодой человек, вы далеко пойдете!
Князь Андрей, для полноты трофея пленников выставленный также вперед, на глаза императору, не мог не привлечь его внимания. Наполеон, видимо, вспомнил, что он видел его на поле и, обращаясь к нему, употребил то самое наименование молодого человека – jeune homme, под которым Болконский в первый раз отразился в его памяти.
– Et vous, jeune homme? Ну, а вы, молодой человек? – обратился он к нему, – как вы себя чувствуете, mon brave?
Несмотря на то, что за пять минут перед этим князь Андрей мог сказать несколько слов солдатам, переносившим его, он теперь, прямо устремив свои глаза на Наполеона, молчал… Ему так ничтожны казались в эту минуту все интересы, занимавшие Наполеона, так мелочен казался ему сам герой его, с этим мелким тщеславием и радостью победы, в сравнении с тем высоким, справедливым и добрым небом, которое он видел и понял, – что он не мог отвечать ему.
Да и всё казалось так бесполезно и ничтожно в сравнении с тем строгим и величественным строем мысли, который вызывали в нем ослабление сил от истекшей крови, страдание и близкое ожидание смерти. Глядя в глаза Наполеону, князь Андрей думал о ничтожности величия, о ничтожности жизни, которой никто не мог понять значения, и о еще большем ничтожестве смерти, смысл которой никто не мог понять и объяснить из живущих.
Император, не дождавшись ответа, отвернулся и, отъезжая, обратился к одному из начальников:
– Пусть позаботятся об этих господах и свезут их в мой бивуак; пускай мой доктор Ларрей осмотрит их раны. До свидания, князь Репнин, – и он, тронув лошадь, галопом поехал дальше.
На лице его было сиянье самодовольства и счастия.
Солдаты, принесшие князя Андрея и снявшие с него попавшийся им золотой образок, навешенный на брата княжною Марьею, увидав ласковость, с которою обращался император с пленными, поспешили возвратить образок.
Князь Андрей не видал, кто и как надел его опять, но на груди его сверх мундира вдруг очутился образок на мелкой золотой цепочке.
«Хорошо бы это было, – подумал князь Андрей, взглянув на этот образок, который с таким чувством и благоговением навесила на него сестра, – хорошо бы это было, ежели бы всё было так ясно и просто, как оно кажется княжне Марье. Как хорошо бы было знать, где искать помощи в этой жизни и чего ждать после нее, там, за гробом! Как бы счастлив и спокоен я был, ежели бы мог сказать теперь: Господи, помилуй меня!… Но кому я скажу это! Или сила – неопределенная, непостижимая, к которой я не только не могу обращаться, но которой не могу выразить словами, – великое всё или ничего, – говорил он сам себе, – или это тот Бог, который вот здесь зашит, в этой ладонке, княжной Марьей? Ничего, ничего нет верного, кроме ничтожества всего того, что мне понятно, и величия чего то непонятного, но важнейшего!»
Носилки тронулись. При каждом толчке он опять чувствовал невыносимую боль; лихорадочное состояние усилилось, и он начинал бредить. Те мечтания об отце, жене, сестре и будущем сыне и нежность, которую он испытывал в ночь накануне сражения, фигура маленького, ничтожного Наполеона и над всем этим высокое небо, составляли главное основание его горячечных представлений.
Тихая жизнь и спокойное семейное счастие в Лысых Горах представлялись ему. Он уже наслаждался этим счастием, когда вдруг являлся маленький Напoлеон с своим безучастным, ограниченным и счастливым от несчастия других взглядом, и начинались сомнения, муки, и только небо обещало успокоение. К утру все мечтания смешались и слились в хаос и мрак беспамятства и забвения, которые гораздо вероятнее, по мнению самого Ларрея, доктора Наполеона, должны были разрешиться смертью, чем выздоровлением.
– C'est un sujet nerveux et bilieux, – сказал Ларрей, – il n'en rechappera pas. [Это человек нервный и желчный, он не выздоровеет.]
Князь Андрей, в числе других безнадежных раненых, был сдан на попечение жителей.
В начале 1806 года Николай Ростов вернулся в отпуск. Денисов ехал тоже домой в Воронеж, и Ростов уговорил его ехать с собой до Москвы и остановиться у них в доме. На предпоследней станции, встретив товарища, Денисов выпил с ним три бутылки вина и подъезжая к Москве, несмотря на ухабы дороги, не просыпался, лежа на дне перекладных саней, подле Ростова, который, по мере приближения к Москве, приходил все более и более в нетерпение.
