Список королей Гондора

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Эарнур»)
Перейти к: навигация, поиск

В данной статье приведён список королей Гондора, упомянутых в легендариуме Дж. Р. Р. Толкина. Если не указано особо, все даты в статье относятся к Третьей Эпохе Средиземья.

Короли Гондора через Амандила происходили от Владык Андуниэ, а от них, через Сильмариэн — от королей Нуменора.





Элендил

Элендил, сын Амандила (англ. Elendil son of Amandil). Номинально правил как Верховный король в 3320-3441 гг. В. Э. Его сыновья, Исилдур и Анарион, были соправителями Гондора (до смерти Анариона в 3440 г. В. Э.).

Исилдур

Исилдур (англ. Isildur) официально правил Гондором с 3441 г. В. Э. до 2 г. Т. Э.

Менельдил

Менельдил (кв. Meneldil) — четвёртый ребёнок и единственный известный по имени сын Анариона. Правил во 2-158 гг.

Кемендур

Кемендур (кв. Cemendur) правил в 158—238 гг.

Эарендил

Эарендил (кв. Eärendil) правил в 238—324 гг.

Анардил

Анардил (кв. Anardil) правил в 324—411 гг.

Остогер

Остогер (кв. Ostoher, правильное произношение имени — Остохэр) правил в 411—492 гг. Перестроил Минас Анор в свою летнюю резиденцию. В правление Остогера на Гондор стали осуществлять набеги истерлинги.

Ромендакил I

Ромендакил I, он же Таростар (кв. Rómendacil I (Tarostar)) правил в 491—541 гг. Будучи кронпринцем, выступил против истерлингов и победил их (после чего взял себе имя Ромендакил, «победитель востока»). Позже истерлинги снова вторглись в Гондор, и Ромендакил I снова выступил против них, но был убит в бою.

Турамбар

Турамбар (кв. Turambar) правил в 541—667 гг. Отомстил за смерть отца, Ромендакила I, отвоевав обширные регионы Рованиона у истерлингов.

Атанатар

Атанатар (кв. Atanatar) правил в 667—748 гг.

Сириондил

Сириондил (кв. Siriondil) правил в 748—840 гг.

Тараннон Фаластур

Тараннон Фаластур (кв. Tarannon Falastur) правил в 840—913 гг. Был первым из «морских королей», умер бездетным. Начал политику землепроходчества и территориальной экспансии, что значительно увеличило власть Гондора. В ознаменование своих побед взял второе имя Фаластур, «владыка побережий». Его супругой была знаменитая королева Берутиэль, которую Тараннон был вынужден отправить в изгнание.

Эарнил I

Эарнил I (кв. Eärnil I) правил в 913—936 гг. Племянник Тараннона Фаластура, второй «морской король». Восстановил древнюю гавань Пеларгир, построил огромный флот и путём длительной осады с моря завоевал для Гондора Умбар, но погиб в шторме недалеко от его берега.

Кирьяндил

Кирьяндил (кв. Ciryandil) правил в 936—1015 гг. Третий «морской король». Погиб в Харадвайте, защищая Умбар от харадрим, вытесенных Эарнилом I из Умбара, и чёрных нуменорцев.

Хиярмендакил I

Хиярмендакил I, он же Кирьяхэр (кв. Hyarmendacil I (Ciryaher)) правил в 1015—1149 гг. Последний «морской король». Собрал огромную армию, чтобы отомстить за смерть своего отца, Кирьяндила, и завоевал южные земли Харада в 1050 г. (после чего взял себе имя Хьярмендакил, «победитель юга»). При нём Гондор достиг вершины своего могущества и простирался с севера на юг от полей Келебранта и южного края Лихолесья до Умбара, а с запада на восток — от реки Гватло до моря Рун. Мордор в те годы был пустынен, а проходы в него охраняли великие крепости дунэдайн.

Атанатар II Алькарин

Атанатар II Алькарин (кв. Atanatar II Alcarin) правил в 1149—1226 гг. Жил в такой роскоши, что люди говорили:
… драгоценные камни в Гондоре — не более чем галька, валяющаяся под ногами для игры детей.
Король любил лёгкую жизнь и ничего не делал для поддержания мощи государства, два его сына разделяли те же приоритеты. С его правления начался длительный упадок власти и престижа Гондора, который прекратился только с вступлением на престол Элессара Телконтара в начале Четвёртой Эпохи. Наблюдение за Мордором в те годы прекратилось.

Нармакил I

Нармакил I (кв. Narmacil I) правил в 1226—1294 гг (в 1240—1294 гг. — номинально). Второй бездетный король. Вскоре после вступления на престол утомился от обязанностей короля и в марте 1240 г., всего после 14 лет на троне, передал власть своему племяннику Миналькару (англ. Minalcar), который правил в качестве регента в течение остатка срока номинального правления Нармакила.

Кальмакил

Кальмакил I (кв. Calmacil) правил в 1294—1304 гг. Младший брат Нармакила I. Фактическую власть в ходе его правления держал в руках его неутомимый сын и регент Миналькар.

Ромендакил II

Ромендакил II (кв. Rómendacil II) правил в 1304—1366 гг. Тронное имя Миналькара, принятое при коронации после смерти его отца, Кальмакила. Исполнял обязанности принца-регента в 1240—1304 гг. В 1248 году разбил большую армию истерлингов между Рованионом и морем Рун, уничтожив все их лагеря и поселения к востоку от него, после чего взял тронное имя Ромендакил («победитель востока»). Приказал построить на входе в Нен Хитоэль Столпы Аргоната.

Валакар

Валакар (кв. Valacar) правил в 1366—1432 гг. В юном возрасте был послан своим отцом Миналькаром в Рованион, к вождю Видугавии (англ. Vidugavya), который оказывал ему помощь в войне с истерлингами, дабы Валакар ознакомился с языком, манерами и политикой людей Севера. Однако принц сильно презвошёл ожидания своего отца: он влюбился в принцессу Рованиона Видумави (англ. Vidumavi) и женился на ней, чем вызвал небывалое возмущение жителей Гондора нуменорского происхождения (особенно жителей прибрежных провинций), которое всё возрастало с тем, как король Валакар старел.

Эльдакар (первое правление)

Эльдакар (кв. Eldacar, до коронации — Винитарья (англ. Vinitharya)) правил до своего низложения в 1432—1437 гг. Родился в Рованионе, среди людей Севера. Его мать-королева, несмотря на красоту и благородство, умерла быстро, не обладая даром долгой жизни дунэдайн, и многие жители Гондора опасались того, что и её потомки выродятся и потеряют величие Королей-из-за-Моря. К тому же Эльдакар вызывал у них отвращение, будучи рожден и воспитан в чужой стране.

Все это привело к началу гражданской войны (англ. Kin-strife) после восшествия Эльдакара на престол, которая разгорелась между конфедератами, возглавляемыми потомками королей, и верными Эльдакару людьми. Однако король, унаследовав благородство королей Гондора и бесстрашие людей Севера, сражался до последнего, к тому же, как оказалось, унаследовав и долголетие его предков-дунэдайн. В конце концов его войско осадили в Осгилиате, где оно держалось до тех пор, пока голод и постоянные атаки мятежников не выбили их оттуда. Город загорелся, и Купольная Башня была уничтожена, палантир же, хранившийся в ней, был потерян в волнах Андуина.

Эльдакар же отступил в Рованион, где к нему присоединилось множество людей Севера и дунэдайн с севера Гондора, уважавших его и ненавидевших узурпатора Кастамира, захватившего власть.

Кастамир

Кастамир (кв. Castamir) узурпировал трон в 1437 г., убит в 1447 г. Был младшим братом Ромендакила II и двоюродным дедом Эльдакара. Возглавил мятежников, являясь не только ближайшим претендентом на престол в королевской фамилии Гондора, но и храбрейшим военачальником, Адмиралом Гондора, поддерживаемым населением побережий, а также Пеларгира и Умбара.

После узурпации власти Кастамир проявил себя как высокомерный и скупой правитель. Он был безмерно жестоким, что впервые проявилось в осаде Осгилиата: он казнил захваченного в плен Орнендила, сына Эльдакара, а убийства и грабежи в Осгилиате далеко превзошли потребности войны. Это запомнили в Минас Аноре и Итилиэне, где любовь к Кастамиру еще более угасла, когда стало ясно, что к этим землям он не испытывает интереса, заботясь только о флоте и планируя перевести столицу в Пеларгир.

Таким образом, Кастамир проправил всего десять лет, после чего Эльдакар привёл с севера огромную армию, в которую стекались люди от Каленардона до Анориэна и Итилиэна. В итоге состоялась Битва у брода Эруи в Лебеннине, где армия мятежников была разбита, а Эльдакар собственноручно убил Кастамира, отомстив за своего сына.

Однако сыновьям Кастамира вместе с остатками мятежной армии удалось бежать в Пеларгир, откуда, когда они собрали всех, кого могли, они бежали в Умбар (силы Эльдакара не могли преследовать их, не имея военных кораблей), где создали убежище для всех врагов короля, превратившись в умбарских пиратов. В результате Умбар воевал с Гондором в течение многих поколений, угрожая побережьям и морскому сообщению. Пиратов не удавалось окончательно усмирить вплоть до времен восшествия на престол короля Элессара, и Южный Гондор надолго стал спорной территорией между королями и пиратами.

Эльдакар (второе правление)

Второе правление Эльдакара происходило в 1447—1490 гг. В те годы кровь дунэдайн Гондора стала сильнее смешиваться с кровью северян, которые активно переселялись туда по приглашению короля, благодарившего их за помощь в гражданской войне. Учитывая также и то, что многие представители знатнейших родов Гондора пали в битвах, угасание дунэдайн продолжилось: в первую очередь стала сокращаться их продолжительность жизни. Сам Эльдакар прожил 235 лет, а царствовал 58 лет, из которых 10 находился в изгнании.

Альдамир

Альдамир (кв. Aldamir), правил в 1490—1540 гг. Постоянно воевал с умбарскими пиратами.

Хиармендакил II

Хиармендакил II (кв. Hyarmendacil II), он же Виньярион (англ. Vinyarion) правил в 1540—1621 гг. В 1551 г. одержал решающую победу над харадрим, после чего взял имя Хиярмендакил («победитель юга»), как и его предшественник.

Минардил

Минардил (кв. Minardil) правил в 1621—1634. Сын Эльдакара. Убит в Пеларгире умбарскими пиратами.

Телемнар

Телемнар (кв. Telemnar) правил в 1634—1636 гг. Умер во время Великой Чумы, пришедшей с восточным ветром из Мордора, вместе со всей своей семьёй и детьми. Вместе с королём засохло и умерло Белое Древо Гондора.

Тарондор

Тарондор (кв. Tarondor) правил в 1636—1798 гг. Племянник Телемнара, правил дольше всех королей Гондора (162 года). Перенёс столицу Гондора из Осгилиата в Минас Анор (из-за того, что Осгилиат был частично заброшен после гражданской войны и начал разрушаться).

Телумехтар Умбардакил

Телумехтар Умбардакил (кв. Telumehtar Umbardacil) правил в 1798—1850 гг. Обеспокоенный наглостью пиратов, совершавших рейды вдоль всего побережья Гондора, доходя даже до Анфаласа, и вспоминая смерть короля Минардила, он собрал большое войско и в 1810 г. взял Умбар штурмом. В этой операции погибли последние наследники Кастамира, и Умбар какое-то время снова находился под властью королей. После успешного взятия Умбара Телумехтар взял себе второе имя Умбардакил, «победитель Умбара». Однако вскоре Умбар снова вышел из-под контроля Гондора.

Нармакил II

Нармакил II (кв. Narmacil II), правил в 1850—1856 гг. Убит в схватке с Людьми Повозок, вторгшимися в Гондор, за Андуином. В результате люди восточного и южного Рованиона были обращены в рабство, а границы Гондора отодвинулись к Андуину и Эмин Муйл. В это же время, видимо, назгулы вернулись в Мордор.

Калимехтар

Калимехтар (кв. Calimehtar) правил в 1856—1936 гг. Сын Нармакила II. С помощью переворота в Рованионе отомстил за отца, одержав великую победу над истерлингами в Дагорладе в 1899 г., что на время отвратило беды от Гондора.

Ондогер

Ондогер (кв. Ondoher, правильное произношение имени — Ондохэр) правил в 1936—1944 гг. В ходе его правления (и правления Арафанта в Артэдайне) возобновился диалог между Гондором и Артэдайном, до этого прерванный за столетия до этого. Причиной этого было взаимное осознание того, что за нападениями на дунэдайн в разных концах Средиземья стоит одна сила и воля. В это же время Арведуи, сын Арафанта, женился на Фириэль, дочери Ондогера. Однако ни одно королевство не смогло помочь другому, в то время когда Ангмар возобновил атаки на Артэдайн, а Люди Повозок снова появились в Гондоре с огромным войском, объединившись на сей раз с людьми Кханда и Ближнего Харада. В этой войне Гондор чуть не прекратил своё существование, а король Ондогер вместе с сыновьями Артамиром и Фарамиром погиб в битве к северу от Мораннона.

Эарнил II

Эарнил II (кв. Eärnil II) правил в 1945—2043 гг. В ходе войны с Людьми Повозок в 1944 г. занимал должность полководца в Южной армии Гондора. Сначала Эарнил одержал в Южном Итилиэне победу над войском Харада, перешедшим реку Порос. Затем, совершив марш-бросок на север, он собрал остатки отступающей Северной армии и нанёс сокрушительный удар по главному лагерю Людей Повозок, которые в тот момент пировали и праздновали победу над Гондором. Эарнил напал на лагерь, поджёг повозки и обратил неприятеля в бегство, выдворив его из Итилиэна. Большая часть бежавших сгинула в Мёртвых Топях.

После этой блестящей победы наместник Пелендур короновал Эарнила короной королей Гондора. Это решение было горячо поддержано всеми дунэдайн Гондора, так как Эарнил происходил из королевской фамилии, будучи правнуком брата короля Нармакила II, а также за его отвагу. Не последнюю роль сыграла также поддержка кандидатуры Эарнила Пелендуром. В то же время претензия на престол Арведуи, поданная в тот же период, была отклонена (даже несмотря на его женитьбу на дочери короля Гондора и происхождение по прямой линии от Исилдура) из-за его высокомерия и пренебрежения интересами Гондора. Однако, став королём, Эарнил II (который был дальновидным и умным правителем) отправил Арведуи (тоже ставшему королём Артэдайна) послание, в котором подтверждал добрососедские отношения между двумя государствами и обещал предоставить северянам помощь при необходимости.

Скоро такая необходимость возникла: до Гондора дошли вести о том, что Ангмар и его король-чародей готовятся нанести Артэдайну решающий удар. Эарнил сразу же послал своего сына Эарнура с флотом на север с максимумом войск, которые он мог предоставить для помощи Арведуи. Однако Эарнур опоздал: Арведуи был побежден и бежал на север, где утонул в ледяном заливе Форохел, несмотря на попытки моряков Кирдана спасти его. Однако Эарнур тем не менее уничтожил Ангмар в Битве при Форносте с помощью армий эльфов Кирдана из Линдона и Глорфиндела из Ривенделла. Из-за этого Король-чародей проникся страшной ненавистью к Эарнуру.

Несмотря на свои военные таланты, Эарнилу пришлось сдать Минас Итиль назгулам (включая Королю-чародею, бежавшему в Мордор), которые осаждали этот город в 2000—2002 гг. После этого поражения Минас Анор был переименован в Минас Тирит (охранную башню), а Минас Итиль — в Минас Моргул (колдовскую башню).

Эарнил II умер в 2043 г., оставив трон сыну Эарнуру, не менее талантливому полководцу, но менее дальновидному правителю, чем он сам.

Эарнур

Эарнур (кв. Eärnur) правил в 2043—2050 (вероятно) гг. Сын Эарнила II. Эарнур был похож на отца полководческими талантами, но не умом. Будучи человеком сильным и горячим, он предпочёл не жениться, ибо единственной радостью в жизни для него были поединки, битвы и упражнения с оружием. Никто в Гондоре не мог сравниться с ним в воинских искусствах, и был он больше похож на великого мастера военных искусств, а не на полководца или короля.

Когда Эарнур получил корону в 2043 г., Король-чародей Ангмара вызвал его на поединок, насмехаясь над ним и говоря, что он не посмел сразиться с Предводителем Назгулов в битве у Форноста. В тот раз наместник Мардил сдержал гнев короля. Однако через семь лет Король-чародей повторил свой вызов, говоря, что к нетвёрдому молодому сердцу Эарнур теперь прибавил слабость прожитых лет. Теперь уже Мардил не смог удержать короля, и с небольшим эскортом рыцарей он поехал к воротам Минас Моргула. Ни о ком, кто был в том отряде, более не слышали. В Гондоре верили, что коварный враг схватил короля, и он был замучен в Минас Моргуле, но, поскольку свидетелей его смерти не было, Мардил Добрый Наместник правил Гондором от его имени многие годы.

После исчезновения Эарнура никто не мог найти претендента на престол, чьё происхождение было бы безупречным, или чью претензию одобрили бы все. Все помнили о гражданской войне и верили, что если подобное несчастье постигнет Гондор ещё раз, он погибнет. Поэтому долгие века Гондором правили наместники, а корона Элендила лежала в Домах Мёртвых на гробнице короля Эарнила II, там, где Эарнур оставил её.

Элессар

Правил в 1-120 гг. Ч.Э. Первый король Воссоединённого королевства Арнора и Гондора.

Эльдарион

Эльдарион (кв. Eldarion), правил со 120 г. Ч. Э. Сын Арагорна и Арвен. Более никаких сведений о его правлении в легендариуме Толкина нет.

Напишите отзыв о статье "Список королей Гондора"

Литература

См. также

Отрывок, характеризующий Список королей Гондора

Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».

Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».


В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.