Эбер, Эрнст

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Эбер, Огюст-Антуан-Эжен»)
Перейти к: навигация, поиск
Эрнст Эбер
фр. Ernest Hébert
Влияние:

Давид д'Анже
Поль Деларош

Награды:

Антон Огюст Эрнст Эбер (англ. Antoine Auguste Ernest Hébert; 1817—1908) — французский художник—портретист и мастер жанровой живописи; директор Французской академии в Риме.



Биография

Эрнст Эбер родился 3 ноября 1817 года в городе Гренобле. Восемнадцати лет от роду приехал в Париж с целью изучать юридические науки, но, увлекшись любовью к живописи, поступил в столичное училище изящных искусств, в котором главными его наставниками были сперва Давид Анжерский, а потом Поль Деларош[1].

Получив в 1839 году Римскую премию за исполненную по заданной программе картину «Чаша Иосифа, найденная в мешке Вениамина» и написав в том же году другую картину, «Т. Тассо в темнице» (была помещена в гренобльский музей), отправился в качестве пенсионера французского правительства в Италию, где пробыл вместо обычных пяти около десять лет[1].

В Италии он пристрастился к изображению итальянского народного быта, подмечая в нём, подобно Луи-Леопольду Роберу, преимущественно грустные черты и представляя их с большей реальностью, чем этот художник. Одна из первых его картин в подобном роде, имевшая большой успех, «Малария» (1850; в люксенбургском музее в Париже), проникнута меланхолическим, болезненно-поэтическим чувством, которое выказывается более или менее сильно и в следовавших за ней произведениях Эбера. Лучшие из полотен этих жанров — «Девушки из Альвито» (1855), «Сант-анджеловские фьенароллы, продающие сено у ворот города Сан-Джермано» (1857), «Черварки» (1859; в люксанбургск. музее); «Роза Нера у источника», «Каменная скамья» (1865); «Черная жемчужина» (1865); «Осенние листья» (1869) и «Утро и вечер жизни» (1870)[1].

По мнению большинства критиков менее удачны немногочисленные опыты Эбера в области религиозной живописи, каковы: «Поцелуй Иуды» (1853; в люксанбургск. музее), «Mater dolorosa», «Святая Агнеса» (1881) и несколько колоссальных фигур в парижском Пантеоне[1].

Портреты Эбера, напротив, получили очень хорошие отзывы, в особенности портреты великосветских дам (принцессы Клотильды, дамы в бальном туалете и др.) и детей, которые являлись в его живописи «удивительно изящными и индивидуально одушевленными, хотя излишняя мягкость кисти несколько вредила достоинству этих произведений», так же как иногда и жанровым картинам Эбера[1].

С 1867 по 1873 год он был директором Французской академии в Риме и с 1874 года состоял членом Французского национального института.

Антон Огюст Эрнст Эбер умер 5 декабря 1908 года в родном городе.

Напишите отзыв о статье "Эбер, Эрнст"

Примечания

Галерея

Отрывок, характеризующий Эбер, Эрнст

Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.