Эбуроны

Эбуроны (Eburones) — древнее племя, занимавшее во времена Цезаря междуречье Рейна и Мааса по соседству с менапиями. Цезарь причисляет его к германцам, однако галльские имена упомянутых им вождей позволяют ряду ученых отнести эбуронов к числу кельтов.

Из упоминания эбуронов в «Записках о Галльской войне» можно заключить, что они занимали всю территорию бельгийского Лимбурга и нидерландского Лимбурга (в современных Бельгии и Нидерландах), а также прирейнские земли вплоть до Ахена. Впоследствии эта область вошла в состав римской провинции Нижняя Германия.

Восстание эбуронов

В 54 году до н. э. Гай Юлий Цезарь расквартировал на зиму XIV Парный легион (легион и пять когорт) под командованием Котта и Сабинуса в стране Эбуронов. Этой же зимой эбуроны подняли восстание против римлян под командованием Амбриорикса и его брата. На их сторону перешли и нервии. Совместно они напали на лагерь XIV Парного легиона и, выманив солдат из лагеря, перебили их всех, числом до 6 тысяч. В схватке было потеряно знамя легиона. Следующее за тем нападение на лагерь Квинта Туллия Цицерона (брата знаменитого оратора) было пресечено своевременным вмешательством Тита Лабиена.

Не желая терять людей в привычных эбуронам болотах и лесах, Цезарь отдал их страну на разграбление соседям, и в первую очередь сикамбрам. Вслед за тем он предал огню все поселения эбуронов, угнал их скот и уничтожил съестные припасы. После этого эбуроны пропадают из истории, уступая место германскому племени тунгров.

Ссылки

• [www.atuatuca.de/v2/infos/eburonen.php Подробные сведения об эбуронах с приложением карт]

Отрывок, характеризующий Эбуроны

Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.