Эвакуация Ханко

Эвакуация гарнизона ВМБ Ханко
Основной конфликт: Великая Отечественная война
Дата	23 октября 1941 – 5 декабря 1941
Место	Финский залив
Итог	Эвакуация гарнизона ВМБ Ханко в Кронштадт и Ленинград
Противники
СССР СССР Германия Финляндия Финляндия
Командующие
В. Ф. Трибуц Вайно Вальве
Силы сторон
86 кораблей и судов, погружено на корабли 27 809 бойцов неизвестно
Потери
20 кораблей и судов, 4 987 человек погибло неизвестно

Эвакуация гарнизона военно-морской базы Ханко 23 октября - 5 декабря — операция по эвакуации советского гарнизона ВМБ Ханко силами Балтийского флота под командованием вице-адмирала В. Ф. Трибуца из Ханко в Кронштадт в конце 1941 года.

Предшествующие события

12 марта 1940 года между Финляндией и СССР был подписан Московский мирный договор, завершивший Советско-финскую зимнюю войну 1939—1940 годов. По одному из условий этого договора СССР получил в аренду часть полуострова Ханко (Гангут), включая город Ханко и его порт, и морскую территорию вокруг него, сроком на 30 лет для создания на нём военно-морской базы, способной оборонять вход в Финский залив, защищая дальние морские подступы к Ленинграду. В целях охраны морской базы Советскому Союзу предоставлялось право содержать там за свой счёт необходимое количество наземных и воздушных вооружённых сил.

С началом Великой Отечественной войны советский гарнизон под командованием генерал-лейтенанта береговой службы С. И. Кабанова героически защищал базу и порт, сковывая военно-морские и военно-воздушные силы Финляндии, а на первом этапе обороны - и крупную группировку сухопутных сил. Положение советских войск в Ханко было прочным. Но общая стратегическая обстановка на прибалтийском театре военных действий к концу лета 1941 года значительно ухудшилась. Командир гарнизона С. И. Кабанов ещё в начале августа 1941 года поставил перед командованием Балтийского флота вопрос о целесообразности обороны Ханко. Своё мнение он мотивировал тем, что Ханко с начала войны фактически является не военно-морской базой, а гарнизоном окружённого порта. Он предложил эвакуировать личный состав и вооружение в Таллин для усиления его обороны, но его предложение было отвергнуто.

В конце августа, когда немцы прорвались к Таллину, Ставка верховного Главнокомандования приняла решение об эвакуации Таллина, гарнизона Моонзундских островов и Ханко. Но это решение выполнено было только в части советских войск в Таллине. 28 августа 1941 года советские войска покинули Таллин и с большими потерями в людях, в боевых кораблях и в транспортных судах в ходе Таллинского перехода были доставлены в Ленинград. Эвакуация гарнизонов Моонзундских островов и Ханко не производилась, так как из-за понесённых потерь средств для продолжения эвакуации не было.

К концу октября 1941 года немцы захватили в ходе Моонзудской операции весь Моонзундский архипелаг, почти все советские войска на островах погибли, только несколько сотен бойцов были эвакуированы морем на Ханко. В результате гарнизон Ханко остался один в глубоком тылу противника. В зимнее время море вокруг Ханко замерзает, поэтому из-за ледостава сухопутная оборона базы могла стать круговой, а достаточных сил для такой обороны не имелось. Также в условиях ледяного покрова на Балтике Балтийский флот не мог снабжать Ханко всем необходимым, что грозило гибелью гарнизона. Поэтому ввиду нецелесообразностью в сложившей обстановке оборонять Финский залив, Ставка Верховного Главнокомандования 23 октября приняла решение об эвакуации гарнизона Ханко.

Силы сторон

К началу октября 1941 года на Ханко находилась 8-я стрелковая бригада (командир - полковник Н. П. Симоняк) в составе 270-го и 335-го стрелковых полков, 343-го артиллерийского полка, 297-го отдельного танкового батальона, артиллерийских частей сектора береговой обороны (52 орудия больших калибров), частей противовоздушной обороны, неполной эскадрильи ВВС флота. Эти силы насчитывали около 26 000 бойцов сухопутных сил и Балтийского флота, 63 орудия полевой артиллерии, 145 миномётов, свыше 400 пулемётов, 33 танка и 11 танкеток, 40 орудий зенитной артиллерии и 34 зенитных пулемёта, 7 торпедных катеров, 6 катеров «малый охотник», 1 канонерская лодка, 32 вспомогательных катера, 12 мотоботов, 6 буксиров, 8 барж, 2 шхуны и 2 транспорта.

Базировавшиеся в Кронштадте и в Ленинграде силы Балтийского флота могли выделить для эвакуации крупные корабли до эсминцев включительно, тральщики, вспомогательные суда, большое количество катеров. Однако достаточных плавсредств для полной единовременно эвакуации всего гарнизона не было. Особо опасной была острая нехватка тральщиков из-за их больших потерь в первые месяцы войны.

Наибольшую опасность представляли не незначительные военно-морские силы Германии и Финляндии на Балтике, а их авиация и особенно - минные постановки. Именно на минах погибли десятки кораблей во время Таллинского перехода в конце августа. За прошедшие с того времени два месяца противник значительно усилил минные заграждения, предвидя неизбежные действия советского Балтийского флота либо по усилению гарнизона Ханко либо по его эвакуации. Кроме того, на финском побережье Финского залива было развернуто значительное количество финских батарей береговой артиллерии.

Особую опасность представлял тот факт, что территория порта и ВМБ Ханко практически полностью просматривалась с финских позиций, что исключало скрытую эвакуацию. Следовательно, с началом эвакуации противодействие противника неизбежно возрастало. Расстояние от Ханко до Кронштадта составляло около 240 морских миль. Совокупность этих факторов делало выполнение задачи по эвакуации гарнизона Ханко исключительно трудной задачей.

Эвакуация

В такой обстановке командующий Балтийским флотом вице-адмирал В.Ф. Трибуц решил произвести эвакуацию двумя эшелонами: примерно половина гарнизона вывозится небольшими отрядами кораблей, а оставшаяся половина - одним отрядом с включением в него крупных транспортов. Кроме того, перед флотом была поставлена задача максимально полно вывезти запасы продовольствия с Ханко, что было очень важным в условиях начавшегося голода в блокированном Ленинграде.

Разведывательный поход

К моменту начала операции командование Балтийского флота не организовало контроля за обстановкой в Финском заливе, повторив свою же ошибку перед началом эвакуации Таллина. Для изучения обстановки в Финском заливе было решено начать операцию с похода быстроходных базовых тральщиков типа «Фугас». Они должны были выявить морские минные заграждения, доставить на Ханко дефицитные там Авиационное топливо и боеприпасы для орудий крупного калибра. В поход были выделены 3 БТЩ (Т-210 «Гак», Т-215, Т-218) под прикрытием 3 катеров «малый охотник» (МО-201, МО-211, МО-212). Командиром отряда назначен командир отряда траления капитан 1 ранга В.П. Лихолетов. В ночь на 24 октября корабли перешли из Кронштадта на передовую базу морской обороны флота - остров Лавенсаари, а в ночь на 25 октября вышли на Ханко. При поводке отряда через минные поля на мине подорвался и погиб выделенный для этой задачи тральщик Т-203 «Патрон». В 8.17 25 октября отряд прибыл на Ханко, доставив авиатопливо и боеприпасы.

В 22.00 26 октября отряд вышел в обратный поход, имея на борту 1 стрелковый батальон (499 человек с двумя комплектами боеприпаса и 10-ю суточными комплектами продовольствия), 92 миномёта, а также штабы командования береговой обороны Балтийского района и Северного укрепленного сектора. На обратном пути отряд подвергся атаке неустановленной подводной лодки (наблюдались 4 торпеды, прошедшие мимо). Также «по пути» отряд обнаружил севшую на камни подводную лодку Щ-318 и спас её. В 19-55 27 октября отряд без потерь прибыл в Кронштадт.

Первый отряд

В состав отряда были включены минный заградитель «Марти», эсминцы «Стойкий» и «Славный», 5 тральщиков (Т-207, Т-210, Т-215, Т-217, Т-218), 5 катеров «малый охотник», 3 торпедных катера. Командиром отряда назначен командующий эскадрой вице-адмирал В.П. Дрозд.

Отряд вышел в поход с острова Гогланд в 18.10 1 ноября. Ещё накануне при доставке топлива на Гогланд немецкая авиация атаковала и потопила 2 торпедных катера. При походе тралами было подсечено несколько мин, одна из которых взорвалась у борта минного заградителя «Марти», причинив ряд повреждений. Экипаж самоотверженно устранил в море наиболее опасные из них, продолжив поход. В 7.00 2 ноября отряд прибыл на Ханко. При погрузке войск в гавани корабли подвергались артиллерийскому обстрелу, над ними появился финский самолёт-разведчик (был сбит советскими истребителями).

Приняв на борт 4231 бойца (в том числе свыше 200 раненых), 38 орудий, 15 миномётов, большое количество боеприпасов, отряд в 19.12 того же дня вышел в обратный поход. При обратном походе в тралах и в параванах кораблей взорвалось 16 мин, 10 раз корабли обнаружили плавающие мины, отряд был безуспешно обстрелян немецкой береговой батареей с полуострова Юминда. От близкого разрыва мины получил повреждения один из тральщиков. Но на рассвете 3 ноября отряд пришёл на рейд острова Гогланд, а на следующий день - в Ленинград. Потерь в людях и в кораблях не было.

Второй отряд

В состав отряда были включены ледокол «Суур Тылл», эсминцы «Суровый» и «Сметливый», 3 тральщика (Т-211 «Рым», Т-206 «Верп», Т-205 «Гафель»), 4 катера «малый охотник». Командиром отряда назначен командир дивизиона эсминцев капитан 1 ранга А.И. Заяц. 3 ноября отряд собрался на острове Гогланд, причем в этот день ледокол «Суур Тылл» был отстранён от похода из-за невозможности развить достаточную скорость, вместо него в отряд включен тральщик Т-207 «Шпиль» (только что вернувшийся из первого похода на Ханко, в котором лишился всех своих параван-тралов). Командиром отряда был назначен начальник штаба эскадры капитан 2 ранга Нарыков В.М., а А.И. Заяц оставлен его первым заместителем.

Отряд вышел в поход с острова Гогланд в 18.30 3 ноября. В пути тралами было подсечено и уничтожено несколько мин, а также отряд был безуспешно обстрелян финской береговой батареей с острова Макилуото. В 8.10 4 ноября отряд без потерь прибыл на Ханко. На борт были приняты 2107 бойцов. При посадке финская артиллерия обстреливала корабли, добившись одно попадания в эсминец «Сметливый» (повреждено носовое орудие, в экипаже погиб 1 и ранен 1 моряк).

В 19.00 4 ноября отряд вышел с Ханко. Из-за штурманской ошибки около 23.00 отряд попал на минное заграждение. Одна за одной в тралах взорвались несколько мин, сильные повреждения получил эсминец «Сметливый», который лишился хода. На помощь ему командир отряда направил тральщик Т-205 «Гафель», что было явной ошибкой: к тому времени из-за близких разрывов мин у того вышли из строя магнитные компасы и командир отряда В.М. Нарыков это знал. В 23.25 экипаж «Сметливого» восстановил ход корабля и двинулся за отрядом, но уже в 23.25 подсеченная параваном мина взорвалась у его борта. Сдетонировал боезапас, взрывом оторвало носовую часть корабля, которая вскоре затонула. Погибли командир и комиссар корабля, находившийся на борту А.И. Заяц, часть экипажа. Уцелевший экипаж самоотверженным трудом восстановил живучесть уцелевшей части корабля, но в 23.50 корабль подорвался на третьей мине и стал тонуть. Силами катеров и тральщика Т-205 были спасены 80 человек экипажа и 327 бойцов, погибли около 110 членов экипажа и 233 бойца из состава гарнизона Ханко. Во время спасения людей по кораблям стреляла финская береговая батарея, не добившись попаданий. Тральщик Т-205 из-за неисправности компаса, перегруза и начавшегося шторма с 3 катерами «малый охотник» вернулись на Ханко. При выгрузке людей их пытались бомбить 4 финских бомбардировщика, поднятые с Ханко истребители сбили 2 из них, отогнав остальных.

При дальнейшем походе основного отряда в параван-тралах неоднократно взрывались мины и корабли обстреляла немецкая батарея с полуострова Юминда, но потерь и попаданий больше не было. К рассвету 6 ноября корабли прибыли в Ленинград.

Итак, второй отряд принял на борт в Ханко 2107 бойцов, из них доставлены в Ленинград 1263 бойца, вернулись на Ханко 570 бойцов.

Третий отряд

В состав отряда были включены лидер эскадренных миноносцев «Ленинград», минный заградитель «Урал», госпитальное судно «Андрей Жданов», эсминец «Стойкий», 5 тральщиков (Т-204, Т-207, Т-211, Т-215, Т-218), 4 катера «малый охотник». Командиром отряда назначен командир линейного корабля «Октябрьская революция» контр-адмирал М. З. Москаленко. Поход был подготовлен плохо. Дело в том, что 7 ноября была издана директива Ставки Верховного Главнокомандования Военному совету Ленинградского фронта и Народному комиссару Военно-Морского флота СССР в требованием вывоза всех войск с Ханко до замерзания Финского залива. Потому командование Балтийского флота организовало этот поход в крайней спешке. В ночь на 9 ноября корабли вышли из Кронштадта, а в 17.12 того же дня — вышли из Гогланда на Ханко, невзирая на предупреждение об ухудшении погоды. В условиях начавшегося шторма видимость резко упала, из-за чего вскоре столкнулись два тральщика — Т-218 и Т-204. Ещё 2 тральщика из-за шторма получили повреждения (Т-207 и Т-211). В результате Т-204 и Т-207 пришлось направить в ремонт. В отряде осталось всего 3 тральщика, при этом «Урал» и «Андрей Жданов» не имели параванов. Но командование Балтийского флота не рискнуло докладывать И. В. Сталину о задержке выполнения его директивы и вечером 11 ноября отправило отряд в поход.

В 22.30 при форсировании минного поля в районе мыса Юминда в тралах начали подрываться мины (9 штук), при этом лидер «Ленинград» получил пробоину, но продолжил поход. При этом он отставал от отряда, выходил за пределы протраленной полосы и в итоге около 00.24 12 ноября подорвался на мине вторично. На этот раз повреждения были значительными, затоплены ряд помещений, вышел из строя ряд механизмов. Лидер встал на якорь для устранения повреждений. Вместе с ним остановились «Андрей Жданов» и 3 катера «малый охотник». При этом командир лидера доложил командиру отряда о столь тяжелых повреждениях (что не соответствовало действительности), что командир отряда М. З. Москаленко приказал всему отряду возвращаться обратно. Отряд в этот момент находился всего в 55 милях от Ханко, преодолев наиболее опасные места. При возврате строй отряда расстроился полностью, в тралах опять начали рваться мины.

Около 3.37, не дождавшись затребованной им помощи, командир лидера капитан 3 ранга Г. М. Горбачёв начал самостоятельно возвращение на Гогланд, при этом приказав «Андрею Жданову» двигаться впереди него. Это полностью абсурдное решение стало роковым: в 4.40 не имевший параван-тралов «Андрей Жданов» подорвался на мине и в течении 20 минут затонул. Благодаря хладнокровию его командира, команда спаслась (из 75 членов экипажа погиб 1 человек). «Ленинград» после этого опять стал на якорь и начал движение только после подхода к нему тральщиков. На рассвете отряд был безуспешно обстрелян береговой батареей противника. Уже днём 12 ноября корабли вернулись в Кронштадт.

Задача отряда выполнена не была из-за панических действий командира лидера «Ленинград», преждевременного решения о возвращении командира отряда, поспешности при начале похода командующего Балтийским флотом. Между тем, отряд имел задачу вывезти не менее 8-9 тысяч бойцов гарнизона Ханко. Никто из этих командиров не понёс наказания.

Четвёртый отряд

В состав отряда были включены эсминцы «Суровый» и «Гордый», минный заградитель «Урал» (только что вернувшийся из прежнего похода), 4 тральщика (Т-206, Т-217, Т-211, Т-215), 6 катеров «малый охотник». С отрядом шли также подводные лодки Л-2 и М-98, которые при подходе к Ханко должны были выполнять самостоятельные задания. Командиром отряда был назначен уже ходивший на Ханко капитан 2 ранга Нарыков В.М.. В 18.30 13 ноября отряд вышел в поход. В пути корабли дважды подверглись торпедным атакам, после полуночи начали форсирование минного поля, в тралах начались подрывы. В 00.44 14 ноября на мине подорвался и затонул катер МО-301 (весь экипаж погиб), в 1.05 подорвался и затонул тральщик Т-206 «Верп» (из экипажа спасены 21 человек, погибли 32 человека). Сразу после взрыва из-за несогласованных действий столкнулись эсминец «Суровый» и тральщик Т-217, при этом эсминец получил значительную пробоину. Когда его экипаж устранил повреждение и корабль начал набирать ход, у борта взорвалась мина, корабль лишился хода и получил значительные повреждения. Для оказания ему помощи вернулись 2 тральщика. После безуспешной борьбы за спасение корабля, его экипаж (230 человек) был принят на борт катерами и тральщиками, эсминец затоплен. Также погибла на минах подводная лодка Л-2 (иэ экипажа погибли 49 человек, спасено 3 человека), а подводная лодка М-98 пропала без вести (её судьба неизвестна по настоящее время).

К Ханко продолжали двигаться только эсминец «Гордый», «Урал», 1 тральщик и 3 катера. Протраленной тральщиком полосы было явно мало для безопасного плавания, к тому же все корабли "рыскали" при движении, идти в кильватер друг к другу было практически невозможно. В итоге в 3.20, в 3.30 и в 3.36 эсминец «Гордый» трижды подорвался на минах, получил тяжелейшие повреждения и затонул. Спасены были 87 членов экипажа, погибли 13 человек. Среди погибших были командир эсминца Е.Б. Эфет, комиссар, старпом и другие офицеры, отказавшиеся спасаться раньше своих подчинённых. В 8.46 на Ханко прибыли только минный заградитель «Урал» и 2 катера «малый охотник» (на их борту были члены экипажа погибшего «Гордого»). Командир гарнизона С.И. Кабанов из-за угрозы почти неизбежной гибели этих кораблей на обратном пути через минные поля в отсутствии тральщиков приказал им оставаться на Ханко до прибытия следующего отряда.

Этот отряд также не достиг своей цели: с Ханко не был вывезен ни один человек. Погибли 6 кораблей из 13-ти, при этом из 6 крупных кораблей уцелел только один.

Пятый отряд

В состав отряда были включены сторожевой корабль «Вирсайтис», сетевой заградитель «Азимут», 5 тральщиков (№ 57 «Ударник», № 58 «Волнорез», № 35 «Менжинский», № 42 «Орджоникидзе», № 56 «Клюз»). Командир отряда - командир дивизиона тральщиков капитан 3 ранга Д.М. Белков. Это был отряд тихоходных кораблей, но так как наступили безлунные ночи, то для них опасность вражеской авиации и артиллерии сводилась к минимуму. Кроме того, для похода был выбран северный маршрут, ближний к финскому берегу, но более безопасный в плане мин. В 14.30 19 ноября, пользуясь ненастной погодой, отряд вышел с Гогланда. Финны уже привыкли, что советские корабли ходят к Ханко по южному маршруту, потому на всём протяжении пути были включены финские береговые маяки. В 11.15 20 ноября отряд без потерь прибыл на Ханко.

В 16.00 21 ноября отряд вышел в обратный поход, причем в его состав дополнительно включили бывший на Ханко транспорт «Вахур». На борту кораблей находились 2057 бойцов гарнизона. В пути из-за плохой погоды отряд сильно растянулся. В 4.00 212 ноября на мине подорвался и быстро затонул тральщик «Менжинский» (спасены 22 члена экипажа и 31 боец гарнизона, погибли 290 человек). В 5.03 тральщик «Волнорез» столкнулся с неопознанным объектом, предположительно с всплывающей подводной лодкой, получив повреждения. Через несколько часов, устранив наиболее опасные дефекты, тральщик продолжил поход. В 5.45 22 ноября подорвался на мине и погиб сетевой заградитель «Азимут» (спасенных не было, погибли экипаж и все 288 бойцов гарнизона).

В течение дня 22 ноября корабли отряда поодиночке пришли на Гогланд. Было доставлено 1479 бойцов, 18 танков Т-26, несколько орудий, 520 тонн продовольствия. Погибли в море 578 бойцов.

Шестой отряд

В состав отряда включены транспорт № 548 «Минна», 2 тральщика (Т-217, Т-218), 2 катера «малый охотник». Командир отряда - командир тральщика Т-218 капитан-лейтенант А.В. Цибин. Отряд вышел с Гогланда в 17.15 21 ноября. В условиях снежной метели на переходе транспорт и 2 катера оторвались от тральщиков и вернулись на Гогланд. Тральщикам было по радио приказано также возвращаться, но радиограмма ими принята не была и на рассвете 22 ноября они прибыли на Ханко.

К тому времени в Ханко была завершена погрузка войск на минный заградитель «Урал» (3406 человек из гарнизона, 344 тонны продовольствия). Из скопившихся на Ханко судов был сформирован новый отряд: 4 тральщика (Т-205, Т-215, Т-217, Т-218), 6 катеров «малый охотник». Командиром назначили командира отряда заграждения капитана 1 ранга Н.И. Мещерского. В 17.40 22 ноября отряд вышел с Ханко. В 00.43 от взрыва мины в параване Т-215 сбились показания компасов. В 4.05 «Урал» столкнулся с одним из тральщиков, а в 5.00 - коснулся грунта. Однако несмотря на все эти неприятности, утром 23 ноября отряд пришел на Гогланд, а затем «Урал» благополучно был отконвоирован кораблями флота в Ленинград. Потерь в людях и в кораблях на переходе не было.

Седьмой отряд

В отряд были включены транспорт № 548 «Минна» (неудачно сходивший в составе 6 отряда), сторожевой корабль «Коралл», тральщик № 57 «Ударник», 2 катера «малый охотник». Командир отряда - командир дивизиона тральщиков капитан-лейтенант Г.С. Дусь. Отряд вышел с Гогланда в 14.15 22 ноября, шёл северным фарватером у финского берега и в 10.43 23 ноября благополучно прибыл на Ханко.

Восьмой отряд

В отряд были включены часть кораблей пятого отряда: сторожевой корабль «Вирсайтис», сторожевой корабль № 18, 2 тральщика (№ 42 «Орджоникидзе», № 56 «Клюз»), 2 катера «морской охотник». Командир отряда - командир дивизиона тральщиков капитан 3 ранга Д.М. Белков. Отряд вышел с Гогланда в 13.30 23 ноября и в 12-05 24 ноября прибыл на Ханко.

После погрузки на Ханко 7-й и 8-й отряды были частично объединены. В обратный поход корабли вышли в 20.00 24 ноября в составе: транспорт № 548 «Минна», сторожевые корабли «Вирсайтис» и № 18, тральщики «Ударник», № 56 «Клюз» и № 42 «Орджоникидзе», 2 катера «малый охотник». Командиром был назначен капитан 3 ранга Д.М. Белков. На рассвете 25 ноября подсеченная тральщиками мина всплыла у борта «Клюза» и ударила его. Корабль затонул всего за 6 минут, из 208 человек на борту спаслось только 48, остальные погибли. Затем отряд неудачно атаковала подводная лодка и трижды - авиация противника, причем зенитчиками с кораблей был сбит 1 самолёт. В 16.10 25 ноября отряд прибыл на Гогланд.

Было доставлено 2556 бойцов (погибли 160 человек), артиллерия, боеприпасы, продовольствие.

Девятый отряд

В отряд были включены сторожевой корабль «Вирсайтис», канонерская лодка «Волга», транспорт № 538 «Майя», 2 тральщика (№ 42 «Орджоникидзе», № 57 «Ударник»), 2 катера «морской охотник». Командир отряда - командир дивизиона тральщиков капитан-лейтенант Г.С. Дусь. Отряд вышел с Гогланда в 14.00 27 ноября, но из-за усилившегося встречного ветра выяснилось, что не хватит угля на поход и командир приказал возвращаться на Гогланд.

В это же время, пользуясь попутным ветром, 26-28 ноября с Ханко на Гогланд в одиночку пришла шхуна «Эрна» (доставлено 22 бойца, 200 тонн муки, 250 тонн боеприпасов). 28-29 ноября прибыл отряд из 2 сторожевых кораблей («Коралл» и № 18), которые доставили 389 бойцов и 160 тонн угля.

Десятый отряд

В результате всех предыдущих походов гарнизон Ханко был эвакуирован наполовину и составил 12 000 человек. Их надлежало вывозить одним рейсом, иначе имелся риск уничтожения сокращённого гарнизона противником. В отряд был назначен турбоэлектроход «Иосиф Сталин», эсминцы «Стойкий» и «Славный», 6 тральщиков (Т-205, Т-207, Т-215, Т-211, Т-217, Т-218), 7 катеров «малый охотник». Командовал отрядом вице-адмирал В.П. Дрозд. Отряд вышел с Гогланда в 17.40 29 ноября в ненастную погоду. Несмотря на большое количество подсеченный тралами и взорвавшихся в параван-тралах мин, к 8.00 30 ноября отряд прибыл на Ханко без потерь.

Следом 30 ноября с Гогланда вышел отряд тихоходных кораблей: транспорты «Майя» и «Гак», сторожевой корабль «Вирсайтис», тральщик № 57 «Ударник», канонерская лодка «Волга», 2 катера «малый охотник». Командир отряда - капитан-лейтенант П.В. Шевцов. В пути отряд был безрезультатно обстрелян финской береговой батареей. Около 3.35 1 декабря отряд столкнулся с финско-немецким отрядом кораблей (2 финские канонерские лодки, 4 финских сторожевых катера, 2 немецких сторожевых корабля), вышедшими в море на его поиск. В ходе боя «Вирсайтис» вышел наперерез кораблям противника и установил дымовую завесу, приняв огонь вражеской артиллерии на себя. В корабль было одно попадание (погиб 1 член экипажа), но и его артиллеристы добились попадания в один из кораблей противника. Так как бой приблизился к границе минного поля, немецко-финский отряд прекратил преследование и ушёл. В западной литературе этот бой именуется «битвой при Юссарё». В 9.15 отряд прибыл на Ханко.

Началась заключительная фаза эвакуации. План отвода войск с передовых позиций был разработан заранее, на рубежах оставались части прикрытия. Все дороги были заминированы, оставлены только проходы для отхода войск и у них дежурили сапёры с задачей немедленно заминировать после прохождения войск. Грузили всё, что можно, в том числе мазут и уголь для кораблей. Все малые и несамоходные плавсредства ВМБ Ханко были затоплены. Береговые батареи были взорваны. Береговая артиллерия расстреляла все снаряды по позициям противника, после чего орудия были также взорваны. Авиация днём 2 декабря улетела в Кронштадт (в пути 1 самолёт разбился из-за выработки горючего, лётчик погиб).

В 17.55 2 декабря в море вышел отряд тихоходных кораблей В.П. Швецова (2 транспорта, 2 канонерские лодки, 1 сторожевой корабль, 1 тральщик, 2 катера «малый охотник», 2 катера КМ, 5 буксиров). В пути отряд был обстрелян береговой батареей финнов (безрезультатно), а затем встретил и обстрелял вражеские корабли (по другой версии - немецкую подводную лодку в надводном положении). В 3.50 ночи 3 декабря отряд зашёл за кромку минного заграждения и на мине подорвался «Вирсайтис». С корабля спасли 70 человек команды и 150 бойцов, погибли 130 бойцов. В 7.10 при форсировании очередного заграждения на мине подорвалась канонерская лодка «Волга» (при взрыве погибли 5 членов экипажа). Экипаж сумел спасти судно, часть пассажиров с него передали на другие корабли, после чего отряд продолжил поход. К утру 4 декабря последние корабли отряда пришли на Гогланд.

В 21.30 2 декабря с Ханко вышел в море отряд В.П Дрозда (турбоэлектроход «Иосиф Сталин», 2 эсминца, 6 тральщиков, 7 «малых охотников», 4 торпедных катера, 1 вспомогательный катер). В 1.09 отряд попал на немецкое минное заграждение, начали подрываться мины, у тральщиков перебило параван-тралы. Дрозд совершил крупную ошибку - приказал менять курс, что на минном поле делать нельзя. В 1.16 в параване «Иосифа Сталина» взорвалась мина, заклинившая рулевое управление с гирокомпасом, на кораблей были погибшие. Корабль по инерции вынесло далеко за пределы протраленной полосы, и в 1.22 у его борта взорвалась вторая мина. Была оборвана корма, затопило часть трюмов, что сопровождалось большими жертвами. Для спасения людей В.П. Дрозд оставил у турбоэлектрохода эсминец «Славный», тральщик, 5 катеров. В 1.26 у борта «Иосифа Сталина» взорвалась третья мина, вновь с большими разрушениями и жертвами. Но имея хороший запас плавучести, судно не тонуло и продолжало дрейфовать по минному полю. Для спасения людей подошёл также тральщик Т-205 «Гафель», а через час В.П. Дрозд направил к погибающему судну ещё 2 бронекатера. Были также вызваны корабли с Гогланда - вышел отряд под командованием капитана 2 ранга И.Г. Святова (эсминец «Свирепый», спасательное судно «Нептун»).

Корабли тралили пространство вокруг «Иосифа Сталина» для подхода к нему и снятия людей. Его шлюпки и трапы были разрушены взрывами мин. На корабль пытались подавать тросы для буксировки с минного поля. Но в 3.32 под бортом турбоэлектрохода взорвалась четвёртая мина, от взрыва сдетонировали боеприпасы в одном из трюмов. Погибли сотни человек в ряде помещений и на верхней палубе. Началась паника. Командиры остальных кораблей не рисковали подходить к борту погибавшего корабля, людей спасали катера. Только тральщик «Гафель» смог подойти вплотную и принять часть пассажиров, для чего пришлось выбросить за борт часть груза.

Около 4.54 к месту гибели подошли наши катера, но в темноте их приняли за финские торпедные катера и обстреляли. Был повреждён катер МО-112 (из экипажа погибли 5 моряков, ранено 3, после их спасения катер затопили). Спасение людей с турбоэлектрохода продолжалось до утра. В 7.05 «Славный», Т-205, Т-215 и 3 катера МО ушли на Гогланд. Затем людей продолжали спасать подошедшие бронекатера и тральщик Т-217. В 7.40 ушли и они. До 8.50 людей спасали малые катера. Всего из 5589 пассажиров «Иосифа Сталина» спасено и доставлено в Гогланд 1740 человек. Все корабли с большим трудом (шторм, новый обстрел береговой артиллерией, подрывы мин в тралах) дошли до Гогланда. Только катер «ЯМБ» с заглохшим мотором отнесло ветром к эстонскому побережью в район города Кунда, 22 человека на его борту попали в плен. Также потерял ход один буксир, людей с него спасли, а сам буксир потопили артиллерийском огнём.

Спасательный отряд И.Г. Святова до места катастрофы не дошел: в пути минами перебило тралы, новые тралы приняли на борт с встретившихся кораблей, но произвести их установку в штормовом море не смогли. В ночь на 4 декабря корабли вернулись на Гогланд. Второй спасательный отряд (сторожевой корабль «Коралл», канонерская лодка «Кама») также до места катастрофы не дошёл. Днём 4 декабря корабли вновь выходили в море на поиск «Иосифа Сталина», но после повреждения тральщика Т-218 на мине отряд вернулся на Гогланд.

4 декабря «Иосифа Сталина» обнаружили финский и немецкий корабли, вызвавшие буксир и 3 баржи. Остававшиеся в-живых были взяты в плен и доставлены в лагерь военнопленных в Палдиски. На турбоэлектроходе погибло и было пленено 3849 человек (без учета потерь команды). Остов корабля продолжал дрейфовать, в конце концов его прибило к эстонскому побережью.

Остальной отряд продолжал движение, в пути подвергся обстрелу финской береговой артиллерии, безрезультатно. Днём 3 декабря отряд пришёл на Гогланд в условиях начавшегося шторма.

Перед полуночью 2 декабря с Ханко ушли последние корабли: 3 торпедных катера с командованием и штабом ВМБ Ханко на борту, 4 катера «малый охотник» с командованием Охраны водного района, пограничный катер с подрывной партией. Все эти катера благополучно пришли на Гогланд.

Корабли десятого отряда эвакуировали 11 750 человек с вооружением и артиллерией. Людей с Гогланда в Кронштадт и в Ленинград вывозили до 27 декабря, уже в условиях ледостава, от сжатия льдами погибли 9 катеров (все экипажи спасены).

Итоги операции

Поставленная перед Балтийским флотом задача была выполнена. Гарнизон ВМБ Ханко и острова Осмуссар общей численностью в 27 809 бойцов были эвакуированы, доставлены 22 822 человека, потери составили 4 987 человек ( 17,8 %) -большей частью погибли в море, некоторые попали в плен. Доставлены также 26 танков, 2 бронемашины, 63 орудия полевой артиллерии, 5 орудий зенитной артиллерии, 56 миномётов, 624 пулемёта разных (в том числе демонтированные с кораблей, танков и т.д., а также трофейные финские), около 16 000 единиц стрелкового вооружения, 12 000 тон продовольствия, около 110 000 артиллерийских и миномётных снарядов, радиостанции и большое количество иного снаряжения. Погибли в море свыше 7 000 единиц стрелкового вооружения, около 400 пулемётов разных, 4 орудия, 89 миномётов, 384 тонны продовольствия.

Для выполнения задачи корабли Балтийского флота выполнили 11 боевых походов в условиях высокой минной опасности и штормовой погоды, при противодействии береговой артиллерии и авиации противника. В операции на всём её протяжении участвовали боевых 74 корабля и судна, ещё 12 выполняли задачи по обеспечению их действий.

Потери в корабельном составе составили 20 единиц: 3 эсминца («Суровый», «Сметливый», «Гордый»), 4 тральщика (Т-203 «Патрон», Т-206 «Верп», № 56 «Клюз», № 35 «Менжинский»), 1 сторожевой корабль («Вирсайтис»), 1 гидрографическое судно («Азимут»), 2 транспорта («Алексей Жданов», «Иосиф Сталин»), 2 катера «малый охотник», 1 торпедный катер, 3 вспомогательных катера, 3 буксира. Кроме 3 судов (1 катер потоплен «дружественным огнём» по ошибке, 1 катер из-за неисправности лишился хода и захвачен немцами, 1 буксир из-за неисправности затоплен на переходе) все остальные корабли погибли на минах.

Литература

• В. Ф. Трибуц. Эвакуация гарнизона Ханко // «Вопросы истории», № 11, 1966.
• Ханко // Советская историческая энциклопедия / редколл., гл. ред. Е. М. Жуков. том 15. М., государственное научное издательство «Советская энциклопедия», 1971. стр.512-513
• Чернышев А. А. [www.veche.ru/books/show/3047/ Оборона полуострова Ханко]. — Вече, 2011. — 320 с. — (1418 дней Великой войны). — 3000 экз. — ISBN 978-5-9533-4834-8.

Отрывок, характеризующий Эвакуация Ханко

– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.


В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.