Эвальд, Карл Антон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Карл Антон Эвальд
нем. Carl Anton Ewald
Дата рождения:

30 октября 1845(1845-10-30)

Место рождения:

Берлин

Дата смерти:

20 сентября 1915(1915-09-20) (69 лет)

Место смерти:

Берлин

Страна:

Германский союз, Германская империя

Научная сфера:

гастроэнтерология, физиология.

Учёное звание:

профессор

Известные ученики:

Исмар Исидор Боас

Карл Антон Эвальд (нем. Carl Anton Ewald; 30 октября 1845, Берлин20 сентября 1915, там же) — немецкий гастроэнтеролог и физиолог.



Биография

Эвальд известен своими работами по исследованию желудочного сока и тем, что предложил использовать гибкий резиновый зонд для аспирации желудочного содержимого.

Эвальд учился в Берлинском университете имени Гумбольдта, Гейдельбергском университете и Бонне. В 1870 году, в Берлине, получил степень доктора медицины. С 1871 года — ассистент известного немецкого клинициста Фридриха Теодора Фрерихса (18191885). С 1882 года — экстраординарный профессор Берлинского университета. С того же года он стал редактором «Берлинского клинического еженедельника» (нем. Berliner klinische Wochenschrift). С 1909 года — ординарный почётный профессор.

В 1888 году он становится главным врачом отделения внутренних болезней в берлинском госпитале Императрицы Августы. Один из пионеров гастроэнтерологии, Эвальд сделал госпиталь Императрицы Августы центром по болезням органов пищеварения.

Его именем назван «пробный завтрак Эвальда» (называемый также «пробным завтраком Боаса-Эвальда»), используемый при исследовании желудочного сока: 40 (или 200) г белого хлеба или булки и 400 см куб. воды или чая. Запрещены масло, сахар, молоко и сливки. Содержимое желудка откачивается для исследования через час после приёма завтрака (1885).

Немецкий гастроэнтеролог Исмар Исидор Боас был одним из наиболее известных учеников Эвальда. Ассистентом Эвальда в течение нескольких месяцев 1887 года работал будущий известный американский гастроэнтеролог, профессор Макс Эйнхорн.

Важнейшие труды

  • «Beiträge zur Histologie und Physiologie der Speicheldrüsen des Hundes» (Берлин, 1870)
  • «Die Lehre von der Verdanung. Einleitung in die Klinik der Verdauungkrankheiten» (ib., 1879; 3 изд., ib., 189 3)
  • «Handbuch oder Ernährung des gesunden und kranken Menschen» (2 изд., 1895)
  • «Die Krankheiten der Schildrüsen» (1896)

Источники

  • Эвальд, Карл-Антон // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  • Who Named it? [www.whonamedit.com/doctor.cfm/2657.html Biography: Carl Anton Ewald]
  • Geraghty E. M. [www.jstor.org/pss/3410411 Test Meals.] The American Journal of Nursing, Vol. 32, No. 3 (Mar., 1932), pp. 297–300.
  • Ногаллер А. [berkovich-zametki.com/Nomer11/Nogaller1.htm Исмар Боас (1858-1938) — основатель клинической гастроэнтерологии.] Заметки по еврейской истории. Интернет-журнал. № 11, 2002.


Напишите отзыв о статье "Эвальд, Карл Антон"

Отрывок, характеризующий Эвальд, Карл Антон

Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.