Эвальд, Эдуард Фёдорович

Эдуард Фёдорович Эвальд
Род деятельности:	Педагог
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Эдуард Фёдорович Эвальд (1833 — 24 марта 1892) — русский педагог, действительный статский советник.

Биография

Происходил из саксонского рода Эвальдов; его родители Фридрих (1785—1840) и Луиза Эвальд, выехали в Россию в начале 1820-х гг. В семье было пятеро сыновей: ещё старшие братья Фёдор (1813—1879), Константин (1816—?), Владимир (1823—1891) и Пётр (1826—1894).

Среднее образование получил в 3-й Петербургской гимназии, по окончании которой поступил в Главный Педагогический институт, который окончил в 1853 году, в июле того же года был назначен старшим учителем русского языка в Полоцком дворянском училище.

В сентября 1856 г., его перевели на должность учителя бухгалтерии и форм делопроизводства в Петербургское Введенское уездное училище.

В Петербурге Э. Эвальд вскоре приобрёл известность хорошего преподавателя и стал преподавать во многих учебных заведениях столицы. Так, с октября 1856 преподавал русский язык и словесность в аудиторском училище военного ведомства (позже Александровская военно-юридическая академия), с февраля 1857 по июль 1862 — в 5-й классической гимназии, с декабря 1858 по апрель 1859 — в Елизаветинском училище.

Затем преподавал в Николаевском училище гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, в Павловском институте, в Пажеском Его́ Импера́торского Вели́чества корпусе, в Императорской Академии художеств, в военно-юридической академии и других учебных заведениях.

Кроме того, с 1860 по 1868 год он преподавал русский язык императору Александру III, великим князьям Алексею, Сергею и Владимиру Александровичам, а также великой княжне Марии Александровне, за что в 1861, 1863, 1866, 1867 и 1868 гг. был пожалован ценными подарками из кабинета Его́ Импера́торского Вели́чества.

Помимо всех вышеуказанных занятий, Э. Эвальд с 1862 состоял ещё чиновником особых поручений при Главном Управлении военно-учебных заведений, а с октября того же года — членом особого комитета по преобразованию военно-учебных заведений.

В 1870 он был назначен инспектором Мариинской женской гимназии, а со следующего года состоял при IV отделении собственной Его́ Импера́торского Вели́чества канцелярии в распоряжении начальника Петербургских женских гимназий.

В 1877 году занял должность делопроизводителя канцелярии Военного министерства, а в 1878 был назначен членом главного тюремного комитета.

В начале 1880-х годов Э. Эвальд вышел в отставку и стал учителем-воспитателя детей П. Г. фон Дервиза, в семье которого постоянно жил за границей.

За свою многолетнюю педагогическую деятельность, кроме подарков из кабинета императора, был ещё пожалован тремя пенсиями и орденом святого Владимира 3-й степени, а также чином действительного статского советника.

В учебной литературе Э. Эвальд известен своими статьями по русской литературе.

Источник

• Эвальд, Эдуард Федорович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.

Отрывок, характеризующий Эвальд, Эдуард Фёдорович

– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.