Лоу, Эвандер

Эвандер МакАйвор Лоу
Дата рождения	7 августа 1836(1836-08-07)
Место рождения	Дарлингтон, Северная Каролина
Дата смерти	31 октября 1920(1920-10-31) (84 года)
Место смерти	Бэртоу, Флорида
Принадлежность	КША КША
Годы службы	1861–1865 (КША)
Звание	бригадный генерал (КША)
Сражения/войны	Гражданская война в США Первое сражение при Бул-Ране Семидневная битва Второе сражение при Бул-Ране Сражение при Энтитеме Осада Саффолка Битва при Геттисберге Битва при Чикамоге Сражение при Колд-Харбор Сражение при Бентонвилле

Эвандер МакАйвор Лоу (англ. Evander McIvor Law, 7 августа 1836 — 31 октября 1920) — американский публицист, учитель и генерал армии Конфедерации во время Гражданской войны в Америке.

Ранние годы

Лоу родился в Дарлингтоне, штат Северная Каролина. Его дед и два прадеда сражались в годы Американской революции под началом Френсиса Мариона. Он окончил Военную академию Северной Каролины в 1856 году и преподавал историю в Военной академии Кингс-Моунтен с 1858 по 1860 году. Затем переехал в Алабаму и основал Высшую Военную Школу в Тускеги.

Гражданская война

Сразу после отделения Алабамы от Союза Лоу поступил в алабамское ополчение в звании капитана. В апреле 1861 году он перевёлся в Армию Конфедерации, в 4-й Алабамский пехотный полк, который набирался из учеников его школы. 4-й Алабамский также известен как «Алабамские зуавы». В первом сражении при Булл-Ран он сражался в бригаде Бернарда Би и был ранен в руку. Лоу выжил, но его левая рука более не действовала. Он вернулся в полк. 28 октября 1861 он был повышен до полковника, а в мае 1862 получил соединение, впоследствии известное как «Алабамская бригада». Бригада была частью Северовирджинской Армии и подчинялась генералу Лонгстриту.

Лоу командовал алабамской бригадой во время Кампании на полуострове и в Семидневной битве. Единственный крупный успех той битвы, прорыв у Гейнс-Милл, был осуществлен силами двух бригад: техасской бригады Худа и бригады Лоу, которые смяли центр линии федеральных войск. Точно так же, в паре, они наступали в бою при Малверн-Хилл, но были отбиты. Во втором сражении при Булл-Ране генералу Лонгстриту удалось внезапным ударом сокрушить левый фланг армии федерального генерала Поупа. Этот удар проводится опять же, людьми Худа и Лоу. Несколько позже, в сражении на Энтитеме, бригада Лоу оказалась на самом кровавом участке поля боя — на кукурузном поле Миллера. В этом бою бригада понесла тяжелые потери, она потеряла 454 человека убитыми и ранеными. 3 октября 1862 года Лоу был повышен до бригадного генерала. Вслед за этим произошла Битва при Фредериксберге, в которой Лоу активно не участвовал.

В 1863 году Лоу вместе со всем корпусом Лонгстрита участвовал в осаде Саффолка, и поэтому не принимал участия в сражении при Чанселорсвилле. Тем не менее, к началу Геттисбергской кампании корпус вернулся в Северовирджинскую армию. На этот момент бригада Лоу насчитывала пять алабамских полков:

• 4-й алабамский, подп. Лоуренс Страггс
• 15-й алабамский, полк. Уильям Оатс
• 44-й алабамский, полк. Уильям Перри
• 47-й алабамский, подп. Майкл Балджер
• 48-й алабамский, полк. Джеймс Шеффилд

В битве при Геттисберге бригада Лоу участвовала в неудачной атаке на высоту Литтл-Раунд-Топ 2 июля 1863. Когда был ранен Джон Худ, Лоу принял на себя командование дивизией. Некоторые историки приписывают ответственность за неудачу той атаки именно действиям Лоу в качестве командира дивизии. Гарри Пфанц писал, что Лоу «контролировал дивизию недостаточно активно и уверенно». Например, приняв командование дивизией, он не назначил командира своей бригаде, которая в итоге не знала, куда именно наступать. Командиры бригад Худа так и не получили от него никаких указаний. Уже после провала атаки Лоу поручил полковнику Джеймсу Шеффилду командовать своей бригадой.

3 июля его части находились на самом крайнем фланге армии Конфедерации и отбивали самоубийственную кавалерийскую атаку дивизии Килпатрика. Много лет спустя Лоу опубликовал свою версию событий 2 июля, «Битва за Литтл-Раунд-Топ» в книге «Сражения и вожди Гражданской войны».

Тенесси

После Геттисберга корпус Лонгстрита был переведен на западный театр в Теннессийскую Армию Брэкстона Брэгга и участвовал в битве при Чикамоге. При Чикамоге Худ стал корпусным командиром при Лонгстрите, который возглавил «крыло» армии. Как старший бригадный командир Лоу снова стал командовать дивизией Худа. 20 сентября дивизия Худа под командованием Лоу прорвалась на позиции противника и захватила около 15-ти стволов федеральной артиллерии. В тот день Худ был вновь тяжело ранен и Лоу остался в роли командира дивизии. Несмотря на хорошую оценку Лонгстритом действий Лоу в предыдущих сражениях, между генералами начались некоторые трения. Причиной их стал Мика Дженкинс, фаворит Лонгстрита. Вышло так, что в разное время и в разных местах Лонгстрит обещал обоим (Лоу и Дженкинсу) должность командира дивизии Худа, если эта должность освободится. Лоу служил в этой дивизии с момента её формирования и успешно командовал ею при Геттисберге и Чикамоге. Дженкинс был новичком в дивизии и никогда не командовал ею, но он стал бригадным генералом раньше Лоу, поэтому когда бригада Дженкинса была придана дивизии Худа в сентябре 1863 вскоре после Чикамоги, Лоу был вынужден передать командование Дженкинсу. Дивизия Худа находилась в составе армии Брэгга во время осады Чаттануги. В конце октября 1863 была выведена из состава дивизии Худа и отправлена охранять Браунс-Ферри на реке Теннесси. Когда Лоу был в увольнении, посещая раненого Худа, Дженкинс наполовину ослабил оборону Броун-Фери, несмотря на донесения об активности противника и просьбы полковника Уильяма Оэйтса (командира 15-го алабамского полка) о подкреплениях.

24 октября 1863 федеральные отряды напали на Броунс-Ферри и разгромили его защитников. Чрез несколько дней федеральные силы — 11 и 12 корпуса Потомакской армии — появились на другом конце Долины Лукаут, в Ваухэтчи-Стейшн. Прибытие свежих федеральных корпусов и захват Броун-Ферри позволил Улиссу Гранту провести в Чаттанугу обоз с продовольствием.

1864—1865

6 мая 1864 года Лоу находился под арестом и пропустил сражение в Глуши, но его бригада утром участвовала в контратаке Лонгстрита на Оранж-Плэнк-Роуд. Так же бригада была задействована в сражении при Спотсильвейни, но Лоу принял командование только перед сражением при Колд-Харбор, где получил ранение, повредившее его левый глаз. Когда его бригада участвовала в обороне Питерсберга, Лоу был переведен в кавалерийский корпус Уэйда Хэмптона, расквартированный в Южной Каролине. Там его застал конец войны. Когда генерал-майор Мэтью Батлер был ранен в сражении при Бентонвилле, Лоу временно принял командование его дивизией.

Послевоенная деятельность

После войны Лоу работал учителем, переехал в Северную Каролину в 1881, затем во Флориду в 1893. До 1903 он был профессором Северофлоридского военного института. До 1915 работал редактором газеты «Курьер информант» в Бартоу. Он умер в Бартоу и похоронен на кладбище Оакхилл.

Ссылки

• [www.tarleton.edu/~KJones/lawsbrig.html История алабамской бригады]
• [antietam.aotw.org/exhibit.php?exhibit_id=100 Рапорт Лоу после сражения при Энтитеме]

Отрывок, характеризующий Лоу, Эвандер

– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.