Эванс, Эдит
| Эдит Эванс | |
| Edith Evans | |
 Фотография Эдит Эванс 1972 года | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
14 октября 1976 (88 лет) |
| Место смерти: |
Кент, Великобритания |
| Профессия: | |
| Карьера: |
1915—1976 |
Дама Эдит Мэри Эванс (англ. Dame Edith Mary Evans, 8 февраля 1888 — 14 октября 1976) — британская актриса, трёхкратная номинантка на премию «Оскар», а также обладательница премий «BAFTA» и «Золотой глобус».
Содержание
Биография
Эдит Эванс родилась в Лондоне 8 февраля 1888 года в семье государственного служащего Эдварда Эванса и его жены Каролин Эллен Фостер. Образование она получила в школе при церкви Св. Михаила в Лондоне, а затем, в 1903 году, отдана родителями на обучение модистке.
Но всё же дальнейшую свою жизнь Эдит Эванс решила связать с театром и в 1910 году она дебютировала в одном из лондонских театров в роли Виолет в шекспировской пьесе «Двенадцатая ночь». В дальнейшие годы карьера Эванс стала активной развиваться и со временем она стала одной из ведущих британских театральных актрис. Она играла в большом количестве постановок по пьесам Шекспира, Ибсена, Уичерли, Уайлда, Шоу и Кауарда. Наиболее знаменитыми её ролями стали кормилица в «Ромео и Джульете», а также Леди Брекнелл в пьесе «Как важно быть серьёзным».
В 1946 году Эдит Эванс была удостоена Орден Британской империи в качестве Дамы командора.
Её кинокарьера началась ещё в 1915 году, но после трёх фильмов она прекратила сниматься и не появлялась на большом экране до 1949 году. Одной из первых её ролей, после длительного перерыва стала старая графиня Раневская в экранизации «Пиковой дамы» в 1949 году. В последующие годы она снялась в таких фильмах, как «Том Джонс» (1963) и «Меловой сад» (1964), за роли в которых она два года подряд становилась номинанткой на премию «Оскар», как лучшая актриса второго плана. Наиболее известной её киноролью стала Мэгги Росс в фильме «Шептуны» (1967), за которую она была удостоена премий «BAFTA» и «Золотой глобус», а также была номинирована на «Оскар», за лучшую женскую роль.
В 1925 году актриса вышла замуж за Джорджа Бута, который умер в 1935 году. В дальнейшем она замуж не выходила и провела остаток дней одна. Эдит Эванс умерла 14 октября 1976 года в возрасте 88 лет в Кенте.
Избранная фильмография
- 1949 — Пиковая дама — старая графиня Раневская
- 1952 — Как важно быть серьёзным — леди Аугуста Брекнелл
- 1959 — Оглянись во гневе — миссис Таннер
- 1959 — История монахини — мать Эммануэл
- 1963 — Том Джонс — мисс Вестерн
- 1964 — Меловой сад — миссис Сент Могам
- 1965 — Юный Кэссиди — леди Грегори
- 1967 — Шептуны — Мэгги Росс
- 1969 — Безумная из Шайо — Джозефин
- 1970 — Скрудж — Призрак
- 1973 — Кукольный дом — Энн Мэри
- 1974 — Безумие — тётя Луиз
- 1976 — Туфелька и роза — овдовевшая королева
Награды
- «Золотой глобус» 1967 — «Лучшая актриса» («Шептуны»)
- BAFTA 1967 — «Лучшая актриса» («Шептуны»)
- Серебряный медведь за лучшую женскую роль 17-го Берлинского кинофестиваля («Шептуны»)
Напишите отзыв о статье "Эванс, Эдит"
Ссылки
Отрывок, характеризующий Эванс, Эдит
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.
В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
