Эверсман, Эдуард Александрович

Эдуард Александрович Эверсман
нем. Eduard Friedrich Eversmann
Дата рождения:	11 января 1794(1794-01-11)
Место рождения:	Верингаузен (близ Хагена)
Дата смерти:	14 апреля 1860(1860-04-14) (66 лет)
Место смерти:	Казань, Российская империя
Страна:	Российская империя
Научная сфера:	ботаника, зоология, орнитология, энтомология, медицина
Место работы:	Казанский университет
Альма-матер:	Казанский университет
Известные ученики:	Богданов, Модест Николаевич, Бутлеров, Александр Михайлович
Известен как:	исследователь природы Волго-Уральской области
Награды и премии:	Демидовская премия, орден святой Анны 2-й степени (1854), орден святого Владимира 3-й степени (1856), орден святого Станислава 2-й степени.

Систематик живой природы

Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Eversm.». [www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=Eversm.&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI [www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=+-1 Персональная страница] на сайте IPNI Исследователь, описавший ряд зоологических таксонов. Для указания авторства, названия этих таксонов сопровождают обозначением «Eversmann». Страница на Викивидах

Эдуард Александрович Эверсман (ориг. Эдуард Фридрих Эверсманн, Eduard Friedrich Eversmann; 11 января 1794 — 14 апреля 1860, Казань) — российский натуралист, ботаник, зоолог, энтомолог и лепидоптеролог, врач и путешественник. По национальности немец.

Биография

Родился 11 января 1794 года в деревне Верингаузен близ города Хаген в Вестфалии. Отец его был бергмейстер. Учился в Магдебургском, Берлинском и Дрезденском университетах. В 1811 году служил в горных заводах Гарца. В Галле 9 августа 1814 года защитил диссертацию «De affinitate chemica», получив учёную степень доктора философии и магистра свободных наук, а в 1816 году в Дерптском университете — доктора медицины и акушерства.

В 1816 году переехал из Германии на Южный Урал в Златоуст к своему отцу — основателю и директору Златоустовского оружейного завода. В Златоусте изучал персидский и татарский языки. В 1818 году поступил на службу врачом на Златоустовский оружейный завод. Однако вскоре он увлёкся зоологией, занялся изучением местной природы и поставил себе целью ознакомиться с Уральским краем и Средней Азией. В 1820 году по ходатайству оренбургского военного генерал-губернатора Эссена присоединился в качестве врача к русскому посольству, отправлявшемуся в Бухару, а также получил от правительства пособие для своих научных целей. Под видом татарского купца ходил при посольстве А. Ф. Негри в Бухару, с целью попасть в Индию, но это ему не удалось, и он возвратился в Оренбург. Коллекции, собранные им в этом путешествии, были отосланы в Берлинский университет, где животные были описаны М. Лихтенштейном. В Оренбурге занимался частной врачебной практикой. Женился на дочери генерала А. П. Мансурова и стал крупным оренбургским помещиком.

Позднее был выбран членом Московского общества естествоиспытателей, а в 1824 году членом Королевского общества естествоиспытателей в Берлине.

В 1825 году Эверсман в качестве врача принял участие в военной экспедиции под начальством полковника Ф. Ф. Берга, которой поручено было сделать ряд предварительных обследований местности в некоторых частях киргизской степи и окрестностях Каспийского моря.

В марте 1828 года он был назначен ординарным профессором зоологии и ботаники в Казанском университете. Позднее Эверсман ежегодно совершал поездки с учёной целью в Оренбургскую, Саратовскую, Астраханскую губернии для пополнения биологических коллекций университета. В 1830 году совершил путешествие по Кавказу. В 1834 году — поездку в Саратов и Астрахань.

В 1837 году по состоянию здоровья отбыл в отпуск за границу. В 1838 году был произведён в статские советники, в 1839 году удостоился Высочайшей благодарности за усердную службу. В 1844 году совершил научное путешествие в Германию, Францию и Италию.

В 1849 году удостоился Высочайшей благодарности императрицы. В 1851 году был произведён в действительные статские советники и оставлен при Казанском университете.

Летом 1857 года путешествовал в Италию, Германию, Швейцарию и Алжир.

Скончался в Казани 14 апреля 1860 года.

Зоологические коллекции

В результате путешествий Эверсман собрал богатые видами коллекции млекопитающих, птиц, насекомых, и дал подробное описание систематики, биологии, распространения различных видов животных, описал ряд новых видов.

Эверсман более 30 лет собирал зоологические коллекции, отдавая предпочтение коллекционированию насекомых, которых в его коллекции было 50 420 экземпляров 11 252 видов. В энтомологической коллекции преобладали жуки (3852 вида) и бабочки (2848 видов). После его смерти коллекция была приобретена Русским энтомологическим обществом и сейчас находится в Зоологическом музее РАН (Санкт-Петербург).

Коллекции Зоологического музея Казанского университета, закупленные и собранные при Эверсмане, датируются 1826—1859 годами, а добытые лично Эверсманом — 1841—1859 годами. Это один вид рыб, три вида амфибий, 20 видов птиц и два вида млекопитающих. Всего при Эверсмане собрание музея пополнилось на 18 видов амфибий и рептилий (в том числе слоновая и зелёная черепахи), 619 видов птиц (в том числе 12 видов аистообразных, 11 видов соколообразных, почти все виды колибри), а также 106 видов млекопитающих, из которых около 20 видов включены в Красную книгу Всемирного союза охраны природы, в том числе и квагга (только около десяти экземпляров её сохранились в музеях мира).

Из коллекций Эверсмана было описано несколько сот новых видов.

Научная деятельность

Эверсман одним из первых обследовал ряд регионов Российской империи от Казанской губернии до Арала, Прикаспия и Предкавказья. Первым предложил биологические меры борьбы с вредителями.

Эверсман поддерживал связи со специалистами и любителями как в пределах России, так и в Европе, в частности со своим учителем — профессором Г. Лихтенштейном из Берлинского музея, который опубликовал материалы поездки Эверсмана в Бухару, описав ряд видов из сборов 1823—1825 годов.

Эверсман был членом Германской академии естествоиспытателей «Леопольдина» в Берлине, обществ: естествоиспытателей в Афинах, Лотос в Праге, Московского испытателей природы, Русского географического, Зенкенбергского во Франкфурте-на-Майне, Штеттинского энтомологического, Любителей естествознания в Берлине, Санкт-Петербургской Академии наук, Академии общеполезных знаний в Эрфурте. В 1845 году он получил половинную Демидовскую премию за монографию о чешуекрылых.

Публикации

Всего Эверсману принадлежит 55 учёных сочинений и до 86 печатных работ общим объёмом 172—188 печатных листов. Главными трудами стали три тома «Естественной истории Оренбургского края», изданные в 1840, 1850 и 1866 годах. После зоологических работ Эверсмана животный мир Оренбургского края стал известен лучше, чем какого-либо другого района России. Кроме того, им был издан ряд работ по энтомологии средней России.

• Reise von Orenburg nach Buchara. — Берлин, 1823. — также Russian Missions into the interior of Asia, Лондон, 1823
• Lepidopterorum rariorum Rossiae observationes. — М., 1832. — совместно с Фишером
• Addenda ad celeberrimi Pallasii Zoographiam Rosso-Asiaticam, fasc. 1 // Учён. зап. Казанского ун-та. — 1835.
• Addenda ad celeberrimi Pallasii Zoographiam Rosso-Asiaticam, fasc. 2 // Учён. зап. Казанского ун-та. — 1841.
• Addenda ad celeberrimi Pallasii Zoographiam Rosso-Asiaticam, fasc. 3 // Учён. зап. Казанского ун-та. — 1842. — Вып. 3. — С. 3—19.
• Mittheilungen über einige Säugethiere Russlands. — М., 1840.
• Естественная история Оренбургского края, часть I. — Оренбург, 1840.
• Естественная история Оренбургского края, часть II, Млекопитающие. — Казань, 1850.
• Естественная история Оренбургского края, часть III, Птицы. — 1866. — посмертное издание, перевёл В. И. Даль
• Fauna entomologica. Tomus primus. Lepidoptera // Учён. зап. Казанского ун-та. — 1841. — Вып. 2. — С. I—XIV + 3—166.
• Fauna entomologica. Tomus primus. Lepidoptera, II // Учён. зап. Казанского ун-та. — 1842. — Вып. 1.
• Fauna lepidopterologica Volga Uraliensis. — Казань, 1844. — продолжение, М., 1858.
• Fauna hymenopterologica Volgo-Uralensis // Bull. de Moscou. — 1847—1856.
• Les Noctuélites de la Russie // Bull. de Moscou. — 1855, 1856, 1857, 1859.
• Orthoptera Volgo-Uralensis // Bull. de Moscou. — 1859. — Т. XXXIII, № 1.

Названы в честь Эверсмана

В честь Эверсмана было названо несколько видов животных и растений:

Животные

• Хомячок Эверсмана (Allocricetulus eversmanni) (Brandt, 1859)
• Степной хорёк (Mustela eversmanii Lesson, 1827)
• Песчанка Эверсмана (Meriones erythrourus eversmanni)
• Аполлон Эверсмана (Parnassius eversmanni)
• Бабочка Kirinia eversmanni (Eversmann, 1847) (= Lasiommata eversmanni; =Esperarge eversmanni).
• Жук Trox eversmanni
• Бурый голубь (Columba eversmanni Bonaparte) (1856)
• Суслик Эверсмана (Citellus undulatus)
• Эверсманнии (Eversmannia) — род бабочек семейства ураний, в том числе Эверсманния украшенная.
• Гребнепалый геккон (Crossobamon eversmanni Wiegmann) (1834)
• Одиночная пчела Andrena eversmanni (Radoszkowski, 1867)
• муха Aristothereva eversmanni (Zaitzev, 1971)
• Жук Callisthenes eversmanni (Chaudoir, 1850)
• Голубянка Эверсмана (Lycaena eversmanni) Lang, 1884

Растения

• Лапчатка Эверсмана (Potentilla eversmanniana)
• растение Tetradiclis eversmanni Bunge, nom. inval. (= Tetradiclis tenella)

В 1838 году Александр Андреевич Бунге назвал в честь Эверсмана род растений Эверсманния (Eversmannia Bunge) семейства Бобовые (Leguminosae), ныне включающий в себя, по разным данным, от одного до четырёх видов.

Ссылки

• Эверсман // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.  (Проверено 9 декабря 2009)
• [kraeved.opck.org/lichnosti/issledovateli_orenburjya/eversmann.php Эверсман Эдуард Александрович (1794—1860)]
• [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=139097 Эверсман Эдуард Александрович. Биография]
• Эверсманн Эдуард Александрович — статья из Большой советской энциклопедии.
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-52877.ln-ru Профиль Эдуарда Александровича Эверсмана] на официальном сайте РАН

Литература

• Гептнер В. Г. Э. А. Эверсманн. 1794-1860. — МОИП. — М.: МОИП, 1940. — 80 с. — 1000 экз.
• Есаков В. Учёный и путешественник // Вокруг света : журнал. — 1979. — № 1. — С. 20—21.
• Смородкин С. Посох Эверсманна // Вокруг света : журнал. — 1979. — № 1. — С. 18—21.

Отрывок, характеризующий Эверсман, Эдуард Александрович

Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.