Эвианская конференция

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Эвианская конференция — международная конференция с участием представителей 32 стран, на которой решались вопросы помощи еврейским беженцам от режима Гитлера в Германии, Австрии и Чехословакии. Конференция была созвана после аншлюса Австрии в марте 1938 года по инициативе президента Соединённых Штатов Америки Ф. Д. Рузвельта и получила название по городу Эвиан-ле-Бен (Франция), где она проходила с 5 по 16 июля 1938 года[1].





Ход конференции

Подавляющее большинство стран-участниц конференции заявили, что они уже сделали всё возможное для облегчения участи около 150 тысяч беженцев из Германии, Австрии и Чехословакии. Представитель США заявил, что по въездной квоте 1938 года для беженцев из Германии и Австрии США приняли 27 370 человек и исчерпали свои возможности. Аналогичную позицию заняли Франция и Бельгия. Канада и страны Латинской Америки мотивировали свой отказ в приёме беженцев большой безработицей и экономическим кризисом. Нидерланды предложили помощь по транзиту беженцев в другие страны. Великобритания предложила для размещения беженцев свои колонии в Восточной Африке. Великобритания отказалась пересмотреть квоту на въезд евреев в Палестину, которая была установлена в 75 тысяч человек в течение 5-летнего периода[2]. Австралия отказалась впустить большое число беженцев, опасаясь возникновения внутриполитических межнациональных конфликтов, но согласилась принять в течение трёх лет 15 тысяч человек. Из 32 государств только Доминиканская Республика согласилась принять большое число беженцев и выделить необходимые земельные участки. По решению конференции был создан межправительственный Комитет по делам беженцев[3].

Участники конференции

США, Великобритания, Франция, Бельгия, Нидерланды, страны Латинской Америки, Австралия и Новая Зеландия, а также генеральный комиссар Лиги Наций по делам беженцев.

Деятельность Комитета по делам беженцев

Комитет начал переговоры с нацистской Германией о том, чтобы эмиграция из Германии была упорядочена и беженцам было разрешено вывозить хотя бы часть принадлежавшей им собственности. Однако эти переговоры результатов не дали. Комитет добился от правительства США максимально использовать существовавшую иммиграционную квоту в интересах беженцев из Германии, Австрии и Чехословакии. Также было заключено международное соглашение о транзите, позволившее беженцам пересекать государственные границы без паспортов.

См. также

Напишите отзыв о статье "Эвианская конференция"

Примечания

  1. [www.eleven.co.il/?mode=article&id=14977 Эвианская конференция]
  2. Марк Радуцкий. [www.sedmoykanal.org/article.php3?id=233771 Новые левые и старая Катастрофа]
  3. [hedir.openu.ac.il/kurs/katastr/evian1.htm Заключение Межправительственной конференции, состоявшейся в Эвиане с 6 по 13 июля 1938 года]

Ссылки

  • [www-r.openu.ac.il/kurs/katastr/evian.htm Меморандум Еврейского агентства]
  • [gdc.gale.com/archivesunbound/archives-unbound-intergovernmental-committee-on-refugees-the-wests-response-to-jewish-emigration/ Intergovernmental Committee on Refugees: The West’s Response to Jewish Emigration] (англ.). gdc.gale.com. Проверено 1 сентября 2015.
]

Отрывок, характеризующий Эвианская конференция

Она слышала, или ей показалось, что были упомянуты имена Курагина и Болконского. Впрочем, ей всегда это казалось. Ей всегда казалось, что все, глядя на нее, только и думают о том, что с ней случилось. Страдая и замирая в душе, как всегда в толпе, Наташа шла в своем лиловом шелковом с черными кружевами платье так, как умеют ходить женщины, – тем спокойнее и величавее, чем больнее и стыднее у ней было на душе. Она знала и не ошибалась, что она хороша, но это теперь не радовало ее, как прежде. Напротив, это мучило ее больше всего в последнее время и в особенности в этот яркий, жаркий летний день в городе. «Еще воскресенье, еще неделя, – говорила она себе, вспоминая, как она была тут в то воскресенье, – и все та же жизнь без жизни, и все те же условия, в которых так легко бывало жить прежде. Хороша, молода, и я знаю, что теперь добра, прежде я была дурная, а теперь я добра, я знаю, – думала она, – а так даром, ни для кого, проходят лучшие годы». Она стала подле матери и перекинулась с близко стоявшими знакомыми. Наташа по привычке рассмотрела туалеты дам, осудила tenue [манеру держаться] и неприличный способ креститься рукой на малом пространстве одной близко стоявшей дамы, опять с досадой подумала о том, что про нее судят, что и она судит, и вдруг, услыхав звуки службы, ужаснулась своей мерзости, ужаснулась тому, что прежняя чистота опять потеряна ею.
Благообразный, тихий старичок служил с той кроткой торжественностью, которая так величаво, успокоительно действует на души молящихся. Царские двери затворились, медленно задернулась завеса; таинственный тихий голос произнес что то оттуда. Непонятные для нее самой слезы стояли в груди Наташи, и радостное и томительное чувство волновало ее.
«Научи меня, что мне делать, как мне исправиться навсегда, навсегда, как мне быть с моей жизнью… – думала она.
Дьякон вышел на амвон, выправил, широко отставив большой палец, длинные волосы из под стихаря и, положив на груди крест, громко и торжественно стал читать слова молитвы:
– «Миром господу помолимся».
«Миром, – все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью – будем молиться», – думала Наташа.
– О свышнем мире и о спасении душ наших!
«О мире ангелов и душ всех бестелесных существ, которые живут над нами», – молилась Наташа.
Когда молились за воинство, она вспомнила брата и Денисова. Когда молились за плавающих и путешествующих, она вспомнила князя Андрея и молилась за него, и молилась за то, чтобы бог простил ей то зло, которое она ему сделала. Когда молились за любящих нас, она молилась о своих домашних, об отце, матери, Соне, в первый раз теперь понимая всю свою вину перед ними и чувствуя всю силу своей любви к ним. Когда молились о ненавидящих нас, она придумала себе врагов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них. Она причисляла к врагам кредиторов и всех тех, которые имели дело с ее отцом, и всякий раз, при мысли о врагах и ненавидящих, она вспоминала Анатоля, сделавшего ей столько зла, и хотя он не был ненавидящий, она радостно молилась за него как за врага. Только на молитве она чувствовала себя в силах ясно и спокойно вспоминать и о князе Андрее, и об Анатоле, как об людях, к которым чувства ее уничтожались в сравнении с ее чувством страха и благоговения к богу. Когда молились за царскую фамилию и за Синод, она особенно низко кланялась и крестилась, говоря себе, что, ежели она не понимает, она не может сомневаться и все таки любит правительствующий Синод и молится за него.