Эгейский вопрос

Территориальные воды и воздушное пространство:

Эгейский вопрос — комплекс взаимосвязанных спорных вопросов между Грецией и Турцией относительно суверенитета и смежных прав в акватории Эгейского моря и воздушного пространства над ним. Многочисленные конфликты, возникающие из-за нерешенности спорных вопросов 1970-х годов, в значительной мере повлияли на греко-турецкие отношения. Дважды — в 1987 году и в начале 1996 года — эгейский спор приводил к кризисным ситуациям, близким к вспышке военных действий между двумя государствами.

Основные спорные вопросы

Весь спектр спорных вопросов, касающихся Эгейского региона, можно разделить на несколько категорий:

• делимитация территориальных вод; обе стороны в настоящее время определяют их ширину как 6 морских миль (11 км). Греция претендует на право продлить её до 12 морских миль на основе международного права. Турция, которая уже расширила свои территориальные воды до 12 миль, отрицает это право, и угрожает Греции войной в случае односторонней попытки расширить полосу;
• делимитация национального воздушного пространства — Греция утверждает, что в настоящее время контролирует 10 миль, а Турция только 6 миль;
• делимитация исключительных экономических зон и зон экономической эксплуатации континентального шельфа;
• делимитация районов полетной информации (FIR) — право Греции осуществлять военные учения в воздухе в рамках международной части Эгейского моря, чему препятствуют противоречивые толкования правил районов полетной информации (FIR), установленных ИКАО;
• споры с уже демилитаризованным статусом, присвоенным некоторым из греческих островов в Эгейском море;
• претензии Турции относительно так называемых «серых зон» неопределенного суверенитета над многочисленными незаселенными малыми островами, в первую очередь, статус острова Имиа/Кардак.

В 1998 обе страны были близки к преодолению напряженности через осуществление ряда дипломатических мероприятий. Следующим шагом, в частности, были действия Греции, направленные на облегчение вступления Турции в Европейский Союз. Однако и в 2010 году вопрос по-прежнему остаётся нерешенным.

Морские и воздушные зоны влияния

Целая группа вопросов Эгейского спора касаются делимитации морских и воздушных зон влияния вокруг территорий обеих стран. Эти вопросы связаны с географическими и историческими особенностями собственно Эгейского моря и расположения стран в его бассейне. Хотя длина материковой береговой линии Греции и Турции, омываемых водами Эгейского моря примерно равная, все Эгейские острова, кроме Имброса и Тенедоса, принадлежат Греции. Вместе с тем ряд крупных островов (Лесбос, Хиос, Самос и острова архипелага Додеканес), принадлежащих Греции, расположены в непосредственной близости от материковых границ Турции. Это не позволяет Турции расширить ни морские, ни воздушные зоны влияния, поскольку они рассчитываются от ближайшей точки территории государства, также претендующего на это пространство. Любое возможное расширение этих зон обязательно в пропорциональном отношении принесёт больше выгоды Греции, чем Турции.

Согласно распространенному мнению, Турция обеспокоена тем, что Греция, возможно, пытается расширить свои зоны влияния в такой степени, чтобы превратить Эгейское море фактически в «Греческое озеро». Кроме того, Греция обеспокоена тем, что Турция может попытаться «занять половину Эгейского моря», то есть установить турецкую зону влияния до середины Эгейского моря, за пределами линии островов Лесбос, Хиос, Самос и островов Додеканес, превратив их таким образом в эксклавы, окруженные турецкими водами и, таким образом, отрезанные от основной части Греции.

Территориальные воды

Территориальные воды дают прибрежному государству полный контроль аэронавигации в воздушном пространстве и частичный контроль над судоходством, хотя иностранным кораблям (и гражданским, и военным), как правило, гарантируется мирный проход через них. Стандартная ширина территориальных вод, на которую претендуют страны, неуклонно росла на протяжении 20-го века: от 3 морских миль (5,6 км) в начале века — до 6 морских миль (11 км) и сейчас 12 морских миль (22 км). Текущее значение закреплено в договорном праве согласно Конвенции ООН по морскому праву от 1982 года (статья 3). В Эгейском море обе страны провозгласили территориальными водами полосу в 6 морских миль. Возможность расширения её до 12 миль вызвала озабоченность турецкой стороны по поводу возможного непропорционального увеличения пространства, контролируемого Грецией. Турция отказалась стать членом Конвенции и не считает себя связанным ею. Турция считает конвенцию res inter alios acta, то есть такой, которая бы должна была быть подписана между двумя сторонами спора. Кроме того, Греция присоединилась к Конвенции, заявив, что оставляет за собой право применять это правило и расширить свои территориальные воды до 12 миль в какой-то момент в будущем, хотя никогда не пыталась этого сделать. Греция считает, что 12-мильное расширение касается не только договорного права, но и обычного права, поскольку существует широкий консенсус в международном сообществе. Исходя из этого, Турция утверждает, что географические особенности Эгейского моря делают строгое использование 12-мильного правила незаконным по соображениям справедливости.

Напряженность по поводу ширины полосы территориальных вод значительно возросла между странами в начале 1990-х годов, когда Конвенция ООН по морскому праву должна была вступить в силу. 9 июня 1995 года парламент Турции официально заявил, что односторонние действия со стороны Греции станут поводом для войны. Это заявление было осуждено Грецией как нарушение Устава ООН, который запрещает «угрозы силой или её применения против территориальной неприкосновенности или политической независимости любого государства».

Национальное воздушное пространство

Национальное воздушное пространство, как правило, определяется как воздушное пространство над сухопутной частью территории государства и прилегающими территориальными водами. Национальное воздушное пространство дает суверенному государству значительную степень контроля над внешним воздушным движением. Хотя гражданская авиация, как правило, допускается в национальное воздушное пространство по международным договорам, иностранные военные и другие типы иностранных государственных воздушных судов не имеют права свободного движения через национальное воздушное пространство другого государства. Делимитация национального воздушного пространства для Греции проведена в порядке исключения, поскольку его границы не совпадают с границей территориальных вод. Греция имеет 10 морских миль (19 км) воздушного пространства, в отличие от ныне закрепленных 6 миль территориальных вод. С 1974 года Турция отказалась признать внешние 4 мили воздушного пространства за Грецией, ссылаясь на Устав Международной организации гражданской авиации (ИКАО) от 1948 года. Он содержит обязательные определения, из которых следует, что обе зоны должны совпадать по размеру. В ответ Греция утверждает, что:

• греческая зона в 10 морских миль (19 км) была официально зафиксирована 1931 году, до принятия Устава ИКАО, она была признана всеми соседями Греции, включая и Турцию, в 1948 году;
• греческая зона в 10 морских миль также может интерпретироваться только как частичное, избирательное применение значительно более широких прав, гарантированных морским правом, а именно как часть 12-мильной зоны, равной как для воздушного пространства, так и для территориальных вод;
• ныне же греческие территориальные воды устанавливаются шириной 6-миль только через casus belli Турции.

Конфликт из-за полетов турецких военных воздушных судов в национальном пространстве Греции привел к практике непрерывных тактических военных провокаций: турецкая сторона считает себя вправе осуществлять полеты во внешней 4-мильной полосе, в то время как греческие военные самолеты вынуждены перехватывать их. Эти «встречи» греческих и турецких самолетов приводят к опасным маневрам, которые уже неоднократно заканчивались человеческими жертвами с обеих сторон. В частности греческий летчик Николаос Сиалмас разбился вблизи острова Айос-Эфстратиос, перехватывая турецкий самолет F-16; турецкий пилот Неил Эрдоган погиб, сбитый греческим самолетом Мираж-2000 в 1996 году, и Костас Иликиас, разбившийся после столкновения с турецким F-16 в районе острова Карпатос.

Литература

• Козик К. А. [cyberleninka.ru/article/n/turetsko-grecheskie-otnosheniya-v-1970-1980-e-gg-egeyskaya-problema Турецко-греческие отношения в 1970—1980-е гг.: Эгейская проблема] // Научные проблемы гуманитарных исследований. — 2011. — №. 3.
• Козик К. А. [cyberleninka.ru/article/n/turetsko-grecheskie-otnosheniya-v-1990-e-gg Турецко-греческие отношения в 1990-е гг.] // Теория и практика общественного развития. — 2012. — №. 1.
• Шмаров В. А. Эгейский конфликт // Журнал «Вопросы истории». — 1979. — №. 11.
• Территориальный вопрос в Афро-Азиатском мире: [коллективная монография] / [Аватков В. А. и др.] ; Московский гос. ин-т междунар. отношений (Университет) МИД России; под ред. Д. В. Стрельцова. — Москва : Аспект Пресс, 2013. — 317 с. — ISBN 978-5-7567-0705-2

Ссылки

• [web.archive.org/web/20070305200307/www.mfa.gr/www.mfa.gr/en-US/Policy/Geographic+Regions/South-Eastern+Europe/Turkey/Turkish+claims/ Turkish claims], [web.archive.org/web/20060716171614/www.mfa.gr/www.mfa.gr/en-US/Policy/Geographic+Regions/South-Eastern+Europe/Turkey/Differences/Continental+Shelf/ Continental Shelf], Министерство иностранных дел Греции (англ.)
• [www.mfa.gov.tr/background-note-on-aegean-dispute.en.mfa Background Note on Aegean Dispute], Министерство иностранных дел Турции  (англ.)

Отрывок, характеризующий Эгейский вопрос

– Да, вот с таким человеком поговорить приятно, не то, что у нас, в провинции, – говорил он.
В Орле жило несколько пленных французских офицеров, и доктор привел одного из них, молодого итальянского офицера.
Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
– Да, да, это правда, – сказал Пьер, весело улыбаясь. – Да, да, мне ничего этого не нужно. Я от разоренья стал гораздо богаче.
Но в январе приехал Савельич из Москвы, рассказал про положение Москвы, про смету, которую ему сделал архитектор для возобновления дома и подмосковной, говоря про это, как про дело решенное. В это же время Пьер получил письмо от князя Василия и других знакомых из Петербурга. В письмах говорилось о долгах жены. И Пьер решил, что столь понравившийся ему план управляющего был неверен и что ему надо ехать в Петербург покончить дела жены и строиться в Москве. Зачем было это надо, он не знал; но он знал несомненно, что это надо. Доходы его вследствие этого решения уменьшались на три четверти. Но это было надо; он это чувствовал.
Вилларский ехал в Москву, и они условились ехать вместе.
Пьер испытывал во все время своего выздоровления в Орле чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни новых лиц, чувство это еще более усилилось. Он все время путешествия испытывал радость школьника на вакации. Все лица: ямщик, смотритель, мужики на дороге или в деревне – все имели для него новый смысл. Присутствие и замечания Вилларского, постоянно жаловавшегося на бедность, отсталость от Европы, невежество России, только возвышали радость Пьера. Там, где Вилларский видел мертвенность, Пьер видел необычайную могучую силу жизненности, ту силу, которая в снегу, на этом пространстве, поддерживала жизнь этого целого, особенного и единого народа. Он не противоречил Вилларскому и, как будто соглашаясь с ним (так как притворное согласие было кратчайшее средство обойти рассуждения, из которых ничего не могло выйти), радостно улыбался, слушая его.


Так же, как трудно объяснить, для чего, куда спешат муравьи из раскиданной кочки, одни прочь из кочки, таща соринки, яйца и мертвые тела, другие назад в кочку – для чего они сталкиваются, догоняют друг друга, дерутся, – так же трудно было бы объяснить причины, заставлявшие русских людей после выхода французов толпиться в том месте, которое прежде называлось Москвою. Но так же, как, глядя на рассыпанных вокруг разоренной кочки муравьев, несмотря на полное уничтожение кочки, видно по цепкости, энергии, по бесчисленности копышущихся насекомых, что разорено все, кроме чего то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки, – так же и Москва, в октябре месяце, несмотря на то, что не было ни начальства, ни церквей, ни святынь, ни богатств, ни домов, была та же Москва, какою она была в августе. Все было разрушено, кроме чего то невещественного, но могущественного и неразрушимого.
Побуждения людей, стремящихся со всех сторон в Москву после ее очищения от врага, были самые разнообразные, личные, и в первое время большей частью – дикие, животные. Одно только побуждение было общее всем – это стремление туда, в то место, которое прежде называлось Москвой, для приложения там своей деятельности.
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.
Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.